улыбчивостью на всё это и с ним происходящее смотрит, что у него нет никаких слов, чтобы выразить и определить своё отношение ко всему сейчас происходящему.
– И не надо. – Как будто прочитав все эти мысли Умника, говорит Бодсюзу-сан, переводя свой взгляд куда-то за спину Умника. А если учесть тот момент, что Умник ещё ни разу, находясь здесь, не заглядывал себе за спину, что говорит не только о его смелости и об отваге, но и о других сопутствующих такому не любопытству вещах, то он был сейчас крайне заинтересован в том, чтобы туда посмотреть. Тем более сейчас выдался для этого отличный повод.
И только Умник повернулся туда, как он тут же на себе почувствовал, что он больше никуда повернуться и при этом ещё и пошевелится не может, обхваченный со всех живых своих сторон стальными тисками чьих-то захватов. Где те, кому принадлежат эти стальные захваты, так близко сейчас стояли к нему, что он дальше своего носа, упирающего в чью твёрдую поверхность, не видел. При этом он не стоял на месте, а к своему никакому не возражению за неимением для этого, ни сил, ни возможности, переносился их одного пространственного положения в другое, как единственное, что он мог за себя сказать и предположить.
Ну а когда он уже мог за себя уже всё что угодно предположить, в том числе и самое безнадёжное развитие ситуации со своей жизнью, на что, как оказывается, времени нужно всего ничего, примерно одно мгновение с этим удушающим все в тебе душевные и волевые силы захватом, как он вдруг для себя выпускается из этого себя обхвата и ставится прежде всего перед фактом своей ничтожности перед преобладающей физической силой кого-то, а в частности этих двух типажей одной грубости и хмурости в себе, которые стояли с двух сторон от Умника, чуть впереди. Где в центре стояла Бодсюзу-сан с неизменной насмешливой улыбкой недосказанности, и с этим аналитическим довольством посматривала чуть поверх жизненного нерва и прибытия в себя Умника.
А Умник не собирается ей показывать то, чего она от него сейчас добивается увидеть и услышать – его взволнованных вздохов и выдохов, а затем язвительных вопросов, а он будет для неё в чём-то непредсказуемым. Он будет помалкивать, чтобы избежать вмешательства этой грубости и жёсткости со стороны этим другого типа нарциссов, так пусть думает она, тогда как он будет просто молчать, чтобы быть разумней.
– Вижу, что вы уже догадались, куда мы прибыли. – Обращается к Умнику Бодсюзу. – А если ещё нет, то скажу. Здесь вы будете находиться столько, сколько вам захочется быть и посчитается правильным, чтобы замириться со своим эго. – На этих словах Бодсюзу-сан рукой указывает на дверь из полупрозрачного стекла, находящуюся чуть с боку и сзади от неё.
– А как этот вопрос для себя решите, то милости прошу на выход. Сами видите, дверь здесь установлена чисто формально, только как граница между вашими решениями и выводами насчёт себя. И она даже не закрыта, если вы такой принципиальный насчёт дверей и их открытия без спросу. – Толкнув дверь рукой, которая и в самом деле легко поддалась, и открылась, говорит Бодсюзу. – Здесь она фиксирует внимание на Умнике, и как бы спохватывается на едва не позабытой ею мысли. – Кстати, – а с этим кстати Бодсюзу уже обращается к одному из нарциссов, – что там насчёт нашего юзера под ником Икар?
А что насчёт этого неизвестного нисколько для Умника юзера под ником Икар («Это что ещё за такие обиходные именования? И откуда Бодсюзу набралась всех этих геймерских слов? – не трудно понять в чьей голове проскочили эти вопросы») сможет сказать нарцисс, кто на людей и тем более на юзеров смотрит, как на пустое место, в точь-в-точь, как их та реинкарнация воплощения в будду с ложками в руках (вот такие удивительные мысли сейчас посещают Умника)? А ничего. Так как это не вопрос, а констатация факта беспорядочного хода умственной деятельности Умника, кто с вот таких запутанных и хаотичных позиций смотрит на эту разворачивающуюся ситуацию у дверей.
