религию как экстракт всех великих религий, в которых правда, по его мнению, сплетена с ложью. Однако это проблема Толстого. Современный интеллектуал не собирается извлекать сомнительную правду религиозной морали из примитивных магических обрядов и архаической трансцендентной догматики традиционной религии. Его интересует другое. А именно? Конечно, истина, а не очередное заблуждение Толстого.
Да, он находится примерно в том же мировоззренческом возрастном кризисе, что и Толстой. Но видит его иначе и ищет из него выход в ином направлении. Ведь он же не великий, к учению (посмертному существованию) которого «не зарастет народная тропа», а просто человек, естественно интересующийся не народом («Я и народ» в смысле «поэт и публика», «Я и бог» и т.п.), то есть, Я, ставшим народом, богом и всем прочим, а самим собой. Другое дело, что за этим «я» нельзя не увидеть всего того, что не есть «я», а есть нечто иное, если, правда, не в «я» видеть цель своего существования.
Для ответа на поставленный вопрос необходимо вернуться к религиозному раскладу времени. Философия делает закладку на религиозном уложении времени и откладывает решение религиозных проблем до лучших времен. Тем самым создается иллюзия рассмотрения философией любых проблем, в данном случае религиозных, с точки зрения вечности. В вечности сами проблемы становятся вечными, тем самым теряют свой смысл и лишаются философского значения. Некоторые мастера философского рассуждения утверждают, что философия занимается теми проблемами, которые не могут быть решены раз и навсегда, и поэтому они вечные проблемы. Однако такое утверждение лишено элементарного или здравого смысла. Поэтому они оговариваются так: философия в отличие от науки, которая ставит проблемы и их решает, занята не проблемами, а тайнами. Но и так понимая, мы извлекаем из них минимум смысла, который никак не может быть условием явления истины. Тайный смысл есть скорее условие, точнее, основание не явления истины, а ее сокрытия. Между тем философия со времен досократиков была озабочена обеспечением не-сокрытости истины, которая потому и называлась «алетейей».
И вот следуя началу философии, можно поставить религиозный вопрос в таком философском контексте: имеет ли смысл вечная жизнь? Задаваться таким вопросом человек начинает тогда, когда приближается его земной конец и ему, как говорят, приходится «подумать о своей душе». Приближение конца доходит до сознания человека когда он уже пожил и то время, которое ему осталось он вынужден уже до-живать. Вот это и есть обычный возрастной кризис, ломающий непрерывность жизненного потока на две части: уже жизни и еще жизни.
К пятидесяти еще остается остаток жизни для того, чтобы приготовиться к неминуемому концу жизненного пути. Тогда человек задумывается о жизни так, что понимает ее конечность. Прежде он вообще не задавался вопросом о ее конечности, ибо она для него не имела конца. Он жил не задумываясь о том, что его ждет. Он развивался. Но вот пришло время, когда время остановилось, развитие прекратилось, человека разбил жизненный паралич. И встал вопрос о смысле жизни. Для чего он жил? Для того, чтобы жить или умереть? Жить теперь он не будет или будет жить недолго. И это все? Тогда он жил для того, чтобы умереть? Бессмыслица какая-то. Может быть для «вечной жизни»? Но что она такое? Жизнь без конца? Но если без конца, тогда и без начала. Но этого мало. И без середины между ними. Потому что разве может быть середина между ничем. Но если есть что, тогда нет не ничего, а ничто.
Значит, вечность абсолютна, а временность условна, есть нечто случайное, мимолетное, превратное, превращенное, ошибочное, иллюзорное, ненастоящее. Прошлое, настоящее и будущее времени как разрывы непрерывной вечности локальны и в ее вездесущности стираются. Но вместе с ними стираются и различия между сущими и остается одна на все и всех вечность, которая имеет своей тенью вечную инаковость в качестве производящей среды различия и эволюции жизни.
Получается смысл «вечной жизни» заключается в том, что она не имеет смысла вообще, что всячески скрывается посвященными в эту не хитрую для разума тайну от простодушных, или имеет смысл не того, что имеется в виду, то есть, осмысливается, а чего иного, но какого, не имеет смысл устанавливать точно, ибо является только приблизительным, и чем он ближе, тем скорее удаляется от ясного и прямого внимания (интенции). И тем более не имеет смысла «вечная жизнь» отдельно взятого человека, потому что она не просто немыслима, а реально и идеально невозможна, хотя бы из-за того, что различия не абсолютны, а условны, иллюзорны. Они реальны в качестве иллюзии. Иллюзии чего – понятно. Но кого? Ответа на этот вопрос нет, потому что он неправильно поставлен. Никого нет и не было, и, разумеется, не будет в качестве всего как одного.
Тогда как же снять эту религиозную проблему? Только так: понять то, что тебя не просто не будет, а нет и никогда не было с точки зрения вечности. А то, что ты о себе думаешь, есть не истина, а заблуждение. Ведь понятно, что и ты и другие мимолетны, были и уже нет. Так что от них осталось? Только то, что записано в памяти человечества, то есть, стало культурой как уже не неорганическим телом, а сверхорганическим духом людей. Дух вечен, а человек и все человечество смертно. И именно в своей смертной жизни причастно к вечности как пределу своего конечного движения. Дух же не есть ни субъект, ни объект. Он просто был, есть и будет то, что нам доступно как недоступное.
