предостерегающий знак. И значит, всё поправимо. Если …
-Что?
— Вы поймёте предостережение.
— Но надо знать, в чём оно, — Фимка вытащил сигарету.
— Знак чего? -нервно теребил незажжённую сигарету.
— Давайте искать вместе, -каббалист совершенно светским движением засунул дужку своих очков в рот и стал её задумчиво покусывать. — Наш мозг, — продолжил он, — таит в себе многого необъяснимого и на каком — то, ему одному ведомом уровне, вступает во взаимодействие с запредельным. Это так. А запредельное зачастую отражение нас самих, но в несколько иной, искривлённой плоскости. Или мы его отражение. Хотя неважно. Кто, чья тень. Каббала помогает разобраться. Но конечный ответ нужно искать в себе.
— И что? -возразил я. Как искать ответ, если уже не знаешь где ты, а где твоё воображение. Смещение так стремительно, так реалистично, что боишься, как бы в реальности не совершить то, что кажется ирреальным.
— Да, клубок запутан. Но это не значит, что его невозможно распугать. Из вашего рассказа я понял, что всё с вами стало происходить недавно. Почему? Причина? Вы пытались ответить?
— Я вообще гнал сначала от себя эти мысли, — признался Фимка. Думал, что переутомился. Да и стыдно … психиатру …
— Психиатр тоже человек, — возразил каббалист. И признать своё непонимание и не знание не стыдно. Но, мне, кажется, я нащупал нить. Ведь всё началось, когда ваш «проект» уже подошёл к завершению.
— Точно! -вскричал Фимка. Как же я не заметил?
— Явное не всегда на виду. — ведь и с вами в тоже примерно время? — обратился каббалист-физик ко мне. Я лишь кивнул в ответ.
. Вот он и кончик, за который мы потянем. Я так и думал, что вы каким-то образом исказили
материю событий и получили мощный импульс предостережения. Ваша попытка войти в мир теней, а как же ещё назвать проникновение в чужую психику? Ведь вникая в материал, вы как бы проникали в него, разрушая тонкую оболочку приграничья и, видимо, воздействие чужого поля было настолько глубоко и насыщенно, что разрушило, к счастью, не до конца вашу психику от постороннего проникновения. Шла борьба поглощения и отторжения. Но, думаю, что ваша психическая защита, достаточно крепка. Это предупреждение, что всё настойчивее силы
чужой энергии будут овладевать вами и ужас, в конце концов, подчинит вашу волю и … Психика,
и вы, Фима, должны это знать, всегда на гране с запредельным и проникновение туда- чревато своей непредсказуемостью.
-Но я не думал, что со мной…специалистом, — промямлил Ефим.
– А любая попытка бизнеса на этом, губительна.
— Но ведь с благой целью, — взвился Ефим.
— О благости цели нельзя судить субъективно. И ответьте сами себе, насколько ·благи ваши цели?
Всё ли достойно? Вы должны, если хотите сохранить разум, отказаться от издания вашей книги. Мне кажется, что это хотели сказать высшие силы.
— Нет, — вспыхнул Фимка,- это невозможно. Столько энергии, сил. Договор уже на мази. Всё полетит к чертям. Весь смысл.
— Смысл, — перебил каббалист, — не в обнародовании аномалии и чужой боли. Да и смысл ли это? Может быть, роковое заблуждение? Когда утерян настоящий смысл, то тебя несёт в открытые воды, как щепку, отрывая от берега. Поймите, якорь истины только в самом человеке. Смысл и бессмысленность проецируем только мы сами и наш накопленный негатив, отражаясь, пронизывает наше сознание, лишая воли к анализу. Ваша ситуация тому пример. Осознание даст силы сопротивлению. Сопротивление, удержит лодку сомнения и не даст ей быть унесенной в бурные воды депрессии и безрассудства. Ложный смысл, друзья, это крушение. И вы уже на грани его.
— Но я не могу… я столько сил вложил в эту идею.
— Разрушительную. И в первую очередь для вас. Когда названа причина, что нужно делать, доктор?
— Лечить, -пробормотал бледный Фима.
