экзамен, а то забыли всё! Кстати, где Осипов?
– Не нашли, нигде нет. Сбежал, – отрапортовал старлей с винтовкой, его зелёные глаза вспыхнули раздражённой усмешкой. – Надо было эту крысу давно в изолятор и на большую землю отправить.
– Ты сам был за войну, забыл уже, Толчин? – нервно сказал капитан, стоявший рядом с его группой. Он нервно потирал пистолет, то вытаскивая его из кобуры, то убирая обратно.
– Был и остаюсь при своём мнении. Но диверсантов надо убивать на месте! – отрезал старлей. – Это провокация, а мы как сдурели. Слушали этих дебилов!
– Озверели, – уточнил лейтенант с группой захвата, они были экипированы иначе, чем остальные: в лёгких бронежилетах, с поясными сумками, набитыми гранатами, и двумя автоматами и пистолетами под мышками в открытых жёстких кобурах. Вид у группы был воинственный, все в шлемах, забрала открыты, глаза злые, нетерпеливые.
– А где Артемьев? Где эта крыса? – не унимался Толчин. – Спрятался, гнида. Это же он забаррикадировал оружейную. Я уверен, что это он коды поменял и замок заблокировал.
– Не исключаю этого, но куда он мог спрятаться, ума не приложу, –¬ задумчиво сказал майор. – Разве что он и Осипов сейчас за границей шлюзов пусковых шахт. Военные билеты их не пеленгуются, возможно, они их повредили, чтобы система не нашла их сразу.
– Так давай я проверю быстро, найду и прихлопну каждого! – нетерпеливо воскликнул Толчин.
– Нет, твоя задача держать входную группу и не выдать себя. Стрелять по команде, сначала надо оценить врага, а потом выбивайте офицеров. Без геройства, уходить по вентиляции. Каждый на счету, это я командирам говорю. Ответите за каждого, чтобы весь личный состав сохранили. Противник имеет планы базы, но видеть чертежи одно, а вы знаете каждый тоннель, каждую вентиляционную шахту. Мы многое переделали, в центре этих чертежей нет, так что у нас преимущество, ¬– майор, обвёл всех взглядом и кивнул солдатам. – Последний вопрос. Алёхин, я вижу, ты задашь за всех. Давай, не трусь.
Из штурмовой группы вышел огромного вида солдат, он снял шлем, неуклюже поправил автоматы и басом спросил: – Так это из центра на нас напали, так получается? Мы что, со своими воевать будем?
– Мы не знаем, откуда они пришли. Но мы точно можем сказать, что наш противник владеет большим количеством информации о нашей базе. Диверсия против МАРКа – это первый шаг. Следующий шаг захват базы и принудительный запуск ракет. Кто они и куда собираются стрелять – никто не знает. Но, вы должны понимать – к нам движется враг, и мы должны его уничтожить. Разбираться будем потом, кто это был и зачем явился. Задача уничтожить и сохранить базу. Если ситуация будет, – майор задумался, устав подбирать слова. На помощь пришёл комиссар, всё это время молча стоявший в стороне, изучая лица солдат.
– Если ситуация выйдет из-под нашего контроля, то наша главная задача предотвратить принудительные запуски ракет, –¬ громко и звонко сказал комиссар. Его голос зазвенел, перекрыв надоедливые сирены. – Наш комплекс оборонительный – держите это в голове, в сердце. Другие комплексы вне опасности, иначе бы наши горы уже бы разбомбили. Стёрли с лица земли. Вы слышите? Тихо, нас не бомбят, а ведь потенциальный противник знает наше местонахождение, ориентировочно, но для каскада ракет это неважно. Тихо, значит и в мире тихо, и сейчас мы имеем дело не с потенциальным врагом, а с реальным. Вы должны отбросить все свои убеждения, вы не должны предаваться, подчиняться чувству навязанной ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ – не будет ни рая, ни ада, умрут все, навсегда, никто не воскреснет! Вы должны защитить базу, защитить мир –¬ это и есть ваш долг!