Ну а если быть ближе к руководству действий и развития ситуации у этих дверей, то есть к Бодсюзу, то она и не надеялась на ответ со стороны нарциссов, задаваясь этим вопрос не к ним, а к тому, кто находился за этими дверьми. Ну а так как и тот, к кому обратились с таким интересным и в чём-то удивительным словосочетанием, это более ближе к реальности, чем итак может быть, не выказывает желания продемонстрировать хотя бы себя, и не больше того, то Бодсюзу ничего другого не остаётся делать, как поторопить его.
– И чё там сидим, не выходим?! – проорала Бодсюзу в приоткрытое дверное пространство.
– А что, можно? – доносится оттуда чей-то голос.
Что крайне удивительно слышать Бодсюзу, покачавшей головой с укоризной и заявившей, косясь в тоже время в сторону Умника. – Да я ж тебе говорила. Это только тебе решать.
– А я и забыл. – С какой-то прямо оправдательной позиции говорит это неизвестный. Судя по усилению звука его голоса, то подошедшего буквально к двери.
– Вот же хитрец. – Усмехается Бодсюзу.
– И что теперь? – задаётся вопросом неизвестный юзер под ником Икар.
– Что теперь? – повторяет вопрос Бодсюзу. – Выходи уже. Мы на тебя посмотрим. – И юзер с ником Икар вышел из двери, раз его так настойчиво об этом просили. Правда, судя по тому, что он принялся пристыженно отводить глаза в сторону пола, – с этой стороны ему не грозило ничьё пристальное внимание, а может он хотел сквозь землю провалиться за свой крайне неряшливый вид и образ, и что себе иногда люди в своих странных фантазиях позволяют в своём внешнем виде, выглядящем, как изнанка души, – то он хотел остаться в стороне от этого предстоящего рассмотрения себя, и вообще, чего тут все не видели в нём.
А посмотреть в нём всё-таки было на что, если в тебе вызывает интерес человеческая изнанка души и духа (самая гадкая и мерзкая её сторона), которые выходят в человеке на передовые позиции в тот момент, когда он ставится в экстремальные для своего я сознания условия. К которым, скорей всего, можно было записать и нахождение этого юзера Икар в этом закрытом формально только со слов Бодсюзу помещении. Тогда как для Икара, у кого крылья были подрезаны и сейчас от них и следа не осталось, судя по его потерянности всего своего вида, вакуумом и замкнутостью на себе этого помещения, всё это было не столь формально, если он…предположим дал себе слово не переходить эту границу между отстаиванием своей точки зрения и её послаблением через принятие позиции оппонента.
Вот Умник и смотрит на всю эту потерю своего буквального и фигурального лица этим Икаром, и его наполняет грустью и вопросами насчёт настоящих причин демонстрации ему этого Икара. Кто может быть и не Икаром вовсе, а каким-нибудь подставным лицом (Икар это его аватар, где афтар жжёт), чьей задачей является сломить его волю к сопротивлению решениям Бодсюзу и тех, кто за ней стоит. Мол, посмотрит сейчас Умник, к чему ведёт в итоге его упрямство – к потере в себе всего человеческого и за что тебя можно уважать, вон какой жизненный огрызок остался от когда-то человека с мечтой летать и подниматься до самого солнца (оттого его и назвали Икаром), – да и он, как человек прежде всего разумный, как о человеке рассуждают люди с учёными степенями – «homo sapiens», верно и разумно для себя посчитает, что раз всё равно меня такое уныние жизни впереди ждёт, если я буду упорствовать, то не лучше ли сразу принять предложение Бодсюзу. Всё-таки избранным не так уж плохо быть, а моё упрямство всё это от лукавого.
