ЛЕСНОЙ КОВЧЕГ. начало

слушай… Я само начну…
  - Здравствуйте, дорогие мужики и бабы. И вам добрый день, слабосильные мужички и женщинки.
  Эх-ма; кто знал, что непотаённое, широкоформатное собрание вот так начнётся.
  - Обижайтесь или ненавидьте, но лишь половина из вас согласятся с моими мыслями, а остальные убоятся их как чёрт ладана и спрячут свои хвосты под скамью.
  Но нельзя ведь целую жизнь молчать да трусить, надеясь только на господа и удачу, и что всё само образуется. Мы за власть взялись давно уж, мы свои усилия крепко тревожим, и вроде пот подступает от наших трудоёмких работ - а результатов всё нет. Потому что весомые звания, грозные чины, степени наук, коридоры авторитетных администраций, никогда не смогут помочь в деле лентяям и наплевателям. То есть нам самим.
  - Откуда вообще взялась эта неподсудная клика? - вожди, политики, святоши, кого угодно облапошат, затравят мирные народы, угробят красоту природы, назначат вере свою цену, опутав мир паучьим пленом? - да из нас самих, из низости нашей души.
  Это ведь мы и есть, кто давно уже жил человеком когда-то, а нынче скурвился как последняя тварь... Вы все помните, какой у нас был главарь лет десять назад. Он наше отечество на дыбы поднял, он тогда воевал с продажной властью, с врагами - и ярость к противникам помогла ему победить. Он жил мужиком. А потом, сам придя к власти, он боролся только с собой, с собственным быдлом - жадностью, ленью, трусостью, пьянством - и всё завоёванное уважение похерил в этой борьбе. Его победила личная спесь, самолюбование и лесть приближённых холуёв. Он стал вонючим котяхом.
  Я думаю, что любой настоящий мужик со средним образованием будет гораздо полезнее в чиновничьем кресле - если у него к народу милосердное отношение, к его рукам не липнут казённые деньги, и в голове планы великих строек да мечты грандиозные, а не порочные мыслишки, желания.
  - Люди, милые! не взрослейте нудно, тоскливо - живите с сердцами детей. Смешна самовлюблённость власти и мессианства. Власть - это только лишь работа, но не цель огромной жизни. И для патриарха, для президента, муфтия, фельдмаршала, генсека. Великие властители и простые работяги, придёт время, все сгниют в своих коробушках. Нужно понять бесконечную нелепость гордых потуг человека выбиться в божественное назначение за счёт власти и денег, если для мира важна лишь душа человеческая, и ею оставленная память в сердцах у людей. Уморительно смотреть на спесивых дурачков в аду - они корчатся, рыдают, трясут ручками-ножками - отпустите! всё плохое исправлю, изменю заново, отмолю! - а нет ходу назад. Их не огонь да смола пожирают: это безмерная жадность палит под котлом, и глотки переполнены расплавленым золотом. Им теперь денежное содержание всей земельной казны, слава всей власти, не стоит утренней улыбки рыбачащего на речке мальца - что светлее всех звёзд, отстоящих на длину удочки, лески и серебристого карася.
  - Вот, чтобы такого адова зверства не было больше, я надумал один указик в конституцию присобачить - безобидный совсем, под весёлую потеху. Для нас – для русских людей. Я хочу, чтоб каждый приходящий в народные управители клялся свободой своей, а то и жизнью. Чтобы решал народ: смертью казнить его потом за державный труд или прославить великой милостью. И пусть закон этот будет един - для всех властных последухов, кто после придёт. А коли откажется - значит трус, или негодяй. Такого не выбирать. –
  Сердце моё, запалясь, даже обжёглось с левого бока.
  Я спрятал его хитрецой под костюм, и теперь уже выступил сам. Смело туда, где среди огней сидит за столиком красивая дикторша - её нарочно подсунули, скромно надеясь увлечь меня в завлекательные дебри. То-то она выспрашивает обо многих личных моментах, в коих я и любимой бабе не признавался. - где впервые влюбился? - как отдыхаю досуг? - верю ли дружбе, судьбе, астрологии?
