случай со Сколером доказал, что и среди дознавателей есть разные личности и даже сочувствующие!
Обо всем этом Арахна думала быстро, но как-то остраненно. И была рада тому, что ей есть о чем подумать, кроме как о Сколере, суд над которым, должно быть, начался, и о дурочке Иас, что в любви, опьяненная страхом, рванулась в Коллегию Дознания…
-Торговцы? – переспросил Тален задумчиво.
-Ну…- Арахна смутилась, сочтя вдруг, что ее замечание сейчас не умнее поступка Иас, однако, решила, что объяснить она все-таки попробует. – Война – это не только смерть людей, это еще и нехватка продовольствия, припасов… то есть, все, что есть в земле, прежде всего, идет в армию, а простые люди, крестьяне и ремесленники, вынуждены перебиваться в голоде и обнищании. Тогда, например, за хлеб можно установить любую цену и народ будет скупать. А после…
Арахна сама понимала лишь интуитивно, как наживаются на войне, да и была удивлена, что речь вообще зашла об этом и путалась, смущалась, но продолжала.
-Ценности, книги, монеты…все идет за хлеб. Люди хотят жить, есть. Я не думаю, что когда мать смотрит в глаза голодному ребенку, она пожалеет какое-нибудь фамильное кольцо за возможность его накормить.
Закончив, Арахна ожидала, что он сейчас рассмеется, но Тален не только не рассмеялся, но и всерьез задумался.
-Хорошо мыслишь, - признал дознаватель. – Знаешь, правда, хорошо.
-Хорошо для палача, - фыркнула Арахна.
-Зря смеешься, - не одобрил Тален, - у нас ученики, когда появляются, мы называем их Воробышками. И вот сидит передо мной вчера один такой Воробышек. Глаза честные-честные, взгляд аж сияет, а мысли ни одной в уме и нет. Я ему и так, и эдак распинаюсь, а он сидит и моргает. И мыслить не хочет…
Они дошли к Разъездной Коллегии, но Тален остановился, желая закончить разговор с Арахной.
-Арахна, мы не идиоты, как бы вы там ни считали. Мы примечаем, видим… да и Регар всегда отзывается хорошо о тебе. Не думала поменять Коллегию?
-Чего? – Арахна даже рассмеялась, нервно, и почти что истерично. – Поменять Коллегию?!
-На нашу, - Тален был серьезен. – Нам нужны люди. Хорошие люди, что знают долг. А то, что мы не ладим с вами, так мы ни с кем особенно не ладим. Даже между собой, вон, на Мальта посмотри!
-Нет, - Арахна покачала головою, - каждый должен быть на своем месте. Я состою в Коллегии Палачей и хочу остаться в ней.
Она представила, как Сколер ходил и писал прошения о том, чтобы его перевели из одной Коллегии в другую, а ей вот так просто предлагали! И она не хотела, а он желал того. Судьба, плетенная Луалом и Девятью Рыцарями Его, умела улыбаться и шутить.
Арахна легко отказывала тому, чего желал Сколер. Это снова резануло где-то внутри холодом. Арахна повторила:
-Нет. Я останусь в своей Коллегии.
-Почему? – удивился Тален. – Куда ты вырастешь там? Даже если ты станешь главою, вместо Регара – это вершина, а у нас…
-Я сказала, что не хочу! – Арахна ответила уже жестче. – И вообще…мы пришли.
Она махнула Оллейну, приветствовав его, и, не прощаясь с Таленом, в странных чувствах, повернула и пошла в обратную сторону.
Ей было очень странно внутри. С одной стороны, предложение и неожиданная похвала польстили даже, о чем не хотелось признаваться даже самой себе, но с другой – напугали. Неужели ради этого, ради перехода, Сколер готов был унижаться, подавая прошение, а получив отказ, вступить в заговор? Ради чего? Смена одного на другое, смена, которую можно было получить вот так, лишь немного сблизившись и немного поразмыслив?
Да если бы Сколер честно пришел к Регару, сказал, что хочет уйти, разве не отпустил бы его Регар? Разве не посодействовал бы?
