persönlich schlagen. Gut sache, sagen die soldaten! unheimlich schön! Bring den tschuwasche hierher! Verpiss dich, du gehst mir auf die eier! Nicht vor dir jetzt! Nachtisch kommt zu mir! Wir lernen die fähigkeiten dieser sowjetischen schlampe kennen, wir werden zerknittern an ihre titten.
Tschuwasche. Wo ist das überhaupt!? Was? Was für nudeln hängen uns auf die ohren!
*- Сколько у вас пленных?
- Один сдох несколько дней назад. Теперь трое сук осталось и один еврей, который выдаёт себя за поляка. Дорогая, отстань! Я займусь тобой после.
- Маловато! Отправьте обеих сук на работу для бл*дей, еврея лучше расстрелять и прямо сейчас. Хорошо, нет жидовских баб. Им вообще жить нельзя, они унижают мир своим существованием.
- На этого *баного чёрта надо ещё поднять документы, а то он угрожает связями с третьим рейхом, с самим полковником!
- Говорят, у вас та самая учительница - сучка, прикрывающая семью советского шпиона? Когда же эта бл*дь наконец скажет, где они живут? Ведь мы знаем, что шпион был замечен где-то рядом, в соседнем районе. Значит, бл*дине было мало пыток. Вы недостаточно её *бали!
- Знаешь что, тащи эту сучку сюда. Хочу лично её полапать. Хорошая штучка, говорят солдаты, страшно красивая! Тащи Чувашку сюда. Да отстань ты, скотина долбанная! Не до тебя сейчас! Ко мне ведут десерт. Узнаем способности этой советской бл*дины, помнем ей сиськи.
Чувашка. Это вообще где!? Что? Что за лапшу на уши нам вешают!
За дверью послышался стук солдатских сапог. Речь фрицев вызывала тошноту, каждый произнесённый звук будоражил кровь. Ты здесь умираешь день за днём, а при этом постоянно вынужден слышать жёсткий, тупой язык. Как свинцовая пуля, заряжаемая в револьвер. Все внутренности от страха выворачивает! Шум сапог нарастал. Ключи заскрежетали в двери, и она распахнулась. Военный открыл её с ноги, со всего маху. Аж петли затрещали!
- Ging. Ging zu mir. Schneller, schneller hündin! *
*- Пошла. Пошла ко мне. Быстрее, быстрее сука!
Мужчина был в явном нетерпении. Он драл глотку изо всех сил, хоть и понимал, что его отлично слышно. Учительница обернулась в сторону двери, пытаясь что-то разобрать. Свет слепил ей глаза. Она закрыла их руками и всё-таки начал вставать, но очень медленно, пошатываясь. Немец не выдержал: он подскочил в карцер, повалил голубку оплеухой на землю и, схватив одной рукой практически за все волосы, поволок женщину по полу к двери. Ольга Викторовна билась, стонала, но мужчина был больше раза в два, как всякий откормленный немец. Передняя часть тела стукнулась о порог, далее ноги. В том направлении, куда её волокли, остались красные лужицы, местами густеющие пятна, а также щедрые кровавые течения. С самого прихода фашиста котёнок молча сидел в углу, не издавая ни звука. В его сердце забился панический страх происходящего. Девочка имела представления о жестокости, но не была готова воспринимать её подобным путём.
Все мысли Катечки были сосредоточенны лишь на одном: морально, духовно поддержать учительницу, хоть чем-то, хоть единой молитвой; но спасти её от хладнокровных лап врага! Итак, последний кадр перед дверью заколотил душу девочки: она была готова, как тигр показывать миру клыки за лишение самого дорого, самого необходимого на тот момент: человека, которому можно было доверять и ждать от него искренней любви. Нельзя сказать наверняка. Любила ли женщина от безысходности или от прямодушной симпатии, она сама не знала. Знала только, что скучает по своим детям. Но увидеть их, шансов практически нет. Это бессилие! Забота и ласка от бессилия. Не бывает, увы, не бывает искусственных чувств. А девочка, все надежды девочки? Стоит ли ей надеяться на искренность, понимание взрослого человека?