  Я морщу лоб, будто до корочки спёкся в железной духовке, и со всех сторон под белую рубашку наползает огненный жар, далее стекая солёными ручьями сквозь туго затянутый ремень. Уже примокрели трусы; еле ворочая языком всякую ерунду, абы не молчать, я удушливо рву галстук - а вредная криворотая девка ещё ближе суёт микрофон к моему носу: посмотрите, мол, люди, на этого глупого истукана.
  Вдруг захлопали крылья; биясь на жёстком стекле белой грудью, стремился в окно залететь встревоженный турман - то ли явый, или в голубя обращён колдуном. А на лапе у него блестящее колечко, сходное с тем, кое жениху одевает невеста.
  Я со стула привстал - блажится мне, грезится, и в светлую даль влекут спасительные слёзы; сгрёб я на пол заготовленные бумажки.
  - Кто мы для власти, народ? - мы лишь средство поживы, объект для охоты. Обманут, заманят, а потом нападут со спины, истекая в беззащитную шею голодной слюной. А для чего же тогда революции? - для надежды, народ. Но после всякого бунта к должностям присасываются горлохваты, лицемеры, хлюсты.
  Где ж её взять, свободу? - в себе искать надо. Там она: среди пороков жадности и пьянства, лени, зависти. Глубоко упрятана: в тех тёмных и стыдных уголках, куда самому заглянуть страшно. А вдруг я совсем не такой, вдруг я всё про себя придумал? Может, липовый героизм, навеянный фальшивыми сериалами, на поверку окажется трусливым позором. Гранату собой накрыть, на пытки за веру? - что вы, что вы! я лучше на диване с газетой прилягу.
  Ну а если не струсил? Если я в самом деле герой, труда и отваги? Это же великая слава. И гордо задрав свою русую голову, я выхожу на улицу со своей личной свободой подмышкой. А навстречу сосед - тоже русский, чернявый южанин. Он тоже свою свободу погулять вывел, и так же горд. Кто кому кланяться должен? Оба русской нации и господь всевышний один - а разные национальности, и пророки непохожие. Слово за слово, плевок за плевком, и вот из уличной потасовки двух ротозеев вызрела гражданская бойня. Которой не знала ещё Святая Русь.
  - Я думаю, если кто бегает по нашему отечеству со свастикой, с полумесяцем ли, с крестом на хоругвях, и кричит об инородстве других русских народностей, отличных от его - это есть быдло да гнобыли, которые желают, мечтают разделить Святую Русь на запасные части для других важных государств. Если уж ты един, гордин, и считаешь себя пупом земли, то будь до конца честен - и один оставайся, воюй, а не собирай под своё знамя в душе презираемых тобой соратников.
  Я уверен, что русское православие и русское мусульманство по духу, и по родству веков, уже в тысячу раз ближе друг дружке, чем противоречащим канонам своих религий. Мне нравится отважная первобытность русского мусульманства, и не по душе лицемерие да корысть канонического западного христианства. А отечественному мусульманину ближе милосердная стойкость русского православия, чем тревога и ярость фундаментального ислама. Западный католицизм уже старик - в нём нет борьбы; восточный ислам ещё отрок - в нём нет покоя. Нам, русским, незачем их подпитывать своей зрелой кровью.
  - Но как сделать, чтобы власть нас не стравливала в тесных и грязных клоповниках больших городов? - нужно выкупать землю да хаты и расселяться по бескрайнему отечеству. Это избавит людей от рабства властям и от кабалы комфорту. Раболепство - самая невыносимая мука. Да, я любуюсь своими идолами, богами, веруя в них как в защиту - но во мне не смирение с дрожью в коленках, а благо природы, мощь, и моё с ней единение. Солнце, ветер, вода, добро к людям без абсолютной ненависти - и убить я готов только потому, что кабалят, завоёвывают меня властью и религией - а не должны кабалить, нет у них прав на мою свободу.
