Житие ты наше уральское. Ч.3, (окончание).

были!..
  -Что значит «зачем»?.. А так просто вы не ходите? Они по поводу  записок Степаныча…
  -Ты что, им сказала?!- Владимир перестал есть, уставился на жену.
  -А это что, тайна?- она тоже перестала есть. –Ты меня об этом не предупреждал. И можешь  Т А К    на меня не смотреть! В зеркало  Т А К   смотри.
  Вовка опомнился и сник.
  -Все коту под хвост! Что за денек-то такой?!
  Подошла Улька, вопросительно покосилась на свою пустую чашку.
  -Сейчас, подожди,- уныло отозвался хозяин.


                                     

                                    Г Л А В А    5

                                 «К Л О Ч К И»

  К Новому году не еду делают, а закуску.

                                   .    .    .

  Отдать Вовке рассказ про любовь для «Историй жителей…» Уговорить вставить отдельной главой. Пусть меняет, как хочет…

                                   .     .     .


  Вовка помнил, когда и как это произошло.
  Степаныч прочитал тогда рукопись его «Жития…», сделал заметки и комментарии.
  Они сидели у Володьки, неспешно переговаривались, курили. Но он-то знал Степаныча, как облупленного, и видел: мнется что-то тот, темнит, бродяга, недоговаривает. Вовка терпеливо ждал- и дождался.
  -Это… просьба у меня к тебе есть,- Степаныч отчего-то смотрел в сторону. –Смеяться не будешь? Издеваться не будешь?
  -Смотря, что предложишь… Да ты рожай…- Вовка чувствовал себя на коне. Комментарии Степаныча ему понравились. Дело с «Житием…» успешно двигалось к завершению. Он вальяжно развалился в кресле и покровительственно глядел на седого  друга.
  -Рассказик у меня один есть… Молодым еще писал… Тоже бумагу марать пробовал…
  Владимира покоробило сравнение.
  -Ну?- поморщился он.
  -Ну… Включи его в свои «Истории…» Впендюрь куда-нибудь…
  -Господи! Ну, что за страна такая?! Каждый третий- Карамзин! Историю государства российского кропает! Ни образования, ни вкуса, а туда же!.. Под старость лет…- неприязненно думал Вовка и ждал продолжения.
  -Ты там меняй, что не понравится… Не жалей… Если подойдет- возьми… И меня указывать нигде не надо! Как свое вставь!
  -Ты с собой принес?
  Степаныч подал несколько листков.. Володька вздохнул с облегчением:  не трехтомник.
  -Погоди, я сейчас прочитаю.
  Он читал рассказ Степаныча и вполуха слушал, как тот оправдывается перед Рикой:
  -Ты, девочка, не осуждай… Мала еще… Годкам к двенадцати поймешь… Ну, не беса же в ребро пускать! Пусть почитает… Может, и вправду, пригодится…
  А рассказ-то Степаныча был нечего. Но ни в какие ворота не вписывался в общую  нить «Хроник…». Может, только на контрасте…
  -Степаныч,- Вовка прервался на время с читкой. –А с чего у тебя эта бредятина сложилась? Фантазии какие-то неуемные…
  Тот прервал свой односторонний диалог с собакой.
  -Дочки нарассказывали, когда учились… И сочинил, конечно, немного… Ты читай, не отвлекайся!
  -У тебя, поди, и еще что-нибудь написано?
  -Нет.- Серые глаза Степаныча смотрели прямо, открыто и честно. –Только этот рассказ.
  -Врет, собака!- подумал Володька. –И куда ты хочешь, что бы я его вставил?
  -Ты сначала скажи, можно ли такое печатать?! А если можно, то вставляй его, куда угодно. И меняй в нем, что угодно… И еще раз говорю: меня не «свети» ни в коем разе! Это главное условие!
  -Он мне еще условия ставить будет! Сначала с комментариями к «Житию…», теперь с этой писаниной… Ну, ты охамел! Не много ль будет?!
  -Что… так все плохо?- сник Степаныч.
  -Давайте-ка, валите отсюда на кухню!- скомандовал Вовка. –Пельмени варите, жрать хочется! Я минут через пять приду, покумекаю… И водку из холодильника достаньте, остыла уже!..