— Вот вы и ответили сами. Я только осветил вам дорожку. И … поговорите с Богом. Попытайтесь понять свои поступки и ответные действия на них. Ведь ваши поступки, вряд ли, спонтанны. Вы всё время упираетесь в стекло и в его отражении пытаетесь увидеть смысл, психофизическую основу, логику, диктующую те или иные поступки. Не понимая, что стекло лишь отражает, а не отображает реальность. Кто определит святость и грех, допустим.
— Как же так? -дух противоречия, хоть и слабо, но всё ещё трепетал во мне. — Не говорят разве, что блаженный и святой в чём-то идентичны? Юродство от Бога. Значит и болезнь души сродни святости. А разве святость способна брать на себя такой грех, как возведение во грех. Тавтология и абсурд. Абсурд, чёрт возьми! Это ведь выходит, что святость и есть суть зла. А где же закон противоположностей? Да и за что тогда наказывать нас, если мы, возможно, я в это не очень верю, грехом словно инструментом, прокладываем путь к святости и себе и тем, кто приблизился якобы
к ней через свою болезнь. Да, возможно, как рыбы-прилипалы, но всё же … Но причём тут…
Выходит, что нет ни добра, ни зла. Ничего нет. И …
— А вы недалеки от истины. Где-то на уровне интуиции в нас всегда это живо. Хаос, стоящий за формой, конструкцией. Ведь чем было «до»,- скажем так,- мироздание ? Хаосом. Из него был создан мир. Некая форма, по нынешним временам, я бы сказал, что мир создан из абсурда, который мы стремимся очертить рамками ускользающей логики. Ведь святость, как мы её понимаем, срывает свою суть в грехе. А грех непременный атрибут святости, где добро изначально обречено быть поглощённым тем, что мы подразумеваем, как зло. И на уровне подсознания, генетической памяти мы знаем это, но отгоняем от себя прочь, чтобы не оборвалась нить логики, а стало быть, и разума. И потому никто не разберётся, что зло, а что благо. Хотя, интуитивно мы чувствуем это. Но за зеркальность, отражения не только зачаровывает, но и вводит в оптический обман тех, кто пытается
проникнуть в зазеркалье. И они, теряя ориентацию, уже не понимают, где зазеркалье, а где псевдо - реальность, в которой мы и существуем, или в одном или параллельных измерениях.
Добро и Зло, это суть двуликого Януса. Одно тело, одна основа. А, может быть, вообще обман, зависимый от ракурса нашего взгляда, места и обстоятельств? Это мираж, попытка человечества ограничить неограничимое. Загнать в рамки то, что не имеет предела. Наша логика основана только на попытках упорядочить как-то космический хаос в самих себе. И то, что сейчас происходит с вами, часть этой борьбы. Скрытой, но от этого не менее чувствительной. Это подсознательные попытки удержаться, зацепиться слабыми ручонками хоть за какую-то основу. Наше желание опереться на Нечто, в безбрежном Ничто. Вот мы и конфликтуем в самих себе, пытаясь раздвинуть локтями, созданные нами же стены. Нам тесно в выстроенном и закреплённом веками сознании.
И мы, инстинктивно бунтуем, бросая себя то в войны, то в попытки философских иллюзий, напоминая тех, кто ищет дверь в наглухо замурованной стене, проклиная строителей, забывая, что строители этих стен — мы. И если недоступна истина, так стоят ли её поиски таких жертв на алтаре противоречий? И не мы ли виноваты в том, что, обрекая себя сидеть в закрытом пространстве, да ещё страдая клаустрофобией, не пытаемся прорубить дверь или хотя бы окно, а возводим всё новые стены?
— Но, как же тогда жить? — потерянно, осипшим голосом выдохнул Фимка.
— По совести. Хотя это не просто, а порой и непонятно как. Но всё же желательно по ней. Не по общей, малопонятной и оттого расплывчатой, а по своей, интуитивной. Ведь только мы определяем меру в самих себе. Прислушайтесь к себе и решайте. А я, да и вряд ли, кто-то иной решит за вас. каждый сам выбирает, что ему ближе — «око за око» или «подставить щеку». Вы ищете ясности, а я вас ещё больше запутал, ведь не бывает её, как и чистоты тона. Сплошные оттенки. Простите, если не смог помочь. Вы должны сами избрать свои действия. Ищите в себе. И, как я уже сказал раньше, попытайтесь поговорить с Богом.
