Жизнь должна доставлять удовольствие. Повесть одним файлом

сухости во рту и звенящей пустоты в голове, и без того не отягощённой годами-знаниями, от всей этой литературщины.
            Почему-то больше других горазды на подобные разглагольствования те, кто не очень-то обременен трудами-заботами и не причисляет себя к «простым людям».
            Не только культура - тонкий пласт, который может смыть обыкновенный дождик. Сам облик человечий - чрезвычайно легко исчезающая в соответствующих обстоятельствах одёжка, под которой ТАКОЕ обнаруживается! Весьма показательно и неоднократно наблюдал я в столице на остановках общественного транспорта, как интеллигентного вида мужчины и дамочки, порассуждав о высоком-возвышенном, по прибытии транспорта начинали локтями рьяно прокладывать себе дорогу среди «простого народа» и норовили плюхнуться на свободное место поперёд инвалидов, женщин с детьми и прочих стариков-старушек.
            Интересно, со своей собственной душой вполне разобрались пишущие-глаголящие, чтобы за все русские души сразу кукарекать?
            Говорят, утрата близких, боль или дыхание смерти душу обнажают. А уж бой настоящий и подавно знакомит с ней так, что на себя самого потом дивишься, как на совершенно незнакомца. Словеса после такого близкого знакомства с собственной душой надолго иссякают.
            И душа, на то она и душа, чтобы меняться каждое мгновение - потому что живая! Попробуй, застань ещё её на месте - не бабочка она, которую пришпилил булавкой и изучай да рассуждай об устройстве её. И чего возжаждет в следующее мгновение, поди, угадай! Оставил я, в конце концов, как безнадёжные, попытки разобраться, что ж она такое – эта самая душа.

            Ну, а за русский народ, и подавно, всяк в меру своего разумения, аргументировано, категорично и размашистыми мазками: такой-то и всё тут.
            Попробовал я выяснить на форуме у одного очень умного и высокообразованного политического обозревателя, который "идею приоритета обязанностей личности по отношению к государству, въевшуюся в психологию русского человека" с петровских времен выводил: почему не желает он в исследованиях своих учесть многие тысячелетия русской летописи, предшествовавшие петровским временам?
            Поначалу отписался он: "Нет фактов и документальных доказательств тех тысячелетий. Одни только мифы и изустные предания". В последующей приватной переписке признал он, что "верхоглядство - обычная черта человека, предрасположенного к журналистике".
            И высказал он одну весьма показательную мысль: "Хороший журналист увидит то, чего никогда не увидит каменщик, хоть он будет класть кирпич всю свою жизнь. Стенку он всегда сложит лучше журналиста, а вот написать толком о себе, своей работе, а тем более о своей жизни, не сможет".
            Хоть как красочно ни описывай журналист и иной сказитель процесс, который лишь наблюдал, но не изведал сам, а всё услышит он от человека сведущего: "Не верю". Всегда сможет рассказать о деле своём так, что будет понятно и ребёнку, и без слов распознает коллегу печник, но только "поглотав и сам печную копоть, побив огню поклонов без числа". А журналисту-сказителю только и поверит такой же, как он сам, читатель-верхогляд.

            В целом же, применительно к народу, видится мне картина Репина маслом: Сонмище умнейших и честнейших кровососущих тварей тяжконосимым горбом присосались всё к одной и той же сороконожке. Не отрываясь от кровососания, трудозадействованы со страшной силой - хором вопят ей, кто она есть, про личность-государство, прошлое-настоящее-будущее ей трактуют. Рассевшись вкруг, показывают единственно верную дорогу каждый прямо перед собой, очередность перестановки ног сороконожкой друг у дружки перекрикивают...
            Прёт меня в последнее время от всех без исключения "радетелей русского народа". Так же, как Жириновскому, который пятидесятирублёвки расшвыривал "народу" на городской площади во время своей предвыборной агитации, орать во всё горло хочется мне любому, кто от имени русского народа берётся трактовать: «Минус один! Недостоин я такой чести»!!!

