Герой

Адаму казалось, что некоторых из них он уже видел в своей прошлой жизни. Но это было так давно, что он совсем забыл, как их зовут. Когда он окликал их и спрашивал не помнят ли они его. То они смотрели на него невидящими глазами или, вообще смотрели как бы сквозь него, как будто он был пустым местом для них.  О чем это могло говорить? О том, что люди города глупости не склонны помнить то, что было прежде, и мало любопытны к тому, что есть теперь. Или существует негласный сговор между ними хранить молчание во избежание неведомой беды. Но это было маловероятно. Скорее всего, они потому и оказались теперь в глупом городе, что глупы от природы или от пустой жизни. Но как тогда они попали сюда, за какие грехи?
        Все это наводило Адама на мысль о том, что не все они остались в дураках у реальности в результате медитации. Или эта медитация была медитацией в ироническом смысле, как в том смысле, в котором способны понимать себя люди, находящиеся в трансе, лишающем их ума. И неважно чем вызван это бездумное состояние, - удовольствием или, напротив, не удовольствием, тревогой, стрессом, прессом или депрессией. Важно было то, что попадание в параллельную реальность в любом случае было обусловлено потерей сознания, бездумным состоянием оного. Может быть, многие из обитателей города дураков были, как это ни парадоксально звучит, уже давно здесь, находясь еще в былом, земном мире. Поэтому они и не заметили ничего необычного в том, что попали сюда и ничего не могли сказать об этом месте. Просто оно было для них обычно как место их состояния.
        Теперь и Адама порой посещало такое впечатление, что он находится на своем обычном месте. И все же его тянуло вон из города, ибо он попал в параллельную реальность не обычным способом, каким попали в нее обычные люди. Люди обычно, сами того не ведая, пребывают в состоянии так называемой натуральной медитации. Натуральная медитация - это такое занятие собой, которое практикуют люди само собой, не специально, а традиционно. По природе человеку свойственно думать в редкие минуты опасности, когда нельзя не думать для выживания. Обычно человек бездумно проводит свою жизнь в заботах или развлечениях, которые не позволяют ему сосредоточиться на самом себе и задуматься о том, зачем, для чего живет. Быт исключает сознание. Он бессознателен: не пробуждает, а усыпляет сознание. Люди живут бытом, а не бытием, чтобы не напрягать, не подставлять себя самих под проклятые вопросы существования в мире и среди людей.
        Другое дело, что не все люди живут бытом, сном сознания. Есть и те, кто живет в бытии. Вот они и являются «белыми воронами», которых прочие люди пытаются клевать, чтобы те не тревожили их, не задавали им лишние, неуместные в быту, в заботах и делах, а также в удовольствиях «детские» вопросы.
        Такой «белой вороной» и был Адам. Не все такого рода субъекты желают быть «белыми воронами». На Востоке они, чувствуя свою чуждость массе народа, практикуют так называемую «восточную медитацию». Они напрягают свое сознание на пределе, чтобы полностью его отключить и впасть в сплошное бессознательное состояние. Натуральная медитация нужна всем или большинству людей для того, чтобы думать меньше да лучше, то есть, конкретнее, предметнее, ибо дума есть наибольшая растрата жизненной энергии, которой дорожит мозг ради собственного сохранения, и поэтому следует экономить на мыслях и тратить на деле. Короче, меньше мыслей и больше дел. Восточная же медитация нужна немногим, упражняющимся в мысли для того, чтобы не думать вовсе, так как мысли отвлекают не только от адаптации, но и от гармонизации. Следует ограничиться только ментальной настройкой на гармоническую вибрацию с миром и бездумно слиться с ним, чтобы не отвлекаться от универсального отождествления.
        Адам предпочитал практиковать настоящую медитацию, направленную на мысль о том, как можно удержаться в мысли относительно себя в качестве мыслящего. Он брал в пример Картезия, который полагал себя начинающим философом, находящимся в поисках обоснования необходимости познания мира. Но как можно заниматься познанием мира, не находя в нем точки опоры такого занятия? Эта точка опоры есть твое место в мире. Но где оно? Этот вопрос вызывает сомнения. Почему? Потому что само познание, сущность которого они не ставили под вопрос, за исключением древних скептиков, по причине натуральной установки на предмет, как если бы сам предмет познает себя в их лице, сомнительно, проблемно. Проблема выходит на первый план тогда, когда человек начинает понимать, что его единение с миром нарушено в познающей мысли. Он попытался восстановить единение с миром, достичь гармонии с ним путем веры в Творца мира, чьим образом себя представил. Но этого оказалось недостаточно. Требовалось понять почему он так несчастен в познании уже не Бога, который трансцендентен, потусторонен ему, но мира, который находится по эту сторону человека, посюсторонен ему. В Боге человек нашел свою опору, но в мире нет. Почему же в Боге нашел? Потому что поверил в него, испытал к нему доверие. В чем же заключается испытание доверия? В сомнении. Древний человек не сомневался в мире, ибо не мыслил себя без него. Но средневековый человек мыслил себя в Боге, или верил в Него. Веры было достаточно для того, чтобы знать Бога как его Творца и себя по аналогии с Ним как его творение.
