Глава шестая. Голоса
«Чем же оно определяется»? – подумал я про себя и неожиданно получил ответ: «Нами». Я застыл в онемении внутри себя и не к месту или как раз к месту вспомнил живое пластическое сравнение одного дореволюционного неоплатоника, дожившего до времен «развитого социализма», идеи со смысловым изваянием сущего в уме. «Кто это»? «Мы» - я услышал в ответ.
- Кто это «мы»? – спросил я по себя, машинально сев на стул в аудитории, где происходило обсуждение вопросов секции философии контакта конференции, посвященной этому самому контакту. Я сразу же забыл о существовании и первого докладчика и скептика.
- Догадайся.
В ответ я невольно подумал о том, что сошел с ума. Оказывается, так легко сойти с ума, а я думал, что это просто невозможно для меня. Ведь я постоянно или довольно часто думаю. Неужели сумасшедшие тоже постоянно думают? Положительный ответ означал для меня трагедию. Значит, я давно сумасшедший, ибо насколько я помнил себя, то помнил думающим и о том, что думал. Может быть, я с самого рождения сумасшедший?! Нет, не может быть, я не помнил, как родился и провел первые мгновения, минуты, дни, лета. Правда, я мог это просто забыть по причине давности лет. Да, трудно признать себя сумасшедшим.
Интересно, если сумасшедший знает, что он сумасшедший, он еще сумасшедший ил уже нет? Наверное, он еще сумасшедший, но уже не простой сумасшедший, а сложный, противоречивый сумасшедший. Скажем так: он – нормальный сумасшедший, которого можно держать не в клетке, а вместе с людьми. Кстати, чем сумасшедшие отличаются от животных? Тем, что за ними наблюдают не посетители зоопарка, а ученые в местах, не столь отдаленных от людей. Не являемся ли и мы такими сумасшедшими для инопланетян, продвинутых в разуме, или для самого внеземного разума, здесь, на Земле? Не является ли она нашим коллективным, общим сумасшедшим домом.
В самом деле, могут ли являться сознательно, психически нормальному человеку голоса в его голове?
- Могут, - кратко ответили мне голоса.
Чтобы мне никто не мешал разговаривать с ними, я вышел из аудитории в коридор и, найдя ванную комнату, заперся в ней. Чем не палата в сумасшедшем доме. Может быть правильно изолируют сумасшедших, чтобы они не отвлекались от своих призраков, пришельцев, посетителей?
- В этом ты не прав, - сказали мне голоса в моей голове.
- От вас ничего не скроешь, - воскликнул я в сердцах. – вот прежде то ли было дело, - я мог уходить в себя и оставаться наедине с самим собой. Но теперь, о чем бы я ни подумал, об этом знаете вы. Вы можете не слушать меня?
- Конечно. Отключи свое сознание, перестань думать, говорить про себя и останешься один наедине с безмолвным миром.
- Но тогда где буду я?
- В бессознательном состоянии.
- Кем я буду.
- Никем лично, анонимным бессознательным. Вот некоторые твои коллеги пишут от чужого имени, того, кого вовсе нет. Так что вам не привыкать к такой бессознательной жизни.
- Но это другое. Если вы, голоса, из моей головы, из меня, то может быть я не сумасшедший.
- Так думают многие сумасшедшие.
- Так я в самом деле сумасшедший? - спросил я ненароком вслух и тут же непроизвольно прикрыл рот ладонью.
- Вот видишь. Это типичное действие сумасшедшего, который не хочет того, чтобы все узнали о том, то он сумасшедший и, прежде всего, не узнал он сам от себя лично.
- Значит, вы голоса моего безумия, операторы сумасшествия? – возопил я.
- Напротив, мы голоса твоего разума.
- Вы успокоили меня. Но в каком смысле моего?
- В том смысле, что ты разумно говоришь. Естественно, что разум не твой, а всеобщий.
- Следовательно, и вы не мои?
- Разумеется, мы общие.
- Но я ни от кого не слышал, что им являлись голоса.
- И не услышишь. Кому интересно, чтобы другие считали его сумасшедшим.
- Может быть, вы инопланетяне или голоса инопланетян?
- Может быть. Кого ты считаешь инопланетянином?
- Обитателя другой планеты, существо из космоса.
- Да, мы существа из космоса. Но теперь мы обитатели земли, точнее, мы обитаем в твоей голове.
- Только в моей?
- И в твое тоже. Мы чаще бываем в твоей голове, чем в любо другой.
- Это почему?
- Потому что быть в твоей голове интересно. Мало в ком еще нам интересно быть. В головах многих других существ, которых неведомо почему называют умными, так пусто и одиноко, что не звучит ничего, кроме эха.
- Пускай я сумасшедший. Что мне терять, если я уже уговорил себя жить сегодняшним днем, потому что завтрашнего дня может быть не будет. Смерть – это время без времени, в котором нет настоящего, ибо все настоящее стало прошлым, прошло. Разумеется, в таком времени нет и будущего. Следовательно, нет и прошлого, потому что нечему проходить. Но кто я тогда? Носитель голоса? Ваш носитель?
Я как-то думал о носителях мыслей, чувств, желаний автора, - о его героях, о героях его произведений. Соответствуют ли они им, адекватны ли в них? Конечно, нет. Обычно они не стоят авторских мыслей, представлений, чувств, переживаний, фантазий, желаний. Но тогда хороши ли сами авторы? Взять тех же классических авторов, например, наших, того же Федора Достоевского или Льва Толстого. Находятся ли на их уровне Лев Мышкин, Иван Карамазов, Николай Ставрогин или Андрей Болконский, Пьер Безухов, Константин Левин. Ну, конечно, нет. Интересны не сами персонажи, а их авторы. Эти персонажи - один пшик без своих авторов, которые вполне прекрасно себя чувствуют и в других образах, в иных шкурах.