  …Он ничего не стал менять тогда в рассказе Степаныча, кроме названия. Неудобно было как-то резать по живому чужой труд. Совесть, видимо, проснулась…
  В соавторство Степаныча, правда, тоже не записал. Совесть постоянно ссылалась на просьбу Степаныча.
  И даже потом, после публикации, они ничего никому не сказали. Даже друзьям и родным.

                                     .    .    .

  Вовка долго сидел, тупо глядя на бегущую стрелку настенных часов. Отчего-то было стыдно. И по телу пробежала жаркая волна. Лицо горело.
  Затем он придумал, что делать- и успокоился. Взял фломастер и над рассказом Степаныча крупно вывел:
  «Напечатано в «Житие ты наше уральское, часть 1» под названием «Геометрия любви» без упоминания авторства с его согласия». И число. И свою подпись.
  И жаркая волна ушла. И лицо перестало краснеть.

                                  .     .     .

                       ЗАПИСИ    СТЕПАНЫЧА

                         «Любовь   Челябинская»
                                 (рассказ)


 
 «Любовь... Амор... Либе... Коханьня... Ласка... Йюбире...
 Любви все возрасты покорны. Или почти все. Даже не смотря на нехватку иодистых соединений в питьевых источниках Урала.
 Любви Челябинской подвластны и стар и млад. В отличии от Любови Успенской, которая может кому- то нравиться, а кому- то и не очень... То же касается и Любви Яровой. Наша же землячка действует напористо и, я бы так сказал, нагловато, пытаясь заполнить собой пространство от Бердяуша до Каясана с запада на восток и от Муслюмово до Магнитогорска с северо- востока на юго- запад.
 А Челяба- та и сама по себе пропитана любовью, от трещинок на асфальте до облюбованных галками антенн, как какая- нибудь Верона или, на худой конец, Париж. В ней всё кричит, молит, просит, вопит о любви! Начиная от дворовых котов и почек на деревьях и кончая газонокосильщиками и чистильщиками бассейнов в поселках Петровский и Тарасовка.  А тут ещё эта тревожная, поистине с женскими капризами- от снега до зноя- весна- ветреница! Немудрено, что даже старожилы- и Ульянов на площади Революции, и Горький у педа, и неизвестный студиозо у ЮРГУ- напряглись в волнующем ожидании и закаменели, стреляя глазками на полуодетое женское население у ног своих.
 Кусты и шторы трепещут от нетерпения в предзакатных сумерках. Птичий гомон переходит в воркование. Ветерок уже не рвёт и мечет, а ласкает и гладит. Пряный дурманящий запах цветущей черёмухи уже  вызывает не   головокружение, а лишь лёгкое подташнивание да радость от предстоящей встречи с Любовью.
 А Любовь, кокетка этакая, не торопится. Она, как доброе вино или плов в  кафе «Узбекистан», настаивается и томится. Вместе с ней томится и население города. Ёлы- палы, ну, что за дела?! Уже и поели, и поговорили о том- о сём, и отдохнули малость... Закатывай, к лешему, дневное светило, усыпляй детей да пробуждай чувства! Ан нет! Спешка смерти подобна! С  точки зрения Любви. С точки зрения высокого и тонкого. Хотя, ежели вспоминать года былые да младые, Любовь, кажется, мчалась, а не выжидала, как при ужении карпа, извините покорно за сравнение. Вот, помню!.. Хотя, ладно, потом как- нибудь об этом...
 В общем, часам к десяти вечера напряжение как бы само собой у большинства  электората проходит. Кто- то не может оторваться от очередного сериала. А кто- то уже дремотно клюёт носом. И те, и другие с раздражением и затаённой тоской думают о предстоящем принятии душа, бритье, кремации и лосьонизации. Как- то всё это уже... не ко времени... в тягость, что ли... Тем  более, ещё неизвестно, что Стас скажет Вике, после того, как Макс увидел Анжелу с Тёмой на улице в самом начале серии... «Да и (зевок) вставать завтра полседьмого»,- вторит ей полудрёма с соседнего кресла.
 Любовь в ступоре! Ведь эта та самая пара, которая пятнадцать лет назад приковывала её к себе наручниками и таскала за собой, как ядерный чемоданчик, не взирая на её мольбы об усталости! И не было тогда ни романтических вечеров с кровавым предзакатным солнцем, ни стрекота цикад, ни аромата Хьюго Босс! А была кухня в общежитие в три часа ночи, заполненная грохотом сердец! Были промокшие под дождём насквозь палатки и чердаки на дачах! Были надувные матрацы вместо кроватей и лесные поляны! Господи, что ей тогда пришлось пережить вместе с этими сумасшедшими! Тогда же она, благодаря их сумасбродству, скорее всего и приобрела хронический  бронхит.
 -Опоздала,-  с затаенной грустью подумала Любовь. -Как это грустно - опаздывать … И всё чаще и чаще... И не только к ним... -
 А хозяева исподволь всё подталкивали и подталкивали её к выходу. Поздно уже. Ждали мы тебя, ждали... Пора и честь знать. Или приходить в нужный момент. А то, знаете, незваный гость... он, сами понимаете...
 И прогонять Любовь день ото дня им становилось всё легче и легче. Привычка- страшная вещь. Бартер на суррогаты завершен. Отошли в прошлое неуклюжие ссылки на больную голову,  усталость или «сегодня наши играют!» К чему?!
Ведь ясно же, как божий день, что где- то что- то когда- то потеряно... Но, оказывается, и так «можно жить, правда, милый?». «Конечно (зево-ок), любимая. Пойду я, ладно?». «Иди, иди, не мешай, он сейчас Анжелу встретит...»
 И Любовь уже крадучись, с опаской и боязнью, будто домушница, входит в соседнюю квартиру. Но здесь уже сидит её родной братец Секс и ошарашено слушает  лежащую в постели парочку.