– Защитим! Не пропустим! – хором ответили солдаты и офицеры.
– Задание понятно? – спросил майор.
– Так точно! – загремел автоцех, где ещё недавно все поделились на два непримиримых лагеря, были готовы растерзать друг друга.
– Выполнять! Выходить на связь по мере необходимости, эфир держать чистым. Каждые десять минут переходим на новую частоту согласно плану «Крепость». По местам!
Штурмовые машины влетели в мрак непроницаемого тоннеля. Машины шли по датчикам, видя дорогу лучше любого водителя, не сбавляя хода. Три челнока шли на равном расстоянии, постепенно сближаясь, пока не стали двигаться одной линией. Они спешили, тяжёлая машина впереди мешала, не давала выдать максимальный ход.
В грохоте колёс и тяжёлого металла, остался незаметным писк датчиков. Тоннель ожил, незаметно для гостей. Робот следил за машинами, работая автономно, не получая никаких команд от МАРКа. Робот-постовой оценивал, искал соответствия в базе данных, через несколько секунд он должен принять решение: пропускать или не пропускать военные машины. Не найдя запросов, и не получив никаких ответов на запросы, робот принял решение к задержанию машин. Из черноты стен и пола с глухим скрежетом выдвинулись ограждения, как раз в то время, как первая штурмовая машина донеслась до этой точки. Машинное зрение поздно увидела преграду, и бульдозер на всём ходу влетел в бетонные ограждения. Сверху на машину рухнула плита весом сорок тонн, расплющив штурмовую машину.
Три челнока затормозили, их взяли в окружение бетонные зубы, вылезшие из стен, одну машину прибили к дороге. Из челноков спешно вылезал спецназ, робот видел бойцов в спецкамуфляже, мешавшим ему точно определить их количество, поэтому робот дал общий залп по раздваивающимся светящимся точкам, которые зафиксировала его машинное зрение. Из челноков ударили ответным огнём, выбивая огневые точки, спрятанные глубоко в стенах. Тоннель вдруг засветился ярким переливающимся светом, и робот ослеп, не видя больше спецназ, который рысью бежал по тоннелю вперед. Штурмовые машины выбивали огневые точки, пока не замолк последний пулемёт. Не прекращая светить переливающимся ярким светом, глуша датчики инфракрасными ловушками, отвлекая внимание системы слежения на себя.
9
Девушки гнали покорный скот через выжженную дотла долину. Ягнят оставили в пещере, они не выжили, не то задохнувшись газом, не то от страха, как и многие взрослые особи, падавшие замертво через час после закрытия ворот. Было и душно и холодно, кости ныли, голова не на месте, а во рту дикая жажда, рвущая горло крупной наждачкой. Животные были на исходе, как и люди, а до ферм оставалось больше двадцати километров, и ни живого кустика, ни травинки по дороге, которую мог бы пощипать скот, пожевать люди, ощутить во рту горьковатый привкус влаги. Казалось, что горы тоже почернели, как и небо, не сводившее с них задумчивых бесстрастных глаз.
Девушки лениво погоняли скот длинными жердями, роботов-пастухов не осталось – все сгорели, как и Лёша. Никто не смог подойти к его останкам, никто не осмелился, поэтому девушки шли поодаль друг о друга, стараясь не касаться взглядами, виня себя в том, в чём не было их вины. Не этому их учили в школе, не этому их учили в училище, потом в колледже, не для этого они родились в новом и прекрасном мире, в котором никогда не должно было больше быть войны. С раннего детства им внушали, что вот оно – Царствие Божие! – настало в их время. Без войн, без гнева господнего, без бессмысленных жертв и чужой боли, а лишь благодаря служению добру и вере в человечество. Каждая знала это с детства, не понимал и не верила, просто знала, и не могло, не должно было родиться сейчас в их головах сомнений, мыслей о несовершенстве нарисованного взрослыми радужного мира, где каждому есть место по праву, а, значит, по призванию. Право и есть призвание, так учили их, так воспринимали они мир, а мир должен был принимать их, взрослых по возрасту, но не готовых к такой реальности.