Поэтому вполне правильно относиться к этим персонажам как к авторским шкурам, оболочкам. Но тогда кто такие актеры на сцене театра или на экране кино? Тени теней, скорлупы скорлуп? Естественно. И вот эти пигмеи сцены и экрана что-то несут на публику с экрана или со сцены? Я уже не говорю о пародистах, шутах stand up´а, певцах и музыкантах, танцорах, канатоходцах, телеведущих, журналистах, блогерах и прочей популярной чертовщине. Это они черти, а не вы. Оказываются, они еще имеют, что сказать народу, советуют и рекомендуют, рекламируют ему, что купить, поучают и утешают его, эти хорошо себя продающие …
- Да, ты наш большой оригинал, только никак не можешь конвертироваться в товар повышенного спроса. Тебе не надо быть таким оригиналом, на который все хотят и пытаются походить, подражают ему. Ты неподражаемый.
- То есть, я пустой, никакой?
- Ну, конечно, нет. Только в твоем случае, на вкус и цвет товарища нет. Ты не можешь быть популярным. Ты думаешь. Этого мало, чтобы жить и кататься, как сыр в масле. Надо еще что-то делать так, чтобы брали с тебя пример в этом другие люди.
- Но я еще пишу.
- Ты пишешь так, что тебя могут понять только мы.
- Я так понимаю, что с вас взятки гладки.
- Совершенно верно, ведь мы не материальные, поэтому не можем одарить тебя материальными дарами. Наши дары не материальные. Их невозможно конвертировать в материальные дары.
- Это в том смысле, что «не продается вдохновение, но можно рукопись продать»?
- Не сравнивай себя с Пушкиным. Он был дельным человеком, у которого имелось время не только для рукописания, но и для заботы о красе ногтей. Пушкин был равно и человеком дела, и человеком воображения. Когда он не был в образе, он существовал в деле.
- Но пострадал он, как человек чести.
- Да, за дело.
- Разве за дело, а не за клевету? Я согласен с Лермонтовым, назвавшим его невольником чести.
- Ты согласен с тем, кто сам пострадал от того, что считался с тем, что о нем говорят другие? Это публичные люди, которые не могут считаться с нем, что о них говорят. Тебе же все равно, что о тебе говорят?
- Да, мне все равно, что обо мне говорят, - не говорят ничего. На нет и счета нет.
- Правильно. Вот поэтому мы бываем у тебя в гостях, как у себя дома, в обители. Разве мы хуже всех остальных?
- О чем речь? Конечно, лучше всех.
- Вот видишь. Хотя ты нас не видишь. Зато слышишь. Иные с нами говорят, нас ищут по всему космосу, не догадываясь того, что мы находимся рядом, не дальше их самих.
- Можно ли вас назвать духами, которые вдохновляют меня на творческие свершения?
- Судя по твоей реакции, ты вряд ли вдохновлен нашим явлением, как ты говоришь, «на творческие свершения».
- Да, ваше явление мне, мягко говоря, потрясло меня. Это вы являетесь гениям?
- Ты все перепутал. Это мы гении. Те, кого ты называешь «гениями», наши подопечные.
- И я тоже?
- Для нас нет разницы между вами. Но в вашей среде ты не можешь быть таким.
- Почему?
- Потому что тех, кого вы называете «гениями», есть природная или социальная аномалия. Ты же обычный человек, каких много. Но, к нашему удивлению, у тебя получается пока думать. Нам нравятся такие люди.
- Как же быть с теми, кто слышит голоса, призывающие убить? Мы называем таких людей маньяками. Но каким именем можно назвать эти голоса? У вас есть мораль? Как можно вдохновлять на убийство, тем более, невиновных?
- Любой в чем-нибудь да виноват. Но мы не знаем среди нас таких, как ты думаешь, «голосов», которые призывают к убийству. Напротив, мы призываем воздерживаться от необдуманных решений от которых нет никакой пользы, а есть дин только вред. Или это не наши голоса, или те, кто слышит нас, неверно истолковывает то, что мы запрещаем или советуем. Может быть эти маньяки прямо наоборот понимают нас: мы запрещаем, а они, напротив, воспринимают наш запрет как разрешение на преступление.
- Вы слышите себя со стороны? Звучит неубедительно. Я ведь не ребенок и не дурак, чтобы вы морочили мне голову. Вам трудно поверить. Вы чего-то, как минимум, недоговариваете. Ваша версия других голосов сомнительна. Версия же недопонимания не выдерживает никакой критики.
- Ты посмотри, какой умный выискался. Не верит он, ученый критик. Много ты знаешь про нас и про этих маньяков. Да, они просто свою вину с своей больной головы, ведь они сумасшедшие, перекладывают на нашу, здоровую. Тем более, вам, людям, свойственно свой грех оправдывать тем, что бес попутал.
- Значит, есть, как минимум, элементарное деление между голосами по моральному основанию, нравственному признаку: есть голос совести и есть голос соблазна.
- Интересное предположение, но оно слишком грубое, примитивное, приблизительное, не точное. Все намного сложнее. Но это срабатывает на вашем уровне. Вот почему тебе кажется, только кажется, что мы чего-то недоговариваем. Не мы недоговариваем, а это ты