Листая страницы жизни

тоже влюбилась в русака - Кольку Порядина. Колька соответствовал фамилии: работящий, не пьющий, любящий. У Алки звезда во лбу – дочка Лена, она ее кроме как «Леночка» не называла. А Веронику мать кроме как «Верка» не звала. Оказывается, есть другие матери.

Бухгалтер Александра Михайловна Шумилина – смешливая старушка со следами красоты на бледном и сухом, как папирус, лице. В конце дня она отгребала в сторону накладные, поднимала очки на лоб и начинала рассказывать байки из своего деревенского детства, довоенного еще. Жили бедно, но весело.

Ее соседка по дому и давняя подружка, секретарь поссовета Нина Ивановна – невысокая, круглая, улыбчивая, теплая, как русская печка из мультфильма «Вовка в Тридевятом царстве». Шумилина говорила, что та сделала двадцать абортов, из коих Нина Ивановна подтвердила восемнадцать. Из двух несделанных родились сыновья Вовка и Мишка. Один женат, другой нет, и его задумали познакомить с Вероникой. А та дикая еще была, не целованная, не поняла, для чего пришел молодой человек, и убежала на автобус.

То знакомство не получилось.

Зато получились другие.

Молодость брала свое, и рабочее место располагало – к ней приходили становиться на учет молодые парни сразу после армии и которые постарше, прописавшиеся в Горелках. Вероника – самая молодая в поссовете, нежная, как едва проклюнувшийся бутон среди давно расцветших и отцветших. Ей адресовались шуточки, улыбки, намеки…

Постепенно ожила она, оттаяла. Научилась разговаривать с мужчинами, отвечать на шутки, улыбаться на комплименты. Один пришел: – в дубленке, жгуче черноволосый, с золотым зубом во рту и синими татуировками на пальцах. Рассыпал галантности, говорил: «Я бы такую жену каждый день на руках носил». Шумилина качнула головой, мол – не верь, не подходит, тюремшик.

Другой приходил: ростом ниже Вероники, худой, какой-то недокормленный, говорил «Если бы у меня была такая жена, я бы каждый день на сантиметр подрастал». Шумилина чуть со стула не упала…

Один раз шла она зимой по улице, ела мороженое. Подходит какой-то незнакомый, говорит со смешком:

- Дай откусить.

В другой раз она бы смутилась, прибавила шаг. Теперь же смелости набралась, отшутилась:

- Не дам. Я больная.

- Я бы от тебя с удовольствием заразился…

Нравилась она мужчинам. Но о замужестве по-прежнему не думала, хотя попадались приличные парни, из непьющего контингента.

Она помнит всех. Большинство звались «Сашка» - веяние того времени.

Был Сашка Морозов. Он пришел из армии, поступил в институт, потом стал начальником цеха на заводе. Невысокий, симпатичный, кареглазый, кудрявый. Девчонки говорили – целуется хорошо. Он бегал за Вероникой, а она от него. Он называл ее «неуловимый Джо». Она не верила в его любовь. Много позже, уже когда оба были разведены и прилично потрепаны жизнью, встретились в автобусе. Сашка позвал к себе домой. Рассказывал о пережитом, пел под гитару. Показал фото Вероники, сделанное в далекой молодости, в компании поселковских парней. Каким странным образом оно к нему попало? Он хранил его двадцать с лишним лет. Может зря она не верила? Они сидели, пили чай, разговаривали. Первый и последний раз. Позже его сбила машина. До полтинника не дожил.

Был азербайджанец Сахиб Шакуров. Чернобровый, черноглазый, не по-русски красивый. Познакомились на горном курорте Истису, где мать отдыхала по путевке, а отец с детьми явился неожиданно ее проведать. Сахиб проходил там практику. Ему девятнадцать, Веронике пятнадцать, самый расцвет невинности. И нежности, к которой нельзя прикасаться ни грязными руками, ни грязными намерениями. Вечером, когда никто не видел, Сахиб брал ее за руку, и рука его дрожала: он почти преступник. В те времена в Азербайджане вольности по отношению к женщинам не позволялись - по неписанному закону старейших. Сахиб уважал и закон, и его носителей. Когда входил в духан, первым делом вежливо здоровался «салам алейкюм» с пожилыми посетителями.

Веронике нравилась его вежливость, сдержанность. Его явная к ней симпатия. Он был первый парень, с которым она танцевала, и спина ее напрягалась под его рукой. Три дня провели вместе. Три волшебных дня.  Потом переписывались, Сахиб даже приезжал к ней в Иваньково в отпуск из армии. У него были серьезные намерения, но не случилось. И хорошо. Потому что потом случился Сумгаит, погромы, истребление и изгнание русских…

Был художник Сашка Григорович, они встретились в задрипанном городке Донской, где Вероника училась в заочном техникуме и приезжала не сессии два раза в год. Она сделала его своим первым мужчиной. Не потому что влюбилась, а потому что в двадцать один год давно пора расстаться с девственностью. Он честно предложил ей замуж. Она так же честно отказалась. От него остались два пейзажа. На одном – ночь, зима, стог сена в поле. Сашка говорил «это я, одинокий». На втором – море, облако и парусник на волнах. Сашка не знал, что это Вероника, склонная к перемене мест. Пейзажи украшали стены ее дачи.

Был Валерка Кудимов, одноклассник, не пьющий из-за проблем с легкими. Он носил модную в те времена голубую кофту-олимпийку, которая здорово подходила к его голубым глазам. Она ему «личит», говорила Танька Кронштадская. Как-то они вдвоем завалились к Валерке на Новый год. Он показывал дембельский альбом. Рассказывал смешные случаи из армейской жизни. Хороший парень, и можно было бы с ним… но Вероника не от мира сего. Не озабочена была устройством личной жизни.

