дергающемуся судорожно в любовных спазмах тяжкого дыхания, мокрому от липкого текущего скользкого пота женскому животу. Облизывая, старательно смакуя, своим языком круглый красивый Джейн дергающийся пупок и, затем ниже к волосатому девичьему лобку.
И снова наше соитие. Я снова там. В ее раскрытом очерченном темной линией по самому краю половых губ влагалище, мой мужской вновь затвердевший, как стальной стержень конец. В своем раздутом с выпирающими жилками стволе, оголившегося от верхней плоти за самую уздечку головкой, вновь там, внутри моей девочки Джейн, вонзенный по самый ее волосатый лобок.
Как она стонет! И как изнемогаю от любовной нашей взаимной оргии я.
Когда с остервенением Джейн болезненно, в ответ кусает торчащие от возбуждения, почерневшие от солнечного загара соски на моей груди, а я нежно любовно следом истязаю ее.
Мы были, просто обреченные на любовь. Все полностью мокрые и скользкие от текущего горячего по нашим телам пота.
Помню, как я опять обильно многократно кончил, и кончила она.
Прямо здесь на этих пальмовых листьях, хрустящих листвой под нашими бьющимися в соитии друг о друга разгоряченными от любви телами.
Так же, как и на яхте, тогда в нашу первую любовную встречу. Тогда под стук о стенку борта деревянного изголовья и скрип ее постели. В ее девичьей каюте, когда я повредил от неосторожности в неуемной сексуальной страсти по-женски ее мою любимую Джейн. Я не описывал, тогда нашу первую оргию страстной любви. Поскромничал.
Теперь было все иначе. Теперь было все по-другому. Я был осторожен и аккуратен, хотя, также не мог сдерживать свои неуправляемые любвеобильные чувства к своей возлюбленной.
Занимаясь любовью, мы и не заметили, как устав до изнеможения от взаимных любовных ласк, в жарком мокром скользком поту, уснули в этих пальмовых листьях. И уже, незаметно к нам двоим влюбленным, подкралось новое утро. Мы проснулись в этой пальмовой рыбацкой заваленной пальмовыми листьями хижине. Я не взял с собой те водонепроницаемые акваланга часы. И мы были без понятия, сколько сейчас время. Да это было и неважно.
Выскочив нагишом их пальмовой рыбацкой хижины, мы, хохоча друг вдогонку за другом, бросились в прибрежные снова волны, смывая в соленой морской воде свой ночной разгоряченный жар и пот нашей ночной страстной греховной любви.
***
Дэниел, тоже провел ночь с молодой девчонкой. С островитянкой. Он был молод и полон сил. И присмотрел себе, такую, же молодую из местного племени девицу. Он провел с ней всю ночь на нашей яхте. А мы с Джейн только, что вернулись назад довольные проведенной ночью.
Утро было тихое. Даже, прибой, как-то заметно утих. И не было сильно слышно шума волн. Только легкое их шуршание о прибрежный песок.
- Не замерзли? - поинтересовался Дэниел, глядя на нас почти совершенно голых и мокрых все еще от воды у меня и своей сестренки - Ночь была на редкость холодная. Ветер дул прямо с океана.
Он стоял под еще горящими всеми палубными и бортовыми огнями «Арабеллы».
- Да, нет - произнесла кокетливо ему, играючи, за меня сама Джейн, подымаясь по мостку у деревянной пристани рыбаков на «Арабеллу» - Но, мы грели друг друга. И нам было даже жарко Дэни.
- Понятно - произнес, улыбаясь, он - Я тоже, не плохо ночь провел.
Он стоял, глядя на нас, взбирающихся на палубу вместе с молодой совсем девчонкой туземкой, одетой в тряпичное легкое белое платьице. Девчонкой, тоже смуглой и загоревшей, как и моя Джейн.
- Сколько уже время, Дэни? - спросила Джейн.
- Уже все десять утра - ответил Дэниел.
Джейн прошла мимо ее и Дэниела, оценивая искоса своим черным взором полюбившуюся Дэниелу аборигенку.
- Как тебе она, Джейн? - спросил вдруг Дэни у Джейн - А тебе, Володя? - он перевел вопрос и на меня.
Тут Джейн обернулась резко, и сказала - Пойдем милый, не задерживай молодых с расставанием.
Она оценивающе смотрела на молодую такую же, как и сама девицу - Пора принять душ, мы так долго и жарко любили друг друга.
Аборигенка, думаю, ни понимала, ни слова. Но Дэниел с ней как-то общался.
Я, проходя мимо Дэниела и островитянки, приподнял правую согнутую в лотке руку. Показывая вверх большим поднятым пальцем правой руки, что все у него отлично.
- Ну, давай же! - она с нетерпением схватила меня за руку и сдернула буквально, вниз к каютам в коридор по направлению к душу - Вздумал пялиться на другую! - возмущенно произнесла Джейн.
- Ах, ты, моя ревнивица! - я ей сказал. Хлопнув ладонью руки по Джейн круглой загоревшей ягодицами до черноты сексуальной широкой женской попке, спускаясь с палубы вниз к каютам.
- Ты, теперь мой - сказала она, мне держа крепко за руку - Пока будут крутиться рядом всякие прочие девки. Я не спущу с тебя глаз.
Джейн, серьезно это произнесла и стянула мои с меня плавки.
И произнесла, любуясь, сверкая восторженно своими черными, как ночь глазами, моим мужским детородным достоинством – Вот ты где прячешься, мой любимый ночной насильник?
