- Вы переиначили эпиграмму. Вот как ее перевели на русский язык: «Некто, схватив нагую Марину, в море, в соленой воде с нею сошелся, как муж. Не порицай, похвал достоин любовник, который помнит, что в море она была рождена», - продекламировала Милена Леонардовна и легла под пальмой, где песок был не столь горяч, как на открытом солнце.
- Милена Лонардовна, мне не дают покоя ваш слова.
- Уж не те ли, что есть в эпиграмме? – спросила меня полунагая Милена и с интересом посмотрела на меня.
- Нет, это не ваши слова, и вы их сказали не с умыслом, а для красоты слога, которой не оказалось в моем выражении. Вот ваши слова: «К сожалению, вы так устроены». Кого вы имели в виду: всех людей или только меня.
- Вот пристали. Я ничего не помню, - нехотя ответила она и сравняла своей мягкой ладонью насыпанную кучу песка. - Вы, Николай Александрович, все торопитесь. Отдыхайте и ни о чем не думайте. Я вам приказываю! Когда еще попадете на тропический курорт за смешную цену, почти даром! Все завтра! – пообещала Милена Леонардовна и встала.
Я тоже стал вставать, но она своевременно предупредила меня жестом, чтобы я не провожал ее.
- Так надо, - только сказала она и скрылась за пальмой.
Глава десятая. Прощание
Как и обещала Милена Леонардовна, на следующий день состоялась наша беседа в ее номере. Он ничем не отличался от моего. Окна были с видом на безбрежный океан.
- Извините меня, Николай Александрович, с сваи было очень интересно ознакомиться, но мне надо торопиться.
- Между тем, вчера вы сами советовали мне не торопиться и наслаждаться отдыхом.
- Да-да. Однако, к сожалению, окно контакта сегодня закрывается. И если я не потороплюсь, то останусь здесь навсегда.
- Я так и знал, давно уже догадывался, - вскричал я от счастья.
- Догадаться не трудно, недаром я подсказывала, проговаривалась, оговаривалась и оставляла ключи для догадки. Так что не обольщайтесь на свой счет, что вы такой умный.
- Я знаю свое человеческое место.
- Вот именно человеческое.
- Этого недостаточно?
- Недостаточно для чего? Если для контакта между космическими цивилизациями, то, разумеется. Вы не просто находитесь только в начале пути разумения, но уже свернули с него. За исключением таких людей, как вы, а вас, как вы говорите, «можно по пальцам посчитать», нам говорить просто не о чем. Вы настолько дикие, животнообразные, что какой смысл нам вступать с вами в диалог? Это общение можно уподобить тому, как если бы вы общались с крокодилами. Какой смысл? Никакого, кроме их разведения. Но нам такие не нужны. Как исключение, можно пообщаться лично, но не с сумасшедшими уфологами, которые потом будут смешить публику своими глупыми откровениями, а с мыслящими людьми. Но среди вас таких раз два и обчелся.
- Но как же смысл есть в познании друг друга, в том, чтобы поделиться знаниями с незнающими.
- Чтобы они с помощью этого знания укокошили самих же знающих и заодно себя? Глупо. Вы достигли пика своего развития и уже перевали через него и стали спускаться вниз, деградировать. Мы опоздали с контактом. Единственно, что мы можем сделать, точнее, не мы, но кто нас послал, так это подождать до вашей, а не до чьей-то еще смерти.
- Вы имеете в виду голоса?
- Так они являются вам, как голоса? Занятно. Но это их дело?
- Кого «их»?
- Как будто сами не знаете. Разумеется, идеальных существ мысли или духов, ка у вас принято неточно говорить.
- И что мне ждать до самой смерти?
- Ждите. Могу утешить – она не за горами.
- Спасибо, утешили.
- Всегда, пожалуйста. Только помните, что в идеальное царство вы попадете не сразу. Придется побыть в мире, вроде моего, - в мире вполне разумных существ, не чета вашему миру. Но и туда опадут не все, а такие, как вы и только если в момент смерти будете находиться не просто в сознании, а в самосознании. Самосознание – это не просто сознание сознания, а это само сознание, то есть, сознание Я. Сознание есть Я и Я есть сознание. Речь идет не о вашем сознании, а о вас, как о сознании и ни о чем более. За вас никто не сможет это сделать. Так вы умрете для этого мира. Все прочие люди, включая верующих, останутся в нем после смерти в качестве вещей. Те, кто веруют, что попадут на небо, в мир духов, попадут только пальцем в небо. Зачем там такие, как вы? Даже спрашивать об этом глупо. Вера в небо нужна вам для того, чтобы спокойно жить на земле.
- Как же вы? Откуда вы и как вас звать?
- Я не дух, я только посланница духов. Откуда я, слов не хватит описать, а с числами вы не дружите. Мое настоящее имя трудно передать вашими словами, - только язык сломаешь. Поэтому для вас я останусь Миленой Леонардовной.
- Я не могу вас так просто отпустить.
- И не отпускайте. Помните меня. Это поможет вам пережить собственную смерть. За ее порогом мы встретимся снова. Прощайте, - сказала она и исчезла, как будто ее никогда и не было в этом номере. Печально опустив голову, я пошел в свой номер. Я ничего не понимал, кроме того, что случилось самое важное событие в моей жизни.
Глава одиннадцатая. Конец отпуска
Так что это было? Событие контакта? Я общался с инопланетянкой? Это необычный случай так естественно был вплетен в канву обычных событий, что я оказался совершенно не готов к общению с ней. Я ругал себя последними словами, что даже не прикоснулся к ней. Я думал о ней и общался с ней. И это все? Как мало! Жалко. Но кто знал! Я должен был знать и что-то сделать. Но я только думал и говорил.
