ЖИЗНЬ В МЫСЛИ

философия?
      Но в пику его мыслям о бессмертии вдруг всплыла реплика его визави Василия на одной из последних с ним встреч уже после окончания учебы.
      - Умирание, как и вся сознательная жизнь до него, у культурного, интеллигентного человека носит явные черты его личности. Но как быть с самой смертью. Является ли она личной или она безлична?
      - Ну, а как ты думаешь?! Конечно, она безлична и безобъектна. Ведь в смерти нет ничего, кроме смерти, а ее нет. Она нужна для чего? Для того, чтобы сделать заключение о том, что нет этой жизни. Это другое название того же самого, - отсутствия жизни, только определенное в слове не через операцию отрицания, а, напротив, через операцию утверждения. Но есть другая жизнь. Вот и все. Смерть есть, но уже нет смертного. Он умер. В отношении него теперь действует единственное заключение: смерть. Он не еще умрет, нет, - он уже умер. Поэтому смерть имеет всеобщий характер по отношению ко всем смертным, без исключения. Встреча с ней как с ничем ждет всякого живущего, только с единственной разницей, - одних раньше, других позже. Для многих, если не для всех, - смысл жизни заключается в этой небольшой по количеству, но разительной по качеству разнице, - лучше позже, чем раньше.
        - Но этого мало для того, чтобы жить осмысленно, - заявляют верующие идеалисты, - резонно заметил Василий. -  Вот поэтому люди и придумали вечную жизнь, к которой имеют отношение. Так, сказочным, мифическим образом легче жить.
        - Значит, нет вечной жизни? – усомнился Ваня.
        - Нет, если понимать вечную жизнь в абсолютном смысле. Но она есть, если ее вечность относительна срока жизни одного индивида.
        К тому же, как всякое тотальное, всеобщее понятие понятие смерти включает все, но как пустой класс. Поэтому о ней можно как сказать все, что угодно, так и не сказать ничего. Как хочешь ее, так и понимай, - полный простор для произвольной субъективной интерпретации.
        И все же, если понимать смерть не отдельно от жизни, а вкупе с ней, то она может быть понята и как переход к другой жизни от этой, существующей до смерти, но и самой когда-то бывшей тем, к чему был осуществлен переход через смерть. В итоге смерть есть то, что разделяет жизни, но и связывает их, будучи разделением, границей одной линии жизни. Но если есть жизнь, то есть и живущий как тот, кто живет, ее проживает. Уже то, что она проживается, говорит своим высказыванием о том, что смерть вписана в жизнь.
        Значит, нет жизни без живущего. Жизнь разделяется внутри себя на части смертью, нарезается ею. Но это части жизни разных субъектов жизни или одного и того же? Что связывает эти части в одно целое? Одно сущее, «что», которое «кто», существо. Часть жизни заканчивается смертью. Но жизнь продолжается дальше уже другой своей частью. Эти все части должны быть приписаны, но кому? Тому же самому субъекту, у которого в каждой части жизни складывается свой путь жизни и ее опыт. Он складывается внутри каждой части жизни, но складывается он извне каждой части, уже в их связи друг с другом? Если да, то этот путь жизни есть путь откуда и куда? Он есть из жизни в жизнь. Вне каждой части жизненный путь имеет не линейный характер, а круговой. Но если части жизни являются частями одного живого целого, то связь между ними имеет не только внешний, но и внутренний характер, который так или иначе проявляется внутри каждой части жизни. Он проявляется как импульс, пульсация жизни, которая расширяется до полной, максимальной жизни здесь и теперь, а потом сужается до минимальной жизни здесь и теперь в смерти, продолжаясь в ходе от расширения до сужения быть оптимальной.
        Вот этот круг жизни не разрывается, если смерть, которой все меряется в жизни, как ее начало и конец, сама не имеет внутри себя размерности. Она мгновенна. Если же она имеет некоторую длительность, то длительность чего? Вызревания новой жизни? Нет, в ней нет ничего, и она нужна только для перехода к другому, к тому, что ей не является. Новая жизнь зреет уже в недрах прежней, старой жизни. На самом деле они связаны друг с другом. Что делает их связанными друг с другом?  Их делает связанными друг с другом не «что», а «кто», - Я. Поэтому так важно знать и понимать, что ты делаешь здесь и теперь, определяет не только, что будет в этой жизни, но и то, что будет с Я в иной жизни.
        Но, к сожалению, того, что будет ли что-нибудь дальше, после смерти и что будет, человек заранее не знает, и поэтому часто оступается, предполагая, что мы живем один раз. Но если так, то зачем себе во многом отказывать, зачем соблюдать человеческие условности в виде морали и прочей болтовни, которой ловко пользуются те, кто устанавливают правила жизненной игры для других, но не для самих себя (у них идет игра без правил по ситуации).
        Совсем другое отношение вырабатывается человеком, если он знает, что есть вечная жизнь. Если она есть и есть Бог, то не все позволено человеку.
        Высказав все это на одном дыхании, Ваня выдохнул и замолчал.
        - Для Бога нужна вера? – спросил Вася.
        - Да, но она ненадежна. Вера обнадеживает, но не надежна. Нет знания Бога. А без знания все держится на честном слове. Пусть оно честное, но оно только слово. Ведь у них, этих верующих, в их книге записано: «Вначале было слово» и потом есть продолжение: «И слово было Богом». У них Бог есть только на словах. И на словах есть все остальное: совесть, правда, честь, короче, мораль. Ты же знаешь, как они лицемерны, двуличны. Они пробуют быть такими на деле, какими представляют себя на словах, но силы духа не хватает для этого. И все, потому что люди не духи, а только люди. Немногие из них великодушны. Но опять же не всегда и не ко всем.