Если бы Сколер пришел в Коллегию Дознания, или просто стал бы пытаться завязывать какие-то общие связи, которые, как не избегай, все равно завязывались, ведь не только казнила Коллегия Палачей, но и пытала, по приказу Дознания…разве не нашлось бы там кого-то, кто заметил бы рвение Сколера?
Сколер не был идиотом, но почему же поступил именно так, как поступил бы идиот? Арахна шла, снова не разбирая дороги, но на этот раз она злилась. Злилась на Сколера, который влез сам на эшафот, подставил голову под топор, когда мог избежать всего!
Когда мог избавить бы и их от боли и разочарований в одном из близких.
Арахна влетела в Коллегию Палачей так резко, что заставила даже вздрогнуть задремавшего в кресле Лепена – он ожидал возвращения Регара из Судейства, возвращения с новостями, которые уже знал, но сидела в его душе лживая надежда «а вдруг».
И тут, взглянув на него, Арахна вдруг вспомнила еще кое-что и спросила:
-Что с Иас?
-Она оставила…- начал спросонья Лепен, но заметил, как Арахна смотрит на него. С какой ненавистью и сдался, - она арестована. Авис сказал утром. И…
Он хотел сначала сказать «мы с Регаром», но, подумав, решил, что лучше ответит один:
-И я решил, что лучше тебя не тревожить.
-А не встревожена, - ответила Арахна. – Я просто снова разочарована. Если ты можешь скрыть от меня это, то, кто знает, что ты еще можешь скрыть? Похоже, Сколер только начал разрушать наш мирок…
Арахна попыталась пройти мимо, наверх, гордо хлопнуть дверью своей комнаты и переживать ожидание в одиночестве, но Лепен перехватил ее руку, развернул к себе:
-Стой, Ара! Ара, Луалом молю, стой!
-Ну?
-Ты не…прости. Я ничего, клянусь, Ара, ничего от тебя не хотел скрывать. Я только переживаю. Я…нам достается в последние дни. Я не хотел. Я не знаю, что будет, но Авис сказал, что ничего уже не произойдет страшного и я решил, что не стоит тебя…
-Ничего не будет, - подтвердила Арахна. – Её ждут семь ударов плетью. Это больно. Это унизительно, но это не смертельно. Должно было быть пятнадцать, но она ждет ребенка.
-Ребенка? Семь ударов? – теперь Лепен потерялся совсем. Он не мог понять, откуда у Арахны такие подробности.
-Думаю, ребенок от Сколера, - продолжила Арахна.
-Откуда ты…- начал, было, Лепен, но осекся, и выпустил руку Арахны, услышав, как открывается дверь. Без стука. Значит, Регар.
Лепен обернулся к дверям. Арахна тоже обратилась в слух, напряглась изнутри, чувствуя, как колотится лихорадкой сердце.
Регар был мрачен и сер. Его лицо, покрытое морщинами, не скрывало болезненной скорби, да и само лицо больше было застывшей маской, чем чем-то живым.
Увидев их, Регар обвел невидящим взглядом Арахну и Лепена и промолвил голосом, от которого что-то оборвалось и перекувырнулось липкое и скользкое в желудке:
-Всё.
И рухнул в кресло, закрыв лицо руками.
***
Они знали, прекрасно знали, что так будет, но растерялись, когда услышали страшное подтверждение своему знанию. Арахна обняла себя за плечи – ее изнутри пробрало от холода, Лепен сцепил зубы, чтобы не выдать стона, того досадливого стона, который мог означать лишь одно: «Сколер, чтоб тебя, что же ты наделал?!»
А Регар так и сидел, беззащитный совершенно и уничтоженный, в кресле.
Сколько они так просидели? Когда раздался следующий стук, являя печального и такого же растерянного Ависа, который хоть и не был судьёй над Сколером, но скорбел над его участью, успев привязаться к нему и ко всей Коллегии Палачей.
Авис хотел сказать что-то, но взглянул на обмершего Регара, на Лепена, что пытался быть сильнее себя и на Арахну, что застыла мраморной статуей и слова застряли в его горле, потеряв всякий смысл.