7. О дискуссии между физиками и теологами (современными «(к)лириками»)
Смотрел программу публициста, писателя, литературоведа и выпускника МФТИ Архангельского, ведущего программу «Тем временем» по российскому телеканалу «Культура». Темой программы тем вечером была проблема взаимного отношения теологии и физики как одной их естественных наук в образе академических университетских дисциплин. В качестве гостей программы были приглашены физики и техники, а также теолог и чиновники от лица гуманитариев. Теология, разумеется, была представлена православным клириком: чай не Италия и не Франция. Физика была представлена академиком и докторами физико-математических наук, причем явно технически ориентированных, то есть, прикладников, а не теоретиков.
Может быть, ты уже знаешь, что в некоторых российских университетах с недавних пор введены кафедры теологии. Подобное начинание было предпринято год назад и в МФТИ. Спрашивается для чего? Согласно одну из докторов явно армянской национальности (сужу, прежде всего, по фамилии) это начинание является актом идеологизации современного естествознания. Начинается новый виток опеки науки уже не марксистско-ленинской философией как государственного надсмотрщика, а русской православной церкви. Между тем российское государство есть светское государство. Какое отношение имеет ее богословское учение к светской науке государственного образца, тем более, если церковь отделена от государства, а теологи получают зарплату из государственной казны? Получается, что государство служит церкви, которая от него отделена. Где логика? Потом почему на кафедре представлена только православная теология, а не исламская, буддистская и пр.? Узнается в таком вопрошании собственная религиозная принадлежность вопросника, а именно армянская, иная, чем православная. Таким образом, используются юридические, конфессиональные и прочие аргументы. А где же дискуссия по духовным основаниям науки и религии (теологии как «богословской науки»)? Ученые от этого воздержались, так как высказались о своей богословской не компетенции. Но они оказались и философски некомпетентными. Так другой доктор, астроном, который был явно не космологом, оказался последовательным позитивистом, заявив, что студенты-естественники и студенты-техники должны получать в вузе только позитивные и конкретные знания, например о том, как устроены технические устройства (мобильники и пр.), точнее, каков принцип их работы, а то мало кто знает об этом в России и поэтому мы отстаем от Запада. Необходимо убрать гуманитарные науки из технического вуза и время, освободившееся от них, посвятить естественным и техническим наукам. Гуманитарными науками должна заниматься семья. А университетские ученые должны готовить хороших специалистов, умеющих изобретать хорошие машины, бомбы и т.д. Что сказать на этот «ученый» цинизм? Ничего. Комментарии излишни. Таким ученым не нужен человек как духовное существо. Интересно, что это за астроном такой, если он не разбирается в том, что человек есть космическое, универсальное существо?
Но и клирик-теолог оказался не на высоте духа, не найдя убедительных аргументов в защиту своей позиции. Диалог не получился между богословом и учеными, несмотря на то, что сам священник является выпускником этого «надменного» вуза.
Не буду писать о том, является ли теология наукой о боге, если не может эмпирически зафиксировать его существование как факт физического измерения или математически его исчислить. Между тем именно этим занимаются все науки. В этом смысле философия тоже не наука. Попробую поговорить о другом.
О чем же говорить конкретно, как любят говорить ученые физики, памятуя о том, что об ученых говорил сам Ландау, будучи физиком? Кстати, что же он говорил? А говорил он о том, что бывают учеными только ослы. Сам он, Ландау, есть не ученый, а научный работник. Разумеется, о том, что возможна ли вообще дискуссия между теми и другими. Разговор об этом и есть конкретное мышление или глубинная логика того, как устроено и как действует, на каких основаниях уже не техническое устройство, а само мышление научных работников и не только.
Диалога между учеными и теологами не получилось потому, что не было между ними посредника. Гуманитарии, тем более «чиновники-гуманисты», таковыми не являются. Нужен философ. Ведь именно он ввел в научный оборот разделение между науками о природе и науками о духе. Есть гуманитарные науки и есть науки естественные. Есть еще и философия. Если вспомнить средневековье, когда наука была наукой спасения, то есть, теологией, а прочее, например, физика, было искусством, именно философия связывала богословие с тем, что сейчас называется наукой. Поэтому по традиции до сих пор на Западе в университетах преподается теология.
В недавние, советские времена, такой теологией была марксистско-ленинская философия, которая была «наукой спасения» в коммунизме. Философы у нас были коммунистами, то есть, «спасителями» и строителями царства бога (или идеи) на земле. Правда, это была не философия, но идеология, а философы были не философами, но идеологами.
Возможна ли вольная и полезная беседа между науками и богословием, если в качестве посредника будет выступать не идеология, а философия? Возможна, если только для этого будут объективные и субъективные условия. Тогда, когда в 60-е гг. XX в. физика была «в ударе», она была в духе, вдохновлена и увлекалась лирикой. Была научная микрореволюция как последняя фаза научной революции, начавшейся в конце XIX – начала
Вы бы, как настоящий. философ, двумя-тремя предложениями изложили бы мысль, которую хотели донести до своих читателей.