        Зная это, не следует много требовать от человека и ждать от него поддержки. Что остается? Только уповать на Бога, который молчит.
        - Но верующие, говорят, что Бог говорит с ними! – возразил Василий.
        - На каком языке? – живо спросил Иван.
        - На языке веры.
        - Что и требовалось доказать. Люди говорят на другом языке – на человеческом. Все остальное – сказки.
        - Может быть, реальность и есть сказка? Чем тебе не правда жизни?
        - Ну, да, реальность сказочна в сказке. Если ты в сказке, то сказка и есть реальность. Сказкой является сознание. Оно идеологично, сказочно, мифично. Только обычная сказка естественна, стихийно складывается. Она является естественным, природным образованием культуры, ее произведением.  Как говорится в сказке: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». А вот идеология организуется. Она является искусственным изобретением, техне, техникой цивилизации.
        Вася, важно понимать, что ты сознанием находишься в реальности, в бытии. В сознании же складывается картина не бытия, но быта. Идеальный быт и есть сказка. Она есть описание быта, а быт есть ритуал. Поэтому сказка есть опись быта. Сказка – бытовая записка, описка, писк, пи… пи.
        - Иван, попрошу не выражаться, - Иван сделал замечание и криво ухмыльнулся. - Ты не описился от описания?
        - Нет, но не удержался, - объяснил Иван.
        - Смотри недержание языка, может обернуться недержанием этого самого.
        - Не хватало еще, чтобы ты, не удержавшись, оборжал меня.
        - Не удержал – оборжал.
        - Не будь пародистом. Тебе не к лицу. Что у бессознательного на языке, то у сознательного в голове, на уме. Сказка есть поэтическая вольность, дерзость воображения. Поэт облагораживает словом свое дикое воображение. Это поэт. Я же мыслью. Мысль наружу является словом. Она опошляется в слове. Выглядит сказкой, фантазией, мечтой. Мечтать – это опошлять мысль. Мечта – призрак мысли, ее натурализация, материализация в языке. Мышление же есть гипостазирование мысли, опошление идеи. Идея приходит в голову, в ней опошляясь до мысли как явления в чувственном материале сознания, в нем оформляется в ментальном качестве. То, что опошляется, теряет меру и снижается до чувственного впечатления, - мечты. Та раздувается, гиперболизируется, превращается из мухи в слона.
        - Слушай. Иван. Что если смерть есть зазеркалье жизни? Как тебе такой расклад, - спросил загадочно Василий.
        - Почему бы и нет, - задумавшись, согласился Иван. – Зеркало может быть смертью. Сквозь него мы смотрим на иную реальность, которая нас всех ждет.  Так как это зазеркалье, то там случается все наоборот, чем в нашем мире. Поэтом трудно представить, что там происходит. То, что у нас справа, то у них, в стране мертвых, слева. Если у нас время течет из прошлого в будущее, то у них - из будущего в прошлое.
        Кстати, не случайно в доме покойника занавешивают все стекла. Интересно для чего? Не для того ли, чтобы не смотрел из зеркала на нас, живых, мертвый и мог сглазить, свести нас в могилу.
        - Еще скажи, что покойники являются нам как голоса в голове, и тебя сразу сочтут психически ненормальным! – воскликнул Василий.
      - Вася, не лезь мне в голову, - скажу я в свой черед. 
      - Ты сам затеял эту тему.
      - Эта тема – часть нашей жизни с обратной стороны. Она дает о себе знать во снах, в нашем неконтролируемом разумом воображении.
        - Так смерть – это время, ее способность исчезать, -  или она на целый век, на вечность?
        - Смерть является нам во времени на все времена, если так понимать вечность. Она в ней то, чем делится время на прошлое, настоящее, будущее. Если же вечность понимать как то же самое, но без разделов на прошлое и настоящее, на настоящее и будущее и на прошлое и будущее через настоящее, то в ней нет смерти.
        Смерть есть в настоящем то прошлое, после которого начинается жизнь, и то будущее, перед которым она заканчивается. Она есть тень, которую отбрасывает на настоящее прошлое, и есть свет, иной, тот свет, который наводится на этот.
        - Вот ты заговорил уже метафорами. Может быть, ты преувеличиваешь? У тебя не столько смерть противопоставляется жизни, сколько с ней отождествляется, но шиворот-навыворот, является за пределом, заграницей жизни. Да, смерть есть в жизни, но есть ли жизнь в смерти?
        - Есть. Это жизнь уже не смертных, а мертвых. В этом смысле мертвые живее всех живых, ибо они больше никогда не умрут.               
        - Но как же так? – спросил с недоумением Василий и возразил, - смерть бывает разная: физическая, телесная, психическая, сознательная и метафизическая, духовная. Поэтому можно умереть не один, а целых три раза.
        - Ладно. С тобой можно и согласиться, но при одном условии. Что такое духовная смерть? С физической смертью понятно: она является смертью тела. Психическая или душевная смерть – есть смерть сознания. Есть тело, но нет сознания, нет Я как чувства реальности. Но что такое духовная смерть?
        - Подумай. Мне же кажется, что духовная смерть – это смерть без жизни, без иной жизни за гробом, - высказал свое предположение Василий.
        - Но тогда получается, что в аду как в иной жизни грешников они находятся в духе. Как духи? – спросил Иван.
        - Никого ада нет. О нем говорят в переносном смысле слова. Буквально его воспринимают те, кто натурализует душевные состояния. Это те люди, которые путают телесное с душевным. Короче, неумные, глупые, неразвитые, «темные люди».