Оля и Даша шли опустошённые, как роботы, у которых отключили основную программу и теперь стоит одна задача: добраться до базы, любыми путями. Света изредка посматривала на них, замыкая стадо, подгоняя особо «задумчивых» коров. Подруги сейчас мало походили на людей, сейчас в них было больше общего со скотом, который они подгоняли, подгоняя себя. Ей хотелось что-нибудь сказать, приободрить их и себя, но слов на находилось даже самых простых, безобидных на первый взгляд, и таких безжалостных по сути. Нет, не будет всё хорошо! Нет, никто за ними не придёт и никому они не нужны! Она чувствовала это, понимала, немного завидуя Оле и Даше, сумевшим отключиться от реальности, уйти в режим stand by. А как много она спорила с отцом, потом с братом, доказывая сказку, внушённую в школе, в которую она поверила страстно и безоговорочно, принимая её всю в себя. Они не смеялись над ней, даже брат не подшучивал, любивший это делать по любому другому поводу, выводя её из себя, а объясняли, руша её идеалистическую картину мира в мелкую разноцветную крошку, которую она собирала, склеивала, отчего мир покрывался еле заметной паутинкой, становясь всё нереальней. И вот мозаика разлетелась навсегда, в мелкодисперсную пыль, разъедавшую лёгкие при вздохе, как раковая опухоль, распространяясь по телу, уничтожая.
Света думала, что они идут не туда, что фермы больше нет, тем более там нет никого в живых. Она уже хотела сказать это подругам, но что тогда делать дальше? Куда идти? Надо же дать альтернативу, другую надежду, новый путь, а его не было – и это она тоже понимала, что нет другого пути, ничего нет. Так хотелось заплакать, зареветь, выпустить всё из себя, и не могла, будто бы сердце умерло, и слёзы высохли, как последний колодец на пути каравана, его последняя надежда на жизнь.
Каково же было её удивление, когда они, поднявшись на высшую точку плато, после которой начинался спуск, увидели в долине их ферму. Она была ещё далеко, но вполне целая, и Свете показалось, что проехал большой трактор, что-то перетаскивая из главного амбара. Она так ясно представила себе эту картину, не поняв толком, что увидела на самом деле, что обрадовалась, засмеялась, как и Даша с Олей, видевшие то же самое. И небо прояснилось, перестало казаться чёрным, став скорее серым, как асфальт после дождя.
Всем захотелось скорее добраться до фермы, к людям, живым. Скот перестал слушаться и лавиной повалил по склону, топча чудом сохранившуюся траву, забыв про голод, про жажду. Дашу с Олей чуть не сбили коровы, которых Света не удержала. Девушки побежали за животными, весело крича, улюлюкая, не замечая, как вдали подёрнулось небо, как вспыхнул где-то далеко кровавый закат, нарастая, пожирая небо.
Пробегая мимо нагромождения камней, за которыми был вход в пещеру, Света хорошо знала эту пещеру, куда она вместе с Сашкой сбегала по ночам, возвращаясь под утро, красные от стыда и безумно влюблённые. Она остановилась, вдруг заревев, осознав, что Сашка мог также погибнуть, как и Лёшка, сгореть, может он лежит где-то там в горах, он же был на дальнем пастбище, точно там!
– Свет, ты чего? – Даша и Оля подбежали к ней, схватив за локти, но она молчала, продолжая реветь, боясь ответить подругам.
Из-за камней выскочили три человека в форменной одежде, но это были невоенные, хотя форма чем-то напоминала. Света успела разглядеть эмблему международной организации на плечах, но никак не могла вспомнить, что это за организация. Двое мужчин и одна женщина схватили девушек за руки и потащили в пещеру. Всё это было так неожиданно, что девушки не
