этом выжить. И в шторме и при пожаре. И в перестрелках с врагами. Даже раненым. Но выжившим. Даже на почти 300метровой глубине в ночной праткически полной темноте холодной воды. В этом лиловом странном аномальном свечении над океанской пятикилометровой бездной. Не странно ли это все. Когда тебя извлекают из воды в зеленой какой-то всего облепленного жидкости или слизи, биологический и химический состав которой так и не определили. И не поняли, что это такое вообще. Но надежно защищавшее мое тело и от ночного холода и от палящего солнца и от самой воды.
Меня осмотрел наш уже судовой доктор. И отметил то, что я вполне нормален и физически и умственно. Только кожные ожоги от чрезмерного пребывания на пассажирском иностранном лайнере на верхних палубах. Он пожелал мне удачи и попрощался со мной, как и сам капитан.
***
Я стоял, снова у бортового ограждения верхней иллюминаторной надстройки палубы судна. Рядом со спасательными на кранах и тросах шлюпками. Уже нашего торгового грузового судна. У самых ограждения бортовых перил. И смотрел на горизонт. Туда вдаль океана. В синеву раскаленного тропическим солнцем неба.
Первой же ночью, после того, как меня приняли на борт. И я оказался на «НОВОЗУБКОВСКЕ», еще до вахты, мне приснилась Джейн. Уже здесь на русском судне. Она шла по воде, прямо ко мне по самой глади Тихого океана. Шла ко мне во сне. Я не видел ее лица, а только видел, девичий невысокий красивый черный силуэт. Ночной на фоне огромной луны ее силуэт в лиловом свечении. Над самой гладью ночного спокойного Тихого океана. И истошный прощальный крик дельфинов.
Я помню, проснулся. И уже не мог заснуть, как не пытался. Это была настоящая изнурительная пытка. Я не как не мог отойти от моей любви и тоски по моей Джейн Морган. Никак не мог, как ни пытался все забыть как бредовое наваждение.
И вот уже под вечер, после первой трудовой вахты, часов в пять, я вышел на палубу нашего грузовика. И смотрел вдаль в горизонт океана. Там была яхта. Яхта шла параллельным курсом с нашим судном. На фоне яркого раскаленного летнего солнца. Она светилась белыми из парусины треугольными большими парусами на одной единственной мачте и на носу косыми, выгнутыми от сильного ветра вперед кливерами.
Парусное, кажущееся маленьким издалека суденышко. Шло параллельным с нашим «НОВОЗУБКОВСКОМ» морским курсом. Не сворачивая. И довольно далеко. Почти у самой линии морского горизонта. Где-то там, где, снова заходило яркое тропическое солнце. Очередным наступившим вечером.
Я старался его лучше рассмотреть и жалел, что не было в этот раз у меня армейского бинокля.
Это случилось 5 августа 2006 года. На девятнадцатые сутки моей морской мистической и любовной эпопеи. То была одномачтовая белая яхта. Так, по крайней мере, мне казалось. На самом закате летнего солнца.
Мне казалось, я видел яхту «Арабеллу», идущую, бок, обок, с нашим Российским грузовым судном. Яхта, сопровождала нас, и казалось, шла курсом в мой родной Владивосток.
- Невероятно! - произнес я, потрясенный сам себе, громко, перекрикивая шум воды за бортом, не отрывая взгляда от идущего параллельным с нашим судном курсом еще одного. Похожего на «Арабеллу» парусного скоростного суденышка.
- Что?! - прозвучал девичий молодой голос - Что-то вы там, увидели?! - произнесла, перебивая шум волн, молодая официантка из корабельной столовой нашего торгового судна из состава команды «НОВОЗУБКОВСКА». Она работала в составе поварской бригады. И обслуживала весь рабочий состав в корабельной столовой нашего тихоокеанского груженого заграничными станками грузовика.
Еще в корабельной столовой я заметил ее заинтересованный ко мне женский взгляд. И перешептывания с поварихами. Хитрые и лукавые любопытные взоры женщин и ухмылки тех в мою сторону, обращенные всецело к чудному русскому, свалившемуся неожиданно всем им на голову моряку утопленнику, найденному иностранцами в океане.
Скажу сразу, не все на нашем корабле отнеслись ко мне, более-менее, лояльно. Даже, сам Васильев Николай Демидович, капитан «НОВОЗУБКОВСКА», включив меня в свою команду судна. Это все моя работа на иностранных кораблях. Некоторые смотрел подозрительно и практически не общались со мной.
Некоторые были более, менее радушными. И, даже сочувствовали мне, тридцатилетнему найденышу, чудом выжившему в кошмарной морской фантастической странной катастрофе.
Помню, как они все таращились на меня на верхней палубе нашего судна. Как на диковинное существо из океана. Когда меня пересаживали с корабля на корабль. Они уже знали все про меня. Про то, как я проплавал без сознания семеро суток. И выжил в открытом океане, а не пошел на корм акулам. Как меня нашли иностранцы и отдали, теперь им. И, что я из Владивостока, как и они. Уже ушла во Владик радиограмма с судна обо мне. И наверняка меня там уже ждали соответствующие для допроса следственыне службы. Нет, меня не посадили бы. Но допрос должен быть достаточно серьезным.