        Однако для познания мира, чтобы в нем найти свое место одной веры недостаточно. Требуется как опыт, так и мышление, интеллект, разум. Но с ним у человека проблемы, потому что сам разум дается человеку не целиком, а по частям как рассудок, который должен поделиться с опытом чувств, чтобы обрести уверенность в себе. Но чувства разнообразны и противоречивы, а рассудок самопроизвольно не способен быть уверенным в себе без доказательств, без своего обращение к самому себе с каждым шагом исследования мира.
        Чтобы вернуть себе уверенность в мире, которую он потерял, отождествив себя с Богом, человек должен найти уверенность в самом себе как творении Бога среди других Его творений, доверять самому себе. Но как можно доверять, не зная себя? Узнать себя можно в мысли. Но мысль сомнительна, она пуста без чувств. Как и в чем обрести чувство самого себя? В одном испытании, в испытании всего, в сомнении во всем. Что остается в остатке такого всеобщего сомнения? Только сам сомневающийся как мыслящий, познающий. Таким образом Картезий нашел точку опоры в познании мира в самом себе как в принципе субъективной, а не объективной достоверности. Вот это картезианское испытание и было его, картезианской медитацией, плодом которой явилась интеллектуальная, а не чувственная, разумная интуиция – интуиция самого разума как критическое, испытанное доверие к самому себе.
        Но Адам ставил перед собой иную цель, чем ту, которую поставил перед собой Декарт. Он стремился к познанию не мира чувств, опыта, но того, что находится за чувствами, к познанию сверхчувственной реальности, параллельной миру чувств. Для того, чтобы найти свое место уже в том, параллельном мире требовалось вернуть себе чувство реальности. С Декарта было уже известно, что таким чувством является чувство самого себя, чувство Я. Но как найти себя, свое Я, свою экзистенцию в мире, как задаться вопросом о смысле своего существования, если этот мир может быть миром иллюзий, иллюзорным миром, миром больного, расщепленного, несчастного сознания. Какой должна быть медитация, чтобы внушить ему уверенность в самом себе, находящемся неизвестно где? Экзистенция есть своего рода выход человека из ставшего, устойчивого положения среди подобных себе людей. С ними он составляет единую, общую им самость (индивидность рода как социальной общности). Для того, чтобы занять такое положение уподобления необходимо овладеть своей живой природой (собственным телом) в единственном экземпляре, научиться душевным образом соизмерять свои возможности и желания, свой характер  с предлагаемыми обществом условиями совместной жизни и деятельности (труда). Экзистенция имеет место быть в мире в случае трансцендирования как акта коммуникации, сообщения с инстанцией трансценденции. Человек именует ее Богом или Духом. Что это за сообщение? Оно есть сообщение в том смысле, что сообщает человеку движение выхода, трансцендирования, вовлекает его в пульсацию Духа. Экзистируя, человек выходит на трансценденцию, находится на пороге входа в Дух. Таким образом он вдохновляется, творит в духе. Он не только творит прекрасную и разумную предметность, но и сам становится субъектом творчества, преображается в нем. Это и есть настоящая, то есть, экзистенциальная медитация.
        Та же медитация, которой были заняты Адам и Ева, была грубым и пошлым образом экзистенциальной медитации. Ее можно назвать медитацией наслаждения или эротической медитацией.
        Адам практиковал экзистенциальную медитацию не для того, чтобы отказаться от самого себя ради гармонии, как в восточной (мистической, созвучной) медитации или слиться с «пульсацией вен» в натуральной медитации или с чужим телом в эротической медитации. Он практиковал ее для того, чтобы стать самим собой, независимо от контекста вовлечения в то или иное состояние, качество бытия, его таковость. Но это возможно сделать, только попав на место Бога. Именно это место есть место Я. Является ли это место тем местом, где он оказался теперь? Если параллельный мир – это не мир иллюзий, то это мир реальности, это мир Бога?
        И тут в состоянии экзистенциальной медитации ему пришла в голову такая мысль: «Если он явился на место Бога, то где место Самому Богу? Попасть на место Бога можно только в том случае, если бог оказался в другом месте. Но в таком случае является ли это место моим местом? При условии, что там, где есть Бог, там есть реальность, тем место, где оказался я, стало не место реальности, но место иллюзии. Неужели эта параллельная реальность есть реальность иллюзии? Действительно, если мое место есть место бога, то я нахожусь в иллюзии. Я ведь не Господь Бог. Значит, я нахожусь не на месте Бога, если у меня есть чувство реальности. Лишаю ли я себя чувства реальности, когда сознаю себя на своем месте – на месте сознания себя и мира в сознании? Пребываю ли я в параллельном мире на своем месте - на месте сознания, осознания себя и мира в сознании? Если пребываю, то параллельная реальность есть реальность, параллельная миру, или реальность мира, параллельного моему, обычному миру?  Это реальность необычного мира?
        Если мир оказался необычным для меня, то в нем я остался тем же самым или тоже стал необычным для себя? Могу ли теперь я осознать не только необычность мира, но и самого себя? Или как этот мир, если не тот же, то похожий на обычный для меня мир, так и я есть тот же или похож на себя, каким я был в своем мире? Несомненно, я узнал себя. Значит, я мало изменился, как, впрочем, многое в параллельном мире похоже на то, что есть или было в прежнем мире. Во всяком случае, люди здесь похожи на самих себя в обычной для себя среде обитания.
        И все же что-то во мне и в самой реальности изменилось, не могло не измениться, я ведь