Значит, думать в жизни мало. Это необходимо, но недостаточно для ого, чтобы оказаться в разумном мире. Следует еще мыслить в смерти. Смерть моментальная. Она вот есть и ее уже нет. Что же есть? Другая жизнь. Чтобы та жизнь была разумная, следует мыслить в смерти, потому что момент мысли и есть момент смерти. Мысль не только жизнь, но и смерть. Бахтин думал, что сознание не ведает смерти. Оно ведает смерть, если является самосознанием. В мыслящем человеке смерть сознает себя. Она становится мыслящей, и человек оживает, но уже в другом, ином мире.
Снова и снова я перебирал в сознании слова Милены Леонардовны о харизматических людях и переводил на свой язык. Я думал о том, что каждый человек интересен как индивидуальность, но только человек как личность способен (талантлив) сделать эту индивидуальность, свою неповторимую уникальность особенной. Личность – это не сам человек как данность, а его образ, лицо, в котором можно увидеть все, всеобщее, универсальное, но на его стиль, манер. Личность – это человек не «что», а «как». Это «как» или метод, способ, которым он в качестве «кто» существует, есть его экзистенция. Только в личностном смысле человек имеет экзистенцию. Во всяком случае, она проявляется лично. Есть сущность человека. Это его всеобщее. Есть он сам как. Явление, данность; она индивидуальна. Но есть или может быть еще его особенность. Если сущность человека является. То проявляется она лично. И тогда человек выражает в своем индивидуальном лице не себя, но всех, но особенным образом.
Вечна сущность человека. Смертна его индивидуальность. В культе сущность представляется индивидуальным видом, так что культистам или верующим кажется, что это им обещается вечность, когда речь идет только о сущности. Что это означает реально, а не выдается за таковое? То, что человек умирает, а люди живут дальше, являя собой живучесть человеческой сущности, которая представляется вечной.
Но меня интересует не вечная сущность человека, а он сам лично. Вечен ли он особенным образом. Да, но эта особенность не материальная, а идеальная. Я пишу здесь не о символической ценности, о том, что человека помнят, потому что он имеет историческое значение, если вошел в историю как личность, но о понимании, которое зависит лично от человека как индивидуальности. Но эта личная идеальность отличается от идеальности всеобщего. Это идеальность не понятия, а смысла, концепта. Если понятие материализуется в научном термине, то концепт в художественном слове. Есть еще символ. Он имеет отношение к мифу. Я не пишу здесь сказку, а тку смысл. Это смысл Я, которое не материально, но идеально в смысле, а не в понятии. В понятии оно находит не смысл, а значение.
Теперь как быть с голосами. Нормальные люди иногда слышат голоса в своей голове. То им кажется, что их кто-то зовет. Причем зовет знакомый человек, может быть, близкий. То они слышат обрывки своих или чужих разговоров. Это бывает, но не от спутанности сознания, а, наверное, от присутствия бессознательного. Ты находишься в сознании, но это не отменяет факт наличия бессознательного, в которое погружено твое сознание. Здесь работает матрешечный принцип. Не то что он есть на самом деле, но так нам легче объяснить то, что есть на деле, нагляднее представить положение дела. Так вот, ты находишься в своем сознании, оно находится в твоем бессознательно. Эти окрестности сознания, прилегающие к нему, мы и называем, с легкой руки, Фрейда, бессознательным. Это сфера наших неосознанных желаний, возможностей и, разумеется, памятных следов прежних впечатлений, вытесненных новыми жизненными ощущениями. Они крутятся вокруг своей оси, которой является само сознание.
Сознание находится в центре. Его окружает бессознательное. Сознание актуализирует то, что потенцирует бессознательное. Если сознание можно обозначить символом Я, то бессознательное соответственно можно означить символом не-Я. Причем не-Я не только хранит уже случившееся в сознании, но и предвосхищает, антиципирует не случившееся. На этом предвосхищении того, что еще не прошло, но еще и не есть в актуальном виде, основано общение с тем, точнее открытость воздействию иному сознанию, другому Я, которое может находиться не только на одном уровне с твоим сознанием, но и превосходить его, быть на более высоком уровне и так далее до предела возможного превосхождения. Этот предел и можно назвать уже «сверхсознательным».
Голоса я слышал оттуда. Голоса, не глас божий, потому что они были неопределенные. Может быть это был один голос, который наслаивался сам на себя, ибо звучал из вечности как наложения всех времен, проходя, спускаясь эхом по всем ступеням, уровням, этажам сознания. Для него мы являемся его бессознательным. Знает ли он нас? В отличие от нас, он знает нас, ибо мы его, а не он наш. В этом сказывается его трансцендентность нам, и наша имманентность ему. Мы находимся между им и миром. Это положение «между» в качестве прослойки, промежности мы принимаем за центр, что вокруг нас все вертится, вокруг нашего Я.
Сколько их – один или множество – не столь важно, как то, что они есть дух духов или идея идей. Это и есть мир или сфера идей идеальный мир. «Есть ли он»? – спросит с сомнением завзятый материалист. Можно сказать, что он есть сознании, если не говорить, то сознание есть в нем. «Зачем он есть»? – спрошу теперь я. Затем, чтобы было ради чего жить в реальности, которая вряд ли может устроить любого из-за своей частичной доступности для него в чувствах и