Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть четвёртая

если на это взглянуть трезво и непредвзято, с опорою на те же «Веды» и работы историков, работавших в ведической традиции. Но именно этот БРЕД - обалдеть можно! - вот уже тысячу лет называется русской историей и преподаётся в школах и институтах. С ума от этого можно сойти, полезть на стенку!.. А Вы спрашиваете, гражданин начальник, почему я не стал эту псевдо-историю преподавать и развивать дальше после окончания Университета? Потому и не стал, что не желаю участвовать в подобном САТАНИНСКОМ ШАБАШЕ, что с 988 года, с начала НОЧИ СВАРОГА по сути, длится на просторах нашей страны и конца и края которому что-то пока не видно…

6

Говорить стало не о чем: всё что надо сказавший Кремнёв устало затих, на пачку сигарет вожделенно посматривая, что лежала на столе начальника. Поймавший этот его взгляд Селихов предложил закурить, но Максим отказался: неудобно было, да и не по чину.
- Да бери, бери, Максим, не стесняйся, - сухо сказал Василий Иванович, поднимаясь из-за стола и одновременно бросая новоприбывшему зэку сигареты со спичками. - В лагере ты таких не покуришь. Там все дешёвую «Приму» смолят, а то и вовсе цигарки из газет и махорки крутят - для экономии.
Сказавши это, он подошёл к окну и долго стоял и смотрел на видневшийся из-за забора лес, о чём-то напряжённо при этом думая…

-…Да-а-а! - наконец натужно произнёс он, оборачиваясь и с шумом выпуская из груди воздух. - Вот так вот живёшь себе, живёшь на белом свете - и думаешь по простоте душевной, что ты есть молодец, геройский и умный парень; что к 40-ка годам всё уже познал и постиг, и сложно чем-нибудь тебя удивить, произвести впечатление… А тебя вот, Максим Александрович, сейчас сидел, слушал - и думал с грустью и тихим ужасом одновременно: какой же я оказывается м…дак ещё, и ничегошеньки-то совсем не знаю… У меня от твоих рассказов голова кругом идёт и мозги плавятся как сливочное масло на сковородке. Признаюсь: со мной впервые такое! Честное слово! Ни в школе, ни в милицейском училище меня никто так не удивлял, никто! Да-а-а! Недаром Московский Университет так по стране гремит: хорошо же вас там профессора учат! Такие знания, как у тебя, - без-ценны!...