  Свобода-любовь жила и жить будет. В прошлые века её ножами резали, ядами травили - без толку. В нынешнее время её мотают на танки да глушат бомбами - а она, затравленная злыми гемодами, всё равно партизанит под лопухами с обрезом. Потому что превыше человеческой свободы ничего нет на свете. По праву рождения моей бессмертной души - я никому ничего не должен. Моя вера, моё отечество, и семья моя - святы. Если моего бога не тронут, то и я чужого уважу.
  Вот такая она для меня - власть народа. Она не лежит на секретном складе под тайным замком. Бесполезны для неё ключи да отмычки. В душе свобода - твоей и моей. -
  Я обращаюсь к телеэкрану, к людям, но слышат ли они.
  А журналист-любопыта задаёт мне вопросы почти интимные, на ответах которых можно хорошо заработать. Он всё старается выжать из меня если не порочную правду, то хотя бы лживую слезу, чтобы сдоить её через марлю в чистое золото. Звенит, ась? - звякает щедрая радость, льётся драгоценной струйкой в оттопыренный карман.
  - Скажите, пожалуйста: верно ли, что вы прогнали из леса целую банду браконьеров?
  - Да. 
  Я гордо закинул голову, повернув к экрану орлиный профиль; и вдруг узрел на белой стене свою чёрную тень, от которой далеко несло вонью бахвальства. - Все... все товарищи мне в этом помогали… - чуточку запнулся я, и окривела статная мощь голоса.
  - А правда ли, что вы живёте сейчас один, потому что уморили жену и ребёнка своими прошлыми пьянками и гулянками?
  Побелел я и схватился за галстук, словно серая жаба душила меня, вгоняя микрофон по самую глотку, где ещё тискались недокарканные слова. Ладонь нащупала в сапоге острый шершень.
  Передача шла на прямой эфир, и товарищи, кои сидели перед телевизорами в разных домах да квартирах, тут же полезли в экран с четырёх сторон света, упираясь руками-ногами под перехлёстья высоковольтных проводов: - Жлобы! Заткните свои пасти!! Пусть говорит он!!! - И страшны они были: усатые, небритые, стриженые, даже голые да вздыбленные, прикрывая мой тыл.
  - Многие из вас будут мстить мне вприхлёбку со страхом, с ужасом подмены всех нынешних ценностей - может быть, из-за угла. Ложью или пулями - без разницы. За то, что я хожу по земле, подняв к небу башку от мирной радости: коли солнце - то в висок, коль туча - пусть сразу в сердце.
  Я чувствую себя так, будто я единственный мужик на земле, мне нет равных, и второго меня не будет на свете. И очень хочу, чтобы каждому мужику, каждой бабе, господь всеявый вбил в голову то же самое о себе, и приколотил к сердцу табличку навечно.
  Потому что раб ничтожный - херовое поклонение господу. Холуй да кабальник не может быть творцом и талантом. А всевышнему для развития цивилизации, кою он сам сотворил, для свершений науки и духа, для межзвёздных полётов во вселенную нужны соратники, сотоварищи, герои отважные, бунтари с косностью и с устаревшими канонами бытия.
  Разложение морали общества происходит из-за слабости веры в величие человека, и люди, внутри себя желая понимания души, судьбы, вселенной, наяву всё больше сбиваются в бестолковое жующее стадо. Жующее всё на свете - телевидение, газеты, деликатесы, роскошь, комфорт. И в этом они следуют за своими кабальными вождями.
  Взгляните только, как много на свете рабов: пьяницы зависят от водки и самогонщиков, наркоманы от героина и дурьторговцев, мнимые больные от аптек и фармакологии, сектанты от гипноза и божков, фашисты от гимнов да гитлеров, гламурчики от внешности и кинокамер, толстопузы от прибылей да чиновников, и этот поток нескончаем.
  Идёт упадок духа. Души людей всё больше заполоняет страх заместо отваги, и низость вместо