— Но, — я смущённо кашлянул, — мы даже молитв не знаем.
— А вот это не важно, — улыбнулся наш проводник из лабиринта ужаса. — Молитвы лишь форма. Формула. Вы сердцем говорите и тогда вас непременно услышат. Главное, искренне, без лукавства. Поверьте, в то, что чувствуете, прислушайтесь к себе и попытайтесь услышать. И не надо бояться необъяснимого, нужно просто попытаться понять. Ведь слепая вера в науку не укрепляет, а ослабляет тех, кто слепо надеется только на неё. Она только часть осознания и, видимо, далеко не большая.
— И всё-таки, — не сдавался Фимка. Я ведь обещал издателю. И как теперь быть с рукописью, ведь это почти уже книга?
— На это у меня есть только один ответ, — каббалист добро посмотрел Фимке в глаза. — Лучше
малый грех — не обязательства, чем гораздо больший. Ты, не согласен? А книгу… Оставьте у меня. Я посоветуюсь, как с ней поступить. Сжигать нельзя. Но, наверное … Впрочем, тут уже может помочь каббала.
— Согласен, — сокрушённо вздохнул Фимка.
— А так, как я, изначально был против этой идеи, то тем более не возражал, надеясь восстановить прерванные всей этой чертовщиной, отношения с Габи. Хороший всё-таки человек этот физик
или каббалист. Да, какая, в конце концов разница от кого принять лекарство. Главное, чтобы подействовало.
Прошёл безоблачный месяц без видений и страхов. И всего прочего, сопутствующего тому, что ещё чуть-чуть и столкнуло нас с Фимкой в пропасть безумия. Как вы уже, наверное, догадались, книга так и не увидела своего читателя. Я привёл свои отношения с Габи в порядок и уже обдумываю мелькнувшую как-то идею объединиться под одной крышей и фамилией. Фимке, как всегда, всё идёт на пользу. Из- за всей этой чехарды он похудел на пятнадцать кило без всякой диеты и чувствует себя прекрасно. А сегодня он позвонил мне и сообщил, что решил сменить работу в «психо- клинике», на место физиотерапевта в небольшом санатории на Мёртвом море.
— Понимаешь, — возбуждённо басил он, — это, во -первых моя вторая специальность. Во- вторых, устал от всего этого дурдома, а там, старик, как в космосе. Никаких психов. Первозданность. Почти, как я уже сказал, космический пейзаж, пустыня с островками оазисами пальм, садов и ярких цветов. Обалдеть. Недалеко Иерихон, горы Кумрана. А на другом берегу Иордания. И, что немало важно, коттеджик дают. Комната, маленькая прихожая, кухонька, душевая. Жить можно. Ты ко мне на выходные приезжать будешь. Подлечишься. Давай завтра вместе съездим, посмотрим. Я согласился.
И вот мы в фимкиной «Гранд Лионе» пересекли город Маале-Адумим и выехали на трассу, ведущую к Мёртвому морю. Всё верно. Космический пейзаж со щемящей, ирреальностью проплывал за окнами машины. Нет, не пустота, а какая-то первозданная чистота ощущалась в этих изрезанных природой и веками склонах. Вдруг Фимка притормозил. -Знаешь, — я многое за этот месяц передумал. Забыть хочется, но и забывать не стоит. Нельзя забывать. Он виновато посмотрел на меня. — Не хотел тебе говорить, но …Я только одно оставил. Расстаться не смог. Он вытащил из «бардачка» мастер-диск и вставил в магнитолу. Зазвучала знакомая мелодия «Психо-блюза». Хотя ничего «психического» в ней не было. Скорее лёгкая, меланхолическая грусть. Фимка тихо бормотал — подпевал. Машина опять покатила по накатанной дороге. И я тоже не
