Руслановой. Даже мать тогда удивилась. Спрашивала потом: «Что он тебе говорил?». Наверное, думала, что гармонист предлагал Веронике замуж.
И в-третьих: в клубе показывали кино. Как Петербург – «окно в Европу», так фильм, особенно зарубежный, был для поселковских «окном в мир». Прав оказался вождь мирового пролетариата и «самый человечный человек» товарищ Ленин, когда сказал «Из всех искусств для нас важнейшим является кино» - цитата стояла на полотне, растянутом над экраном.
В советские времена помещения украшали цитатами, как в старые времена – цветами. На цветы смотреть приятно, на цитаты отвратно. От многократного повторения полностью терялся смысл, затирался, становился нечленораздельным, как речь докладчика с плохими зубными протезами.
Если смысл вообще когда-либо имелся. Все твердили про коммунизм, а что это такое - никто толком не знал. Для особо любопытных, среди которых Вероника, в качестве ответа поставили опять же цитату Ленина «Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны». Но. Советская власть давно существует, и страна давно электрифицирована, а коммунизма не видать.
Не стыкуется что-то…
Тут один из руководителей партии и членов Политбюро пообещал: к двухтысячному году советский народ будет жить при коммунизме.
Обещать на перспективу легко – или осел сдохнет, или царь.
Сдох социализм…
Сейчас повсюду реклама, а тогда лозунги. «Народ и партия едины!», «Миру мир!», «Вперед к победе коммунизма!» - изощрялись в придумках «бойцы идеологического фронта». Старую религию под названием «христианство» отменили, придумали новую «марксизм-ленинизм». Ленин – главный Бог, Маркс и Энгельс – его апостолы. Их портреты – иконы. «Капитал» – коммунистическая Библия. Главная заповедь: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Что она означала – одному Богу… то есть Ленину известно…
Партия считала, что людей можно воспитать призывами. А призывами воспитывают только собак, и то они не всегда слушаются. Лучше бы партия прислушалась к нуждам народа, которому надоела нищета. Роскоши хотелось. Как на Западе. Чтоб вкусно поесть, модно одеться. Машину купить без очереди, дом приобрести и обставить. «Нельзя, - говорили большевики, - Мы боролись за то, чтобы не было богатых». И закрылись от Запада Железным занавесом. Чтоб народ туда не ездил, не заражался вещизмом.
Бацилла вещизма все равно проникла. Потому что идея идеей, а жить-то хочется. Без напряга. По-человечески. В советские времена жили по-человечески только торгаши и партийные бонзы. Народу же подкидывали пустые лозунги да страшилки «лишь бы не было войны». Но из лозунга платье не сошьешь, щи не сваришь. Мы выиграли войну, но проиграли мир. Победители жили хуже побежденных. Обидно стало народу. Гордость сменилась разочарованием. Недовольство родило бунт. Потому разбежались республики в разные стороны, а люди в разные страны…
И Вероника сбежала, но это потом. А во времена ее молодости социализм еще крепко стоял на ногах и имел вес на международной арене.
Международные события телевизор преподносил в черно-белом цвете – буквально и переносно. «Там», то есть у капиталистов, все плохо: кризисы, бедность и эксплуатация человека человеком. «Тут», у нас, все хорошо: стабильность, достаток, бесплатная медицина и образование.
Когда черное и белое сливается, получается серое.
Чтобы народ от серости не заскучал, ему показывали цветные картинки.
В кино.
Обеспечивал местное население «важнейшим из искусств» киномеханик Агапов. Он трезвым не бывал, за пленкой не следил. Когда она прерывалась, из зала кричали «сапожник!». Агапов просыпался, налаживал и снова впадал в дрему до следующего разрыва.
На него не обижались. Лучше так, чем никак. А то бы вообще не увидели – как люди за границей живут.
А живут там красиво. Весело. Например, в Индии. Люди по характеру простые, без затей - похожи на русских. Одеваются в балахоны и сари, в горе и радости танцуют и поют. Любовь есть, а секса нет – точно, как в Советском Союзе. Индийские фильмы народ любил, там и поплакать, и посмеяться, и попереживать можно…
На фильмы про Анжелику ломились. Билетов не хватало, стояли в проходах. Женщины всех возрастов влюблялись в красивого, хоть и страшноватого Жофрея. Мужчины с вожделением глядели на Анжелику, мечтали хотя бы дотронуться - протягивали руки к экрану, когда показывали ее грудь в глубоком декольте.
На красочные, музыкальные, отечественные фильмы ходили столько раз, сколько привозили. Привозили бы каждый день, ходили бы каждый день, тем более что билет стоил всего ничего – взрослый двадцать копеек, детский десять. Вероника и другие участницы танцевальное кружка ходили бесплатно – как «свои». Многократно пересмотрены отечественные: «Свадьба в Малиновке», «Неуловимые мстители», «Николай Сличенко», «Пираты 20-го века». А еще совершенно фантастические зарубежные: «Миллион лет до нашей эры», «Фантомас», «Золото Маккены» - там звучал золотой голос Ободзинского.