Увидел сестренку, помахал рукой: «Иди сюда!» Та присела в соседнее кресло.  
 -Представляешь? - зашептал он ей  на ухо. -Думал, справлюсь без тебя, а здесь, оказывается, мы оба, как пятое колесо в телеге! Одна имитация! Неужели такое бывает?!-
 Любовь прислушалась к лежащим.
 -На «нет»- и сюда «нет»! Не хочешь покупать- не надо! Я тебе всё сказала!-
 -Люсь, ну в деле деньги, нельзя их сейчас вытаскивать... Погоди с месяц...
 -Вот и ты годи...-
 Любовь поднялась и вышла. Следом поплелся братец, удрученно качая головой.
 -Уж на что порой в моём деле деньги замешаны, и то- хотя бы с одной стороны есть желание, а здесь...-
 -Мне еще к некоторым зайти надо,- обернулась она к нему.
 -Пойдем. Сегодня, кажется, работы не будет. Я посижу тихонечко в сторонке.-
 -Посиди, посиди...-
 Они впустую посетили ещё несколько  квартир и пошли на выход. На лестнице Любовь раскланялась с двумя парочками, поднимающимися навстречу.
 -Кто это?-
 -Тоска с Привычкой. И Скука с Унынием,- тяжело вздохнула Любовь. И они вышли на улицу.
 Вот напрасно они это сделали! Ну, кто ж выходит ночью на Кировку без разведки? Совсем голова не соображает? Хотя бы в подъездное окошко перед этим глянули! Жаль, что и подсказать- то было не кому в этой удушливой атмосфере, что их там, на свежем воздухе ожидает.
 Охваченная страстью толпа подхватила их, закружила, понесла! «Мне! Мне! Мне!»- бесновалась люди, прибывая со всех сторон.
 -Слава Богу,- шептали в изнеможении счастливые брат с сестрой, раздаривая себя по частичкам налево и направо.
 И жаль, что на всех их не хватало! Тех, рыдающих и обездоленных, уводили с собой Одиночество и Надежда, тихо и убежденно выговаривая по пути: «Любви все возрасты покорны. Всему своё время».
 Кто его знает... Может, и покорны... Да уж больно немочны да аскетичны бывают эти возрасты. И даже соответствующий антураж им уже не помогает. Не вдохновляет на чувства. Не впечатляет, глаз не радует и душу. И даже, я вам скажу, раздражает.
 А вот «Всему своё время»- это да! Это в точку! Приходит время- и такие полюса сходятся, когда- ах!- и до гроба, что только диву даёшься! Да вы газеты откройте! Есенин и Дункан! Алла и Филя! Алла и Максик! Гор и Бабкина! Табаков и Зудина! Ашот Зурабович и Галка с рынка «Меридиан»! Примеров сколько угодно! (Хотя, порой, и «Любовь зла...» вспоминается в таких случаях.) А когда всё это конфигурируется ещё и в «треугольник страстей», то...