После грязного, паскудного выведения педагога на пытки, время приняло совсем странные обороты. Если бы перед девушкой были часы, стрелки на них стали бы ножами и приближались всё ближе к горлу. Мало того, увиденная картина вызвала у подростка паническую атаку: котёнок чуть не задохнулся в нервном приступе. Катя ни ела, ни пила (да и нечего было), просто сидела на корточках с мокрыми глазами, уткнувшись в стену. Сидела и ждала. На улице с дьявольской силой хлестал дождь: молнии походили на звон набата, а дырка в стене разбухла настолько, что капельки воды начали стекать на пол. Свечка горела уже новая.
Наконец, спустя 8 часов, страдальческое забытьё карцера нарушилось. Глухое карканье снаружи оповестило приближение нечисти. Железная дверь снова с легкостью открылась, и в комнату вбросили за шкирку бездыханное тело, прямо головой об стену. Так фашисты ненавидели иноземных женщин! Череп жёстко стукнулся о бетон и приземлился на землю. Зрелище ужасное: платье ближе к женскому достоинству полностью изорвано, прожжено. Нижняя часть туловища вообще вся бордовая - ни одного неиспорченного места не осталось. На руках кожа сходит от того, что расцарапана до крови. Девочка подбежала сразу, как только голубку выкинули внутрь, и долго зрительно изучала жертву. Подросток попытался прикоснуться к телу и перевернуть учительницу на спину. И руки, и голова, и, пожалуй, всё тело горело! Потянувшись к спине, Катя заметила сквозь изорванное тряпьё исполосованную синюю кожу с шишками. Причём было видно, что били жёстким ремнем не менее тридцати раз! Девочка припала к фигуре, но иногда хотела отшатнуться: ученицу сильно подташнивало от увиденного. Она взяла себя в руки, успокоилась насколько могла и изо всех сил принялась двигать тело Ольги Викторовны в сторону лежанки. Мужчина «задремал» после прихода начальства, чтобы не привлекать внимания. Сумасшедшая продолжала причитать где-то в дальнем углу. Девочка укрыла голубку полностью, благо размеры шинели позволяли; ноги раздвинула, чтобы они не отекали и не мешали друг другу. Далее Катя оторвала кусок ткани от своего платья, намочила в натёкшей луже и положила на лоб учительнице, надеясь снизить температуру. Лицо запытанной выражало неимоверное спокойствие. Только щёки покрылись пунцовым цветом. Огромаднейшим мешкам под глазами можно было только дивиться: как с подобной адской усталостью женщина могла двигаться в предыдущие дни, уму непостижимо! Подросток сделал всё, что было в его силах. Оставалось только жалостно смотреть и молиться, ежесекундно молиться небу о спасении.
Прошёл день. Ученица засыпала рядом с голубкой, пела ей песенки, а чаще всего просто часами рыдала, робко поглаживая фигуру по спине. Она не знала, что ещё можно сделать. Что вообще делают в таких ситуациях?! Возможно ли привести человека в порядок или полупорядок? Да хотя бы просто в сознание, что стало бы уже огромным подарком! Катюша плакала и продолжала верить, но уже из последних сил: «Если вечером не очнётся, шансов нет с точки зрения биологии. А с точки зрения религии?..». Днём приходили рядовые солдаты, забрали с собой помешанную. Больше старушка не возвращалась, её расстреляли через полчаса.