Сказавши это, начальник колонии вернулся и сел за стол: сидел и смотрел внимательно, как Максим жадно его сигарету курит. И только когда сигарета кончилась, он снова обратился к Кремнёву с вопросом:
- Ну ладно, пусть так: бардак с нашей Русской Историей происходит, - сказал он участливо. - Но почему ты в кочегары-то после этого полез, в грузчики магазинные? Устроился бы работать администратором, чиновником тем же: директором школы или техникума. Да мало ли есть специальностей, где толковые люди требуются. Ты же умный и грамотный парень, Максим, говоришь заводно и складно, что и оторваться нельзя, уникальными знаниями обладаешь. Такие хлопцы, как ты, на вес золота ценятся. Поверь! А ты сам себя сразу же похоронил, опустившись до кочегарки, обнулил диплом и все свои знания, полученные с таким трудом. Зачем? - объясни.
- Гражданин начальник, поверьте, что я куда угодно бы пошёл - лишь бы в Москве после окончания МГУ остаться. Но иногородних парней и девчат в столице по лимиту принимают только на автозаводы, на стройки и в метро. Да ещё в ЖЭКи, куда москвичи категорически не идут. Вот я туда, в кочегары, и подался. А перед этим на автозаводы честно ходил и предлагал себя в качестве работяги, на столичные стройки и даже в метро спускался. Но меня никуда не брали из-за диплома и высшего образования - отправляли работать по специальности. Предложили бы мне должность директора школы за квартиру и прописку московскую - я бы не отказался, будьте уверены: ведь я же не полный кретин.
- А чего ты так к Москве-то прилип: сдалась она тебе?! В других местах что, жить нельзя что ли?
- Мне - нельзя. Я за пять лет так к столице привык, что умру без неё в два счёта, если узнаю вдруг, что мне туда путь заказан. Москва - это такой город волшебный и чудный, что покоряет сразу и навсегда. Со мной именно так и случилось… К тому же, у меня девушка там до сих пор живёт: не в самой столице, а в области. Но мечтала и до сих пор мечтает, наверное, в Москву перебраться на ПМЖ, ибо нельзя с дипломом МГУ уезжать из столицы - провинциалы таких небожителей с потрохами сжирают от злобы и зависти. Я это по своему Касимову отлично знаю. А она у меня гордая, она - знатная, она - БОГИНЯ, и не может за себя постоять. Нельзя ей в провинцию и в дерьмо, никак нельзя, повторю: заклюют её там в два счёта, сживут со света… Вот я и захотел, загадывал-мечтал весь пятый курс для неё квартиру в Москве добыть и привести её туда хозяйкой. Чтобы не считала она меня за дерьмо, чтобы мной наконец гордилась… Не получилось, да: не прошёл тот мой первый кавалеристский наскок. Ну что ж, бывает: случаются у людей промахи. Посижу, подожду пока лучших времён, успокоюсь тут у вас в колонии, искуплю грехи, накоплю силёнок. А выйду на волю когда - опять поеду в Москву: попробую осуществить мечту с пропискою и жилплощадью. Чтобы одарить квартирой собственной свою ЛЮБОВЬ. Она меня тайно ждёт и надеется: я в это искренне верю. И я добьюсь своего, что бы мне это ни стоило: я её осчастливлю и из дерьма вытащу. Слово даю! Клянусь всеми святыми на свете!…

7

После подобного длинного, страстного и предельно-насыщенного информацией монолога в кабинете начальника установилась гробовая тишина: майор Селихов сидел, глубоко вдавившись в кресло, смотрел на притихшего Кремнёва восторженными глазами - и не знал, что ему с этим чудаковатым парнем делать, новым сидельцем своим. Куда его сажать и на какую определять работу. Опытному тюремщику было ясно как Божий день, что Кремнёв - случайный в тюрьме человек, человек невиновный. Такие к нему попадали раз от разу - люди, кто оказались не в том месте и не в тот час, на которых следователи нераскрытые преступления походя вешали, не вдаваясь в суть. Пройди они мимо места преступление часом раньше или часом позже, допустим, или вообще выбери иной маршрут, - и зона бы их, лопухов, миновала. Всё это так, и подобное было не раз! - за одним существенным исключением! Эти случайные жертвы следственного произвола в большинстве своём были люди обыкновенные и пустые, не оставившие памяти по себе ни в колонии, ни на воле. И потому их не было сильно жалко, не болела о них голова и душа. Чего пустышек жалеть? - их много!… Кремнёв же - это иной совершенно случай, и случай особый, как подраненный белый голубь в стае чёрных ворон. Парень он грамотный под завязку и страшно талантливый, страшно! К тому же, человек идейный, за убеждение и пострадавший, как представляется, за нежелание жить и работать как все. Революционер, одним словом, бунтарь, подвижник, как и первые большевики из старой ленинской гвардии, которые, помотавшись по ссылкам и тюрьмам по молодости, многого добились в жизни, захватив в октябре 1917 власть… А вдруг и Кремнёв таким же точно выскочкою окажется: проявит себя по полной после отсидки, добьётся больших вершин. А что? а почему нет? Он может вполне добиться: знания из него так и прут, так и сыплются как горох из худого мешка. Да и язык у него хорошо подвязан: треплет им как помелом метёт… Вот добьётся - и что тогда?! Как будет выглядеть и чувствовать себя после этого вертухай-Селихов, который его гнобил, допустим?... Да и зачем это вообще делать, гнобить, если от него, от Кремнёва, много пользы поиметь можно, если по-умному с ним обходиться, если использовать его знания, талант и способности по-максимуму. Глупо ж рубить голову курице, несущей золотые яйца. Так ведь! А он именно такая золотая курица и есть. Выпускник МГУ как-никак, ядрёна мать! - человек, который к ним в колонию вообще первый раз попал. И, вероятно, последний… Нет, вести себя с ним надо не так, как с другими, - поаккуратнее и поделикатнее что ли, поласковее. Не гоже хорошего парня об коленку ломать, бросать его в общий барак - местным “волкам” на съедение. Не правильно это, не по-людски. Бог за такие поступки сурово наказывает…

