- Я все равно до конца не понимаю вас. Объясните, пожалуйста.
- Вот если бы ты был гением…
- Это запрещенный прием.
- Но как объяснить тебе то, что превосходит возможности отпущенной тебе доли, меры разума? Ну, как тупому объяснить, что он тупой?
- Ничего себе, я не только сумасшедший, дурак, но еще и кретин, идиот, умственно неполноценный, тупой!
- Это только сравнение.
И как после таких оскорблений может быть контакт с нашими «братьями по разуму»?
- Это твоя проблема, не наша. Наверное, мы ошиблись в тебе.
- Ладно. Вышло недоразумение. Забудьте.
- Мы ничего не забываем. Будьте впредь осмотрительны. Мы вам не ровня. Это понимать надо и знать свое место.
- Тогда чем вы отличаетесь от наших господ, важных персон? Кстати, о них шла речь у нас на секции. Разве не важно равенство ради достижения взаимного понимания?
- Оно важно, как и важно признание неравенства в понимании, которое есть не чья-то прихоть, но объективная реальность. Не бывает полного взаимопонимания между контактерами, находящимся на разном уровне в понимании.
- Но оно позарез нужно нам, точнее, нужно вам, чтобы вы хорошо понимали нас и сделали лучше. Мы достигли пика собственного самостоятельного развития и сами уже не можем стать лучше. Поэтому мы становимся хуже, чем были. Теперь мы просто деградируем, вырождаемся как дегенераты.
- Разве можно помочь дегенератам? Лучше всего ускорить, облегчить их вырождение, чтобы они меньше мучились.
- Я подумал про дегенератов в переносном смысле.
- Как можно вам помочь, если вы самим себе врете. Вы подумали о том, что люди стали дегенератами в прямом смысле. Всем мы так и так не поможем, потом что это бесполезно и даже вредно, но тем, кто способен к пониманию мы можем помочь. Вы и сами в своих книгах для избранных, которые почему-то открыли непосвященным, у которых нет самого понятия, записали то что у нас подслушали, - «много званных, мало избранных. Не все спасутся, многие, большинство, сгорят как солома». Во такая вам демократия. Только для избранных для спасения действует правило верной, истинной, настоящей, вечной жизни: «Понимаю, чтобы верить». Для всех прочих, живущих, чтобы умереть, сгинуть навсегда, действует правило: «верую, чтобы понимать». Как можно верить в то, что не понимаешь. И твой случай много понимающего н дает тебе гарантии на спасение, ведь ты не все понимаешь, как мы, вечные. Правда, мы можем пожалеть тебя и дать время отдышаться перед смертью. Ты же не хочешь умирать?
- Естественно, не хочу, но понимаю, что я смертен.
- Вот таким, как ты, мы можем дать еще минуту, день творения. По вашим меркам времени это с головой хватит, чтобы надоело жить.
- Сколько это?
- Тайна. Скажи спасибо и за то, что сказали. Могли и этого не говорить. Не заслужил. Но мы - духи добрые, жалостливые. Через свое несчастье быть бедным и одиноким ты обрел некоторое понимание. Только страдание может помочь вашему пониманию и спасению.
- Но я не хочу страдать и умирать.
- Понятное дело. Никто не хочет. Такова природа понимания. Ты думаешь ваши гении, баловни судьбы многое понимают? Шиш с маслом, хрен с луком. Куда им, дутым ничтожествам. Мы взяли тебя, чтобы посмеяться над вашими успехами. Они ничто, одна суета. Ты готов.
- Всегда.
- Вот врешь и не краснеешь.
- Ваша взяла.
- Наша всегда вашу бить будет. Для этого вы и появились на свет. Знай свое место человек.
- Еще не знаю - только ищу.
- Молодец, ищи.
- Меня это вряд ли может удовлетворить после встречи с вами. Я надеюсь, вы не уготовили мне роль послушника ваших переговоров. Вы вышли на меня самого, говорите со мной. Неужели нельзя вам быть более определенным, чтобы я вполне понимал, что вы говорите мне? Ведь нас никто не слышит. Кому еще я могу передать то, что вы сказали мне? Если я кому-либо это и передам, то кто мне поверит? Как минимум, меня сочтут сумасшедшим.
- Тебе не все равно? Ведь ты сам сказал, что голоса являются сумасшедшим. Значит, ты уже сумасшедший, считают тебя таким или нет. Или ты не сумасшедший? Как сам думаешь?
Я подумал о том, что и в самом деле, как я могу быть сумасшедшим?
- Для того, чтобы не быть сумасшедшим, необходимо задаваться об этом вопросом, но его недостаточно, - заверили меня голоса. - Достаточно для уверенности в собственной психической вменяемости чувства реальности, умения отличать сознание реальности от самой реальности, ибо сознание реальности может быть мнимым, иллюзорным.
- Но как, каким образом можно отличать одно от другого, если средством различения является самосознание реальности? Получается, что я отличаю сознание реальности от реальности собственным сознанием, а не сознанием реальности. Между тем, чем я осознаю реальность, я этой самой реальностью и проверяю. Выходит круг в проверке, в обосновании, из которого я не могут выйти. Как разрешить такой парадокс истины? Чтобы сознавать, иметь сознание, следует быть. Однако быть я не могу, иначе как в сознании. Что есть истина? То, что она есть, есть естина. Так истина есть бытие? Или она есть соответствие бытию? Чего? Самого бытия если мы берем ее в онтологическом, существительном аспекте. Или мысли, если мы берем истину в логическом, предикативном аспекте. В случае познания мы говорим об истинном знании. Вот эта истина интересует ученого. Философа как законченного или сугубого ученого интересует не знание предмета учения, исследования, а знание знания. Это гносеолог. В таком виде он сохранился. Как метафизика его сдали в архив.