В состоянии бедняжки проблесков не было, если не считать глухого стона при попытке двинуть рукой. Девочка меняла тряпку на лбу пять раз в день. Она использовала уже второй кусочек одёжки. Заниматься было нечем, поэтому ученица преданно сидела возле женщины и круглосуточно молилась. Распорядок дня еврея был аналогичным. Девушка даже подзывала его несколько раз и просила почитать что-нибудь самое действенное над страждущей. И мужчина читал: у него особо не было желания помочь; он в принципе сочувствовал учительнице, понимая безвыходность ситуации. Больше ничего не мог. Его лишь восхищала трогательная ежедневная забота подростка о взрослом, кое-как выживающем человеке. Отходя ко сну и пробуждаясь, девочка первым делом подходила к учительнице, наклонялась ухом к её губам и слушала, затаив дыхание, чтобы хоть один самый жалкий хрип вырвался оттуда! И вера оправдывалась: голубка надрываясь осторожно сопела. Это дыхание можно было услышать только в полной тишине, не обращая внимания на визги фрицев, полностью припав к щеке женщины; к изящной беззащитной щёчке, избитой немцами. Сердце девочки чудовищно страдало! Самое Близкое, самое Дорогое на тот момент существо изувечили, распотрошили и выкинули умирать, как бездомную тварь.
Пронеслось два подобных зацикленных дня. Фашисты отмечали какой-то праздник - они кутили, веселились. Один пьяненький офицер даже занёс в карцер миску с водой и два ломтя хлеба. Катя не выдерживала: и терпение, и внутренняя энергия были на исходе. Голубка уже приходила в сознание, но круглосуточно спала – всё-таки силы ещё недостаточно восстановились. Подросток старался меньше оставлять себе, чтобы выходить учительницу: от принесённой подачки еврею досталась четверть, девочке – полчетверти, а голубке – две с половиной. Так решила сама Катя. Запытанная ещё смутно воспринимала реальность, поэтому ела столько, сколько давали, не обращая внимания на общее количество. Котёнок загибался.
На шестой день произошло многозначительное событие. В первой половине дня в карцер спустился солдат с огромной немецкой овчаркой. Собака рвалась с поводка, скалила зубы девчонке. Слюна так и брюзжала из надрессированной пасти. Фриц долго талдычил поручение начальства:
- Wecke die lehrerin! Schneller, schneller wecke die lehrerin! *
*- Разбудите учительницу! Быстрее, быстрее разбудите учительницу!
Девочка очень долго пыталась понять чего он хочет. Парень кивал головой в сторону женщины, требовал, кричал на своём языке. Когда он потянулся к поводку, чтобы освободить пса, Катя подошла к беззащитному телу и заслонила его собой. Упёртый взгляд подростка пронзил солдата. «No”, - чётко ответила девушка, она стала показывать, что готова пойти вместо учительницы. Немец скривил лицо, сначала не желая понимать просьбу. Подросток упал на колени, ударял себя кулаками в грудь, жестами передавал преимущество такого выбора. Фриц значительно сомневался, но согласился взять ученицу. Не было особо много времени дня споров. Тем более женщина требовалась не столько для пыток, сколько для удовлетворения эротических интересов одного богатого немца.
Молодая, ещё не испорченная, девушка подходила на этот случай гораздо больше. Поэтому солдат и разрешил. В любой другой раз он бесцеремонно накормил бы пса обеими заключёнными. Катя быстро собралась, привела себя в порядок. За миг до её выхода из стен ада, Ольга Викторовна в полубреду шепнула девушке: «Не надо». Но было уже поздно. Подросток пожертвовал своей непорочностью, ради спасения жизни учительницы.
К женщине, как ни странно, ясность ума пришла через несколько часов того же дня. Голубка приподнялась с лежанки после долгого сна, потянулась. Далее она внимательно оглядела помещение, и оказалась очень потрясена, не обнаружив ребёнка. Учительница резко вскочила, чуть не упала от потери сознания и ринулась к еврею.
- Где девочка!?
- Сегодня, когда приходили за вами, она попросилась вместо Вас на пытки. Ей показалось, что вы недостаточно окрепли после предыдущего похода.
- Господи! Господи! - женщина не дала еврею договорить. – Что же она натворила! Зачем? Зачем вместо меня? Неужели они разрешили? Разве я не пыталась помешать, не просила её остаться?
- Что-то вы брякнули в её сторону перед тем, как девушку увели.
- Как? Зачем?! - снова прервала Ольга Викторовна. – Она больше не девушка! Кто её просил?! А эти суки, сволочи не поскупятся там над ней. Боже! И кого она спасла? Себя погубила больше», -