В молчании он вынул из кармана тот предлог, что привел его сюда – роковые списки. Казнь Сколера была назначена на вечерний час. Снова эта спешка! Спешка, которой способствовал сам король…да будут дни его долги, желающий доказать своему другу – герцогу Торвуду, что никто не уйдет от наказания, если пожелает ему смерти.
В этом списке было еще одно имя. Иас. Дурочка, попавшаяся ночью, должна была получить свое наказание вдали от толпы, когда как Сколер должен был быть казенным на городской площади.
Иас предназначались удары плетью и свобода. На самом деле, такие случаи бывали часто, просто Мальт проявил самую цепкую принципиальность и не пожелал снизойти к несчастной девчонке, решил, что и за глупость надо покарать.
Авис растерялся, не зная, кому отдать два дела. Он не знал, кто будет карать Сколера, но спросить было бы чересчур.
Регар угадал заминку и, отняв руки от лица, почти что вырвал оба дела из рук Ависа. Одно отложил себе на колени, боясь коснуться, а другое пробежал глазами, негромко сказал:
-Иас. На сегодня плети. Семь ударов.
Арахна, не промолвил и звука, протянула руку за вторым делом и исходила она сразу же из нескольких потоков внутренних и внешних причин.
Причина первая – как женщина, Арахна все равно била не так сильно, если бы за дело взялись Лепен или Регар. Вторая причина – невыносимо было бы ей наблюдать за казнью Сколера, ведь если бы она была свободна, то вынуждена была бы пойти, ведь они друзья!
Но Арахна понимала, что не вынесет. А отказаться, сбежать…это подло. Лучше укрыть свою трусость за занятостью.
И она взяла дело Иас, скрывая от самой себя еще одну причину: прощание со Сколером. Вернее всего, Арахна встретит его в коридорах Дознания, может быть, ей удастся в последний раз взглянуть на него и запомнить его живым. Когда как и Регар, и Лепен увидят и запомнят его уже мертвым.
А она, не видя казни, сбежав от нее, сможет думать, что той казни не случилось и Сколер жив, ведь Арахне не будет дано увидеть его тело! Тела казненных сжигались за городской чертой сразу же…
Они сидели еще в молчании, не зная, что делать и как себя вести, кому и что сказать. Лепен попытался приобнять Арахну, утешить, но она то ли случайно, то ли нарочно отстранилась от него и молча, в полной скорби, вышла из Коллегии первой, как будто бы не нашла больше воздуха.
Авис, почувствовав себя лишним, вышел следом, но не застал уже Арахны, которая свернула, не пожелав идти прямо, через проходы между Коллегиями Дознания и Судейства. До службы были еще часы, которые будут одновременно быстро лететь и тянуться невыносимо.
Арахна сама не знала точно, куда идет, но ноги вели ее так, как будто бы она прекрасно знала – куда. И вскоре дорога привела Арахну к Разъездной Коллегии, где она, прислонившись спиною к лавчонке, где принимал обычно Оллейн, прислонилась и попыталась остаться незаметной, и сразу же была, конечно, замечена.
Оллейн удивился, увидев ее такой, вспомнил, что слышал о Сколере и суде и догадался о причине. Крикнув, чтоб его подменили, он вышел к Арахне и отвел ее через заднюю дверь лавчонки в свое небольшое логово, где можно было побыть немного в тишине в перерывах между приемами жалоб и заказов транспортных средств.
Арахна не сопротивлялась. Тяжело сев на низенький пуфик, который служил скорее подставкой для ног, чем настоящим креслом, она спросила:
-Выпить есть?
-О…- Оллейн вздохнул, укрепляясь в том, что все очень плохо, но, не споря и не пытаясь вразумить, залез в один из сундучков стола, извлек плотную фляжку, обшитую кожей, и налил Арахне полный стакан крепкого вина.
Она взяла его дрожащими пальцами и залпом осушила. Ее крепко сморщило, и Арахна даже дернулась, но вот дыхание ее выровнялось, и она задышала спокойнее. Оллейн налил второй стакан и снова подставил к ней.
-Совсем плохо?
-Казнят…- прохрипела Арахна, внутри которой бушевал пожар. Ей казалось, что по ее горлу идет сейчас огненный поток, вот он опускается все ниже и ниже и