Зато была озабочена мать. Она завела «блат» в городском военкомате и устроила дочери контракт на три года вольнонаемной в советские войска в Польше.

Контракт едва не провалился. Из-за Сашки Голикова. Он стал первой и самой большой любовью Вероники. Встретились в кафе-дискотеке на Красноармейском проспекте в Калуге. Кафе – уголок свободного Запада: темноту прорезают лучи цветомузыки, можно выпить спиртного без оглядки на комсомольских работников и скакать в ритме сумасшедше популярной группы «Бони М».

«Багама!… Багама-мама!»

Сашка и Вероника пересеклись взглядами. Познакомились. Высокий красавец, моряк-заграничник. Вероника влюбилась и не обращала внимания на его недостатки – внебрачного сына и склонность к употреблению таблеток люминала.

Таблетки она видела на столе, но со словом «наркотик» не связала, даже на ум не пришло. Девственные времена… Подумала – от головы. Опасности люминала не представляла, зато действие ощутила на себе. Косвенно. Вероника, скромница и недотрога, так влюбилась, что решилась остаться у Сашки ночевать. У него ничего не получилось…

А через неделю она уезжала в Польшу. Сашка провожал ее на электричку до Москвы. Договорились переписываться и через год, когда она приедет в отпуск, пожениться. Больше не виделись. Она до сих пор помнит его номер 44-27-03, хотя никогда не записывала.

Расставаясь, не плакала. По ней никто никогда не плакал, она не знала – как это делается. Да и не до слез, когда вступаешь на дорогу в большое будущее.

Дорога предстояла не близкая и не простая. Не в Калугу и не в Москву, а в другое государство. Некоторые говорили: «Курица не птица, Польша не заграница». Это потому, что в советские времена самой престижной заграницей считалась Германия, там и зарплаты повыше, и условия получше, и закупиться можно посолидней, чтобы в Союзе продать повыгодней. Например, мечту советских домохозяек сервиз «Мадонна» покупали за пятьдесят рублей (в марках), а продавали за триста.

Конечно, Польша не Германия, но и не Прибалтика, туда без визы не попадешь. Визу ставили в загранпаспорт – документ, который выдавали далеко не всем и только после тщательной проверки инстанцией под грозной аббревиатурой КГБ. Веронику проверили и поверили – она достойна представлять великую страну за ее пределами.

Когда в тебя верят, обретаешь крылья.

Веронике предстоял экзамен на самостоятельность, и странно, что она не боялась, не дрожала, как тогда в институте. Села в электричку, расправила плечи, будто путы сбросила. В спине защекотало – крылья прорезАлись? Вдохнула глубоко. Свобода… Дыши не надышишься. Страха ноль. Любопытства через край. Ожидание чего-то необычного, почти волшебного. На крыльях воображения мчалась она впереди локомотива. И черт ей был не брат.

Дальше как в кино с Вероникой в роли путешественницы-первооткрывательницы. Всё в первый раз. Брест, приказ «всем оставаться на местах». Таможенники с автоматами. Проверка паспортов и вещей. Смена колес. Мост, и вот она - заграница…

Всего-то реку переехали, а совсем в другой мир попали.

Первые впечатления от Польши: дух жженого угля, дома в католическом стиле, воркование голубей по утрам. В гарнизоне столько мужчин, сколько она в жизни не видела. На танцах в Доме офицеров ее приглашают наперебой.

Нет, не верится…

Мечты сбываются.

В Польше сбылись мечты матери. Вероника вышла замуж за офицера, родила ребенка, купила ондатровую шубу, привезла одежды на пять лет вперед – магазины в Союзе по-прежнему «сияли» пустыми полками. Судьба ей улыбалась…

Недолго. Вскоре всё пошло прахом. Мать умерла, муж ушел. Шуба развалилась на отдельные шкурки – видно, нитки пропрели. Союз развалился на отдельные республики – видно, связующие нити тоже пропрели. Без всякого «блата» и помощи извне пришлось Веронике вытаскивать себя из болота за волосы, как тот барон-придумщик. Или мечтатель.

Да, великое дело – уметь мечтать. Причем по-крупному.

Как тот Некто. Который возмечтал создать мир и – создал.

Значит, ошибочка закралась в Библию: в начале было не слово и не дело, а мечта.

Возмечтала и Вероника. Только не создать мир, а «всего лишь» поменять. Один на другой. Российский на голландский. Свой переезд, вернее побег в Голландию считала она великим делом. Сейчас нет ничего необычного в том, чтобы съездить в Турцию или Венецию, а тогда, в девяностые, немыслимо. В стране полный развал. Безвластие. Бесправие. Предприятия закрывались. Зарплаты-пенсии не выплачивались. Новые семьи не создавались. Дети не рождались. Беременные женщины стали редкостью, зато похороны – обычным делом.

Проклятые времена.

Съездить в другой город проблема. На дальние расстояния - нет денег на билеты, на близкие - нет билетов или транспорта. Из Иваньково в Калугу не всегда попадешь: шофера шабашили на рейсовых автобусах, как на личных машинах. Города превратились в острова, перебраться с одного на другой – почти невозможное предприятие.

Заграница – вообще другая планета. Уехать, как в космос улететь. Летавших в космос несколько человек на всю страну, их награждают звездой Героя. Уехавших за границу одна Вероника на весь поселок, а может и на область. Без ложной скромности она наградила бы звездой Героя себя…

Хотя какой из нее герой. Все тот же котенок, брошенный в пучину обстоятельств и научившийся не только