Вставай, страна огромная
            22.06. "Вставай, страна огромная. Вставай на смертный бой". - Медперсонал по-особому деловит и подтянут с утра - "люди в белых халатах" же! Тем не менее, промахнулась процедурная сестра и пропорола мне иглой вену на руке. Не иначе, из соблюдения традиции. Минимум две недели теперь синяк на локтевом сгибе будет рассасываться после внутримышечной инъекции хлористого кальция, что внешний вид мой совсем не украсит (а я уже и от костыля избавился и наглазную повязку заменил тёмными очками).
            Непрерывно по всем телеканалам демонстрируют художественные и документальные фильмы о войне. Транслируют интервью и воспоминания ветеранов Великой отечественной войны, увешанных орденами и медалями до неподъёмной тяжести. Героев, отдававших долги Афганистану и боровшихся с терроризмом на Кавказе, привлекли к участию в мероприятии. И детский хор задействовали в исполнении патриотических песен.

            С некоторых пор органически не переношу, когда поют дети. На первой школьной линейке у младшего сына  в прошлом году хоть возможность была сделать паузу - незаметно в сторонку отойти, носовым платком воспользоваться да дух перевести. И дождь очень кстати тогда шёл. Отбрехался от сына чем-то на тему вреда здоровью от неправильных сна и отдыха на своём неположительном примере, когда он после линейки спросил: почему у меня глаза красные.
            А на выпускном балу детсадовской группы старшего сына годом раньше опозорился так, что и сейчас краснею, вспоминая. Как нарочно, уселись с женой в первом ряду актового зала. Вместе с остальными родителями и бабушками-дедушками с несказанным удовольствием смотрел и фиксировал на фото и видео увлекательнейшее театрализованное представление в исполнении необычайно прелестных и талантливых чад.  Пока не стали они петь.
            Крепился я, крепился, а потом, совсем как в мультике «Жил был пёс»: «Теперь точно спою»! - но не вой, а слёзы ручьём из глаз полились, и плечи стали ходуном ходить у меня. Пришлось покинуть помещение и наблюдать дальнейшее действо из коридора, к великому огорчению старшего сына.

            После обеда наведался в массажный кабинет. Массажист озадачил вопросом:
      - Всё ли у вас в порядке с печенью? - Потом вместо того, чтобы кидаться на меня, вконец затравленного, хрюкнул успокаивающе:
      - Солдат ребёнка не обидит, - и полез с кряхтеньем в тумбу своего стола (массаж ему самому нелишним был бы).
            Извлёк он на поверхность стола конусную колбу, наполовину заполненную прозрачной жидкостью, консервную банку кильки в томатном соусе, полбуханки чёрного хлеба, две мензурки цилиндрической формы и вилки с ножами, завернутые в бумажные салфетки. Подмигнул на мой разинутый рот, салфетками сервировал край стола, столовым ножом привычно вскрыл "братскую могилу" и "черняшку" нарезал, ловко и точно плесканул по мензуркам, поднял свою и тост выдал, ещё и стихотворный:
        Чтоб ... стоял,
        Винты вращались,
        И парашюты раскрывались.
            Я от изумления всё слюной в мензурку капал, а массажист, выпил, подцепил вилкой кильку на горбушку, куснул и с набитым ртом продолжил стихами же:
      Кто видел в небе парашют,
      А не конфеток фантики,
      Кто знает то, как нас е...т,
      Тому - не до романтики. - И вопросил меня. - Как у вас с романтикой дела обстоят, молодой человек?
            Выпил я правильно разведенный спирт, занюхал корочкой, потянулся вилкой за килькой, а массажист продолжил:
      - Насколько я понимаю, предстоит вам жизнь новая и  светлая, потому и позволяю себе молодым человеком вас величать. Считаю долгом предупредить - весьма отлична гражданская жизнь, тем более, нынешняя, от той, к которой вы привыкли.
            Разлил он по второй и продолжил свою застольную речь:
      - Умри ты сегодня, а я завтра! - в этом, пожалуй, главная идея теперешней жизни подавляющего большинства населения державы. Между прочим, естественная реакция любого живого организма, который пытаются умертвить - не вам мне это объяснять. - Внимательно посмотрел мне в глаза, тяжело вздохнул. Ну, чтобы не было войны, - чокнулся со мной, выпил и долго молчал, тщательно прожевывая хлеб с килькой.
            Разлил он остатки по мензуркам и в очередной раз, и уже окончательно, ошарашил:
      - Я тут полистал вашу медицинскую книжку. Впечатляет. Кое-какие даты сопоставил, и вопросик у меня возник: а не от вас ли сразу трёх "двухсотых" и, если не ошибаюсь, пять "трехсотых" вертушками доставили тогда