Ночами Вероника фантазировала на тему недавно просмотренного фильма. Придумывала новый сюжет с собой в главной роли. Не Анжелика, а Вероника. Жофрей добивается ее любви, король осыпает бриллиантами, Ободзинский с надрывом поет «Эти глаза напротив…»
В кино красивые люди, даже если негодяи. Красивые дома, даже если лачуги. Красивая любовь – поцелуи, объятия, луна, романтика…
В жизни все наоборот. Ни красоты, ни романтики. Ни поцелуев, ни объятий…
Не до объятий Веронике. Как-то внезапно кончилась школа. Хоть и ненавистная, но за десять лет ставшая привычной, почти второй дом. Учителя – почти вторая семья. В чем-то даже лучше первой. Некая связь образовалась, по принципу «ты мне, я тебе». Учительское счастье в чем? Чтобы преподаваемые знания оставались в головах учащихся, а не так: в одно ухо влетели, в другое вылетели. У Вероники оставались. Она идеальная ученица - дисциплину не нарушала, по предметам успевала. Учителя ее любили, хвалили чаще, чем родная мать.
И вдруг стали чужие, равнодушные. Порвали связь. Будто предали. Теперь ей никто доброго слова не скажет. Эх, учителя… Бросили бывшую лучшую ученицу в неизвестность, как котенка в пруд. Выплывешь – твое счастье, нет так нет.
Плавать тебя никто не научит.
Жить тоже. Чужой опыт, как чужой туфель, не подойдет. У каждого должен быть свой.
Взрослая жизнь – высшая школа, хочешь не хочешь, а поступай. Преподавателей нет, все сидят на студенческой скамье. Учебный процесс не ограничен. Век живешь – век учишься. И в конце ни один человек не скажет, что постиг все премудрости, стал профессором. Есть профессор математики или физики, а профессора жизни нет…
Аттестат получен, что делать дальше – Вероника не знает. И мать не знает. Растерялась. Только и умела ругать да упрекать «выросла, а ума не вынесла». Будто не подозревала, что когда-нибудь дочь окончит десятый класс, и что-то надо будет с ней делать. Велела поступать в политехнический институт на «ракетостроение». Вероника слабо возразила:
- Я в ракетах не разбираюсь.
- Зато мужа найдешь, - сказала мать с намеком, что на чисто мужскую специальность поступают одни парни. Бросила дочь на отца и уехала с сыном на курорт.
Все ее бросили…
На вступительных экзаменах Вероника дрожала, будто кролик, попавшийся в силки – угрозы жизни нет, но не вырвешься, не убежишь. Знала материал, да не могла вымолвить. Странно, что не провалила: три экзамена сдала на тройки, сочинение на четыре – чего-чего, а сочинять умела. Не добрала одного балла. И хорошо. Ракетостроитель из нее не получился бы в любом случае.
Отцу по привычке было не до Вероники, ни разу не спросил – как сдала, может помочь надо… Пусть мать приезжает, разбирается.
Мать приехала, разобралась и – бросила котенка в пруд местного значения, устроила «неразумную дочь» на должность учетчицы военно-учетного стола в поссовете поселка Горелки, от дома на автобусе десять минут. Поссовет расшифровывается как «поселковый совет» - это для тех, кто не помнит или вообще не знаком с советскими сокращениями, как то: комсомол, обком, реввоенсовет, совнарком и так далее.
Там она приобрела самое важное свое умение – печатать на машинке, коим пользуется до сих пор. Там познала законы взрослого общества и свое место в нем. Общество поссовета состояло из пяти человек, все женщины – замужние, с детьми, кое-кто с внуками. Ее приняли как равную, как взрослую. Никто не ругал понапрасну, не требовал непонятно чего, не упрекал за то, в чем не виновата. Наоборот. Разговаривали доброжелательно, мнение ее спрашивали, на вопросы отвечали обстоятельно и так, чтобы поняла.
Удивилась Вероника. Не ожидала, что с ней можно вот так – без крика и гнева. С уважением и пониманием. Значит, она этого достойна. Значит, не рохля и размазня, а такая как все. Родная мать топила, чужие люди поддерживали на плаву. Такие вот дела…
Внутри Вероники что-то воспряло. Вера в себя зародилась. В нее никто никогда не верил, значит, должна учиться сама верить в себя.
Она опять открывала новое, будто поступила в начальную школу жизни. Первые учителя – коллеги по работе. Первый урок – Вероника не хуже других. Не кролик дрожащий, а вполне нормальное животное: род «человек разумный», вид «порядочные». Вид исчезающий в наше время. Да и от «разумных» мало что осталось.
Тем учителям она благодарна за науку. А ведь они педагогических институтов не кончали, учительских журналов не читали…
Поссовет находился в простом, деревенском доме, и люди в нем простые, деревенские.
Начальница военно-учетного стола Валька Шелудякова раньше работала в магазине, умела ловко обращаться с деревянными счетами – не только складывать-вычитать, но делить-умножать. Рассказывала, какие хитрости применяли продавцы для обмана покупателей: гирьки подпиливали, бумаги побольше подкладывали, в сметану добавляли творога для веса и так далее. Вероника и не подозревала, что в обществе, увешанном правильными цитатами, возможен столь наглый обман.
Кассирша Валька Мишечкина из-за редких волос носила парик и чесала под ним острым концом карандаша. Два раза в год бегала на аборт – главная головная боль советских женщин. В день зарплаты она брала с собой Веронику в банк в качестве охраны и компании. Деньги возили в бидоне для молока, чтобы воры не догадались. Один раз зимой Валька поскользнулась и упала с бидоном, пачки рассыпались по снегу. Валька сгребала, а прохожие смотрели, как на нее, как на воровку или шпионку. В те времена деньги в упаковках мало кто видел. Вероника научилась их считать по-бухгалтерски – листая уголки.
Главбух Алка Порядина – блондинистая и голубоглазая, не скажешь, что татарка. Наверное какая-то прабабка ее влюбилась в русака и родила дитя, раньше ведь абортов не делали. Так и запустила светлый ген в смуглую породу. Алка