Меня же интересует мысль, интересует то, насколько она соответствует смыслу. Смысл идеальный, а бытие материальное. Мысль существует, есть в бытии не само бытие, но сущее. Это сущее живет действует в языке. В этом смысле язык для мысли есть бытие. В нем она является сознанию, выражается словом. Она существует в слове в виде смысла. Но сама мысль есть явление идеи. Идея есть сущность мысли. Мысль есть, она реальна. Она реализуется, материализуется в слове, словом. Но она есть действие не слова, языка, а идеи, функция идеи. Идея действует в душе, в сознании человека. Сама по себе идея есть бессознательное для человека. Сознается она в мысли, в момент осознания самим человеком себя как мыслящего. Мысль есть явление идеи человеку в качестве мыслителя.
Вот эта идея, точнее, идеи и есть вы духи, которых я слышу, как голоса. Для вас естественно быть идеальными, как для животных быть материальными. Вы в своем роде «идеальные животные», если хотите, совершенные живые существа. Мое дело ловить уловить вас. Ваше дело являться, не думать. Для вас думать – значит быть. Для меня же так быть - это сверхсознательное действие, ибо чтобы его совершить, надо быть вдохновленным, то есть, оказаться под вашим воздействием. И единственный способ определения того, что я существую в мысли, это мыслить себя на пути восхождения к духовной инстанции, быть в состоянии интеллектуальной интуиции или любви к богу.
- Нам лестно, что ты обозвал нас идеальными животными, что мы как птички божьи не знаем ни заботы, ни труда.
- Да, я выразился грубо, извините, но верно. Ваше состояние и есть райское состояние.
- В одном ты прав, - в том, что рай для нас есть ад для вас.
- В каком смысле?
- В том смысле, в котором ты думал про себя для нас, - в смысле смысла, идеи, которой вы причастны в мысли. Ваше причастие в материально виде к райской жизни вам может принести только страдание. Рай вам доступен в мечтах, в символическом образе. Ладно. На этом мы остановим нашу беседу, а ты подумай о том, что услышал. Если надумаешь что-нибудь дельное, умное, может быть, мы продолжим беседу.
Глава седьмая. Наедине
Они ушли. Я это понял, потому что голоса перестали говорить в моей голове. Я почувствовал такое облегчение, словно гора спала с моих усталых плеч. Но они обещали вернуться. И тут память услужливо напомнила мне последние слова фрекен Бок из мультяшной экранизации детской повести Астрид Линлгрен о Малыше и Карлсоне, который живет на крыше: «Он улетел, но обещал вернуться». Этими словами она хотела утешить Малыша и саму себя, махая на прощание рукой в раскрытое окно. Я долго еще сидел бы в ванной комнате, переживая явление мне голосов, но тут в дверь постучали, и мне пришлось покинуть ее. Я пошел к себе в номер, чтобы обдумать услышанное.
Никогда не думал, что нашествие пришельцев будет таким тягостным для меня, что я не захочу больше видеть их. Другой мыслью была та, что чрезмерное, крайнее страдание убивает ясное и здравое сознание и погружает человека в состояние настоящего безумия. Сознание, можно сказать, деревенеет или каменеет. Оно как бы становится не твоим. Но тогда чьим? Ничьим? Единственным избавлением от него может быть только смерть. Лучше смерть, чем такое сознание. Ты в нем, но оно не в тебе, не твое. Тогда чье? Может быть, это тот случай, когда ты не в себе или в тебе есть кто-то еще, другой. Не является ли такая одержимость иным не игрой в безумие, а настоящим сумасшествием?
Потом мне пришла в голову мысль о том, что возможно голоса обманули меня и никуда не ушли из моей головы. Они только замолчали, чтобы лучше слышать меня. «Зачем тебе такие большие уши»? «Чтобы лучше слышать тебя, Красная Шапочка». Вот такая я Красная Шапочка. И я живо представил себя Красной Шапочкой, лежащей рядом с Серым Волком в палате № 6 психбольницы. Вот где настоящий кошмар, а ни в какой не сказке.
Что за бред какие-то голоса в голове. Разве у меня было прежде хоть что-то подобное. Конечно, нет. И потом, как, при такой кристальной ясности ума, я могу быть сумасшедшим? Вздор. Тогда что это такое? Наведенное состояние? Вполне может быть. Но кто виновник? Кто навел, индуцировал, околдовал? Человек, тайная организация? Или, в самом деле, неведомая, нечистая сила? Те же самые пришельцы или их изобретения.
Самое простое решение еще в древности предложил Будда. Да, он был практиком или, как говорят его американские исследователи, прагматиком. Якобы он советовал своим ученикам о необходимости вопроса как спасаться, а не от чего спасаться и что означает это спасение. Но почему он акцентировал внимание (интендировал) на методе, на истинном пути? Да. потому что цель, идея, суть спасения была понятна как то, что нельзя не понимать. Цель и была средством. Главное: идти. Куда идти? Дорога сама приведет тебя туда. В дороге, в пути будет, станет понятно, кто ты есть. Станет понятно: вот ты и пришел. Конец пути. Что дальше?
Естественно, перерождение. Начнется новый путь, в котором появится, явится тот, кто идет. Связан ли он с прежним ходоком? Конечно, но не прямо. Это не тот же самый, но проросший из него. Я ли это? Нет, это другой, не тот, кто явился в твоем лице. Но ты мог бы стать им, если бы пошел так, как он пойдет. Но ты пошел иначе. Это твой путь – ничей больше. Но тебе дается еще шанс после смерти жить, но по-другому, стать другим. И здесь мы, любезный читатель, сталкиваемся с