Я молчал. И никому не рассказывал свою подробно историю. Так только пожар. И я в отрытом океане и все. Про «Арабеллу», Дэниела и мою любовь Джейн я умолчал. Ни к чему выворачивать свою всем душу. Еще засмеют как ненормального. Да, если еще про русалок начну говорить и про дириаду и нимфу дочь Посейдона Нагису. Сами понимаете, что тут объяснять.
И вот я увидел, казалось, свою яхту «Арабеллу». И, услышав женский голос, вздрогнув от испуга, повернул голову в сторону молодой, довольно миленькой на личико светловолосой лет, наверное, двадцатидевяти или может тридцати девицы.
- Простите! - произнесла она - Я напугала вас! Простите меня!
Она подошла ко мне совсем близко, и смело прислонилась молодым девичьим плечом правой руки к моему левому мужскому плечу. Я был в легкой измазанной мазутом в машинном отделении белой майке. И утреннее горячее, встающее над горизонтом солнце, крепко уже прижигало мои открытые, почти полностью плечи и мускулистые моряка успевшие подзагореть в круизе на пассажирском туристическом лайнере руки.
Я промолчал. Только, снова уставился в ту сторону океана, где видел свою, вероятно преследующую меня по бурлящим волнам парусную белую одномачтовую яхту.
Ее там уже не было. Это было снова видение. И я, потупив взор, теперь смотрел с горечью только в бушующую за высоким железным бортом синюю рассекаемую нашим кораблем воду.
- Простите меня! - еще раз повторила, громко перекрикивая шум волн, на верхней рабочей палубе судовая официантка.
- Ничего! - произнес я, тоже громко, чтобы она услышала - Все нормально!
- Я слышала, вас подобрали в океане! - прокричала она мне, через шум океанских волн.
- Да, это так! - прокричал я ей в ответ, глянув искоса на ее миловидное молодое женское личико.
- Меня зовут Татьяна! - она произнесла и назвала первая сама свое имя.
Она захотела познакомиться со мной поближе. Еще в столовой она проявила ко мне интерес, не отрываясь нагловато разглядывая меня. Мое лицо живого русского утопленника. Ее недвусмысленный интерес ко мне был виден по ее поведению.
- Звягинцева Татьяна! – она, практически официально представилась мне и добавила - Вы видели меня в столовой нашего судна! Я здесь работаю официанткой!
- Я помню! - произнес я - Я видел вас!
И присмотрелся еще раз к молодой девице.
С виду обычная русская девица. Тоже, довольно и даже очень привлекательная и подзагоревшая на тропическом солнце, как здесь многие русские моряки этого русского грузового судна. Она стояла, приблизившись максимально ко мне. И касалась локтем своей оголенной загоревшей до бронзового загара девичьей руки к моей руке. Тоже, голой, освещенной утренним ярким солнцем.
Я дернулся от прикосновения девичьей руки. Скорее не от самого прикосновения, сколько от неожиданности.
- Вам больно?! - спросила она, громко, жалея меня.
- Что?! - переспросил я ее.
- Больно?! - повторила девица - От моего прикосновения?! Рука болит?!
- Да, нет! - ответил громко я - С чего, вы взяли! Просто, я немного испугался!
- Вы, не очень-то похожи на пугливого человека! - произнесла сильно смуглая от плотного и ровного солнечного загара русоволосая синеглазая как гладь океана девица по фамилии и имени Звягинцева Татьяна. В белоснежном кружевном фартуке поверх коротенького светлого тельного оттенка до колен платьица.
Она развернулась, своей женской узкой спиной к Тихому океану. И, прислонилась к поручням бортового ограждения верхней иллюминаторной корабельной надстройки. Раскинув по сторонам полуоголенные из-под короткорукавого короткого до колен своего платьица бронзового плотного ровного оттенка девичьи руки. Положив, левую, миленькими девичьими пальчиками мне, на мою, правую. Что нервно от присутствия рядом, так близко молодой женщины вцепилась пальцами в широкие бортовые поручни.
- Вам, пока здесь не очень уютно - произнесла, приблизившись, к моему правому уху, уже не так громко Татьяна - Это вы еще не привыкли. И, мало с кем, здесь знакомы. Надо вас отвести к медику! - произнесла хоть и громко, но заботливо и ласковым голоском она, склоняясь, почти впритык к моему левому уху. И, почти касаясь его своими полненькими женскими губками, чтобы было слышно сквозь шум океанских волн.
- Это еще зачем? - ответил, вопросительно ей я.
- Вы, просто до ненормального возбуждены. Я позабочусь о вас - произнесла она, уже чуть ли не шепотом. И, дыша жарко с придыханием мне в само ухо. Касаясь его своими жаркими губами - Вам нужен женский сейчас уход и забота.
- Пойдемте, провожу. Я вижу, иностранцы не очень об этом позаботились - Татьяна произнесла - Как только, вы терпите эту боль. Пойдемте. Я вижу по вашему виду и глазам, что у вас что-то болит.
- Откуда вы знаете, что у меня болит? - снова спросил удивленный таким неожиданным разговором я.
- Поверьте, женщина знает - ответила Татьяна – У вас была женщина, которую вы потеряли. Это видно по вашим красивым, но тоскливым мужским глазам. Я буду вашей заступницей,