- Значит так, Кремнёв, - нарушил наконец молчание Селихов, все “за” и “против” быстро в голове взвесив и прокрутив. - Вот что я решил по поводу тебя, слушай. Жить будешь не в общем бараке, со всеми урками вместе, где тебя заест братва, интеллигента столичного, мягкотелого, до костей обдерёт за неделю, - а в отдельном домике с тюремными активистами вместе: кладовщиками, производственными мастерами и поварами. Там четыре комнаты всего и отдельный санузел. Представь! В каждой комнате по четыре человека живёт и только в одной - три. Четвёртый сиделец, наладчик цеха, недавно откинулся. Вот ты и займёшь его шконку. Не гранд-отель конечно, - но это лучшее, что у меня есть. И жить там можно.
- Далее, работать будешь в библиотеке, а не в цеху: она уже полгода как стоит закрытая. Не могу никого туда посадить, представляешь. Люди грамотные, с головой, ко мне сюда редко попадают, как правило: я говорил тебе. А сажать туда лишь бы кого не хочется: чтобы он там баклуши бил и пьянствовал от скуки, а то и вовсе ширялся. Пусть лучше в цеху работает, приносит посильную пользу… А ты давай, наведи там порядок, книги по полкам расставь, по именам и темам: нам сюда книжные новинки регулярно каждый месяц приходят, пачки которых на полу сиротливо валяются, не распечатанные. Некому их даже раскрыть. Вот и займёшься ими: ты, выпускник МГУ, книги должен любить и ценить по определению что называется. А по воскресеньям, когда в колонии выходной, будешь нашим оболтусам в актовом зале лекции по истории читать - образовывать их потихоньку и от глупостей отваживать-отвращать: от карт в первую очередь, где они бешеные деньги проигрывают и потом родственников своих регулярно трясут - слёзные письма домой пишут, на бабло домочадцев раскручивают. Есть у нас такие олухи-игроманы, по сотни рублей проигрывающие ежемесячно. И бороться с этим пороком у меня, увы, нет ни возможностей, ни сил, да и желания тоже: к каждому дурачку надсмотрщика не приставишь. А хорошая свинья, она везде грязь найдёт. Так ведь?!…
- А ещё попрошу тебя, Кремнёв, кружок художественной самодеятельности организовать из местной братвы: у нас в колонии талантливые парни водятся, которые и на музыкальных инструментах играют сносно, и хорошо поют и пляшут. Я сам лично слышал и видел неоднократно, и такой кружок у нас до тебя был, да потом рассыпался. А ты по-новому организуй, вложи в это дело энергию и душу. Пусть хлопцы свои таланты в актовом зале показывают, а не только в бараке, пусть всех веселят - и надзирателей тоже. А то они, надзиратели, у меня уже ошалели от скуки, к водочке по вечерам тянутся, к картам тем же, когда начальства в колонии нет. Вот и организуй из зэков ансамбль вокально-инструментальный и направь его в нужное русло: тебе и это под силу, я думаю и надеюсь. Тем более, что инструменты у нас есть, лежат-пылятся на складе… Хорошо, договорились? Возьмёшься за два этих дела?
- Возьмусь, - последовал тихий ответ.
- Ну вот и ладненько, и хорошо, коли так, - ответил с улыбкой Селихов. - Верю, что у тебя всё получится… Да-а-а, ещё вот о чём хочу тебя предупредить заранее. Ты своим университетским дипломом тут особенно не кичись, ладно; веди себя с братвой потише и поскромнее: людям это нравится. Ну и борзометр