В общем все эти мысли в голове Умника сводятся к одному вопросу, каким и задался Умник, глядя на юзера Икара. – И зачем мне его показали?
А между тем Бодсюзу не стоит молча, а она вышла вперёд напротив юзера Икара, и обратилась к нему с предложением, которому он без лишних споров и упорства решил подчиниться.
– Показывай язык. – Вот это императивного характера предложение Бодсюзу. Которое взбодрило в лице Умника, как и юзера Икара, поднявшего голову, с долей дерзости посмотревшего на Бодсюзу, и на, гадина, получай к осмотру мой язык, как только ты так думаешь, тогда как я его показываю тебе под другим углом моего мировоззрения. Я показываю язык, как знак того, как мне всё не подходит из того, что с тобой связано и ассоциируется. В общем, было бы сейчас этично расплеваться, то я считай это и сделал таким образным методом.
Но никому в общем, нет дела до того, что там в себе воображает юзер Икар (от такого его именования уже хочется показать язык с тошнотными целями), все сейчас увлечённо и целенаправленно смотрят на его язык, который демонстрирует в себе нездоровый вид. Что сразу по нему и видно, и тут не нужно медицинского образования, чтобы этого не заметить. Так он впитано известково бел.
Ну а так как у Умника и в самом деле нет никакого специального образования, чтобы определить точную или хотя бы с погрешностями причину возникновения этой языковой аномалии у юзера Икара, то он ждёт того, что по этому поводу скажет Бодсюзу. У которой определённо есть на этот счёт резюмирующие выводы.
– Что, всё-таки не удержался и припадал к источнику познания себя? – а вот сейчас используемая Болсюзу ирония для того, чтобы подчеркнуть глубокую степень падения в своих глазах юзера Икара, была по мнению Умника оскорбительна и не к месту. Но кто его тут слушает, тогда как Бодсюзу все слушают и даже соглашаются в том же лице юзера Икара, согласно кивнувшего головой.
– Ну и что ты познал, а если ближе к нашему вопросу, что ты в себе сумел опознать? – задаётся новым вопросом Бодсюзу.
Юзер Икар, что за странная и удивительная буквенная пентаграмма чьей-то мысли, лучше бы конечно, не чесал сейчас свой затылок сквозь копну своих замусоленных и грязных от долгого своего содержания в чёрном теле бессмысленности волос, но он сейчас, было видно по нему, дошёл до той характерной точки человеческого сознания, когда ему от себя, ни прибавить, ни убавить уже было нечего и всё было по барабану, что есть тоже своё познание, о котором он так информирует Бодсюзу, вновь высунув в её сторону язык. Что вызывает в сердце Умник брожение и отзвуки жалости к юзеру Икару, которому уже никогда не полететь.
– И всё-таки избранный? – полувопросительно говорит в ответ на эту демонстрацию языка юзером Икаром Бодсюзу.
Против чего тот ничего не показывает. И Бодсюзу, сделав знаковое уточнение: «Только нами», отдаёт кивком команду нарциссам, которые и уводят юзера Икара подальше отсюда.
А вот куда, то Умнику даже посмотреть в ту сторону не далось. Его вниманием сейчас же завладела Бодсюзу, повернувшись к нему и с каким-то неясным зрительным посылом посмотревшей на него. А Умник на этот раз сумел сообразить быстрее Бодсюзу, задав ей вопрос. – И почему язык белый?
Бодсюзу, видно по ней, не ожидала от Умника такой расторопности с вопросом, и она, теперь об этом говорить можно только в проекции возможности, хотела с Умником переговорить о другом, но раз его ничего больше не интересует, то пусть будет так, как ты хочешь.
– Скоро узнаешь. – Говорит Бодсюзу, указывая своим взглядом в сторону дверей. Куда, как легко её понял Умник, она его сейчас провожает. И если у него есть на этот счёт вопросы, то сейчас самое время ими задаваться.
Всем нам хочется что-то сказать...