Она сбросила с себя все, что было на ней, и тоже отправив с моими плавками в стирку, схватила быстро меня, снова за правую руку своей левой рукой, и потащила в душ.
- Но, это не мои девки. Джейн - умоляюще смотря на свою любовь, произнес, уже в душе Джейн я.
- Вот именно, не твои. Вот и не смотри - ответила моя ненаглядная Джейн, вполне серьезно, мыля меня, и себя заодно в парящей горячим свежим паром воде.
Джейн была очень серьезна.
Двадцатидевятилетняя девица сексуально и духовно раскрепостилась и уже не была такой, какой я ее увидел впервые.
Я как ребенок сейчас, повиновался своей любимой. Позволяя себя мылить и мыть. Это было даже как-то забавно. Джейн заботливо, словно моя родная мать, мыла меня в горячем душе, протирая и мыля каждый клочок моего, почти такого же загорелого, как и у Джейн нагого полностью тела. Скажу читателю и слушателю, без стыда, мне понравилось. Вас, когда-либо мыла женщина? Взрослого мыла? Уверяю вас, понравится.
- И, вообще, пора с якоря сниматься - произнесла моя Джейн, мыля усердно, то себя, то меня. А я ей не сопротивлялся - Дэниел загостился на этом острове. И, наверное, забыл, зачем мы здесь. Дэни со своими подружками всегда долго расстается. Надо ускорить этот процесс. А то может затянуться надолго.
- Да пусть парень, до конца насладится своей любовью - произнес я Джейн – Он вполне взрослый. И пусть так будет.
Джейн молча и сверкнув своими на меня карими почти черными зрачками красивыми глазами. Критически. Затем, вытолкнула нагишом вымытого девичьими любящими руками меня мокрого из душа. И сама выскочила оттуда, закрывая воду.
- Нет. Если все готово, то пора – произнесла Джейн.
Она теперь тут командовала как самый настоящий командир на нашем морском быстроходном корабле.
- Иди, и скажи ему, милый, что нам, пора уже в дорогу - сказала, мне Джейн и, прильнув плотно голым, сладко пахнущим свежевымытым, мокрым в ручейках стекающей горячей воды девичьим гибким телом ко мне. Обняв руками за шею. Она посмотрела мне пристально и обворожительно любовно в глаза и поцеловала в губы.
- Иди, счастье ты мое - произнесла Джейн мне.
Довольная нашей проведенной той дикой и безумной в прибрежном плетеном тростниковом рыбацком домике, среди пальмовых листьях любовной ночью. Джейн, припеваючи какую-то роковую мелодию. Быстро обтерев меня длинным банным полотенцем, как, словно, малолетнего ребенка, обтерлась затем сама. Затем, пробежав по длинному узкому освещенному лампами трюмному коридору, заскочила как ретивая быстроногая лань в свою каюту. И уже оттуда крикнула - Буду скоро готовить завтрак! Просьба! Далеко не разбегаться!
И в трюме, сотрясая переборки кают и отсеков «Арабеллы», заиграла группа «Моtley Crue».
Обреченные на любовь
Мы снова были в открытом океане. И был новый день.
Было 21 июля на часах час дня.
Дэниел простился со своей ветреной подружкой островитянкой, пообещав к ней вернуться после плавания. Так обычно поступают закоренелые моряки, но, делают все с точностью, до наоборот. Может, Дэни и вправду девчонка понравилась. Но, это только осталось ему известно.
Мне не пришлось ему ничего говорить про отбытие. Когда я выскочил на остывшую за холодную ночь лакированную палубу круизной нашей океанской большой яхты, Дэниел уже спровадил молодую, лет, наверное, двадцати или около этого, островитянку красавицу восвояси.
Он, тогда, молча, и не особо разговаривая, о, чем-то думая сам с собой, вытравил на длинной цепи бортовой правый якорь, и все веревки с пристани. И уже суетился с оснасткой «Арабеллы» наверху, бегая взад и вперед по палубе яхты.
Мы шли южнее Багамских островов. Туда, куда, вообще, никто не заглядывал. Ни корабли, ни яхты.
Преследователей не было видно. Вот уже больше суток. Был ясный хороший с хорошей погодой день.
Я отдыхал, сменившись от управления яхты, и она опять по приказу компьютера за секретной дверью винного полированного шкафа, шла автоходом, лавируя и гудя, и хлопая на ветру парусами. Перекладывая свои треугольные кливера. То влево, то вправо, меняя каждый раз свой курс. Помню, как гудели и скрежетали в натяжение струной нейлоновые с металлизированной основой тросы. Как раскалилась на горячем солнце красная нашей яхты лаком покрытая палуба. И по ней невозможно было ходить босиком.
Было на часах час дня.
Дэниел научил меня работать с компьютером и автоматическим управлением «Арабеллы». Я, вероятно, об этом уже говорил и еще раз повторю. Это было не сложно. А, я его подтянул по морским картам, и уточнил местоположение предполагаемой гибели рейса ВА 556. То, была сеть из небольших совсем необитаемых скалистых населенных одними альбатросами островков. Где и спрятаться, почти нельзя было от бури, как и от вероятных врагов.
Я помню, как нас в этом последнем двух дневном походе сопровождал по борту «Арабеллы» целый косяк макрели и стайка шустрых, и вертких белобоких дельфинов. Дельфины, подныривая под яхту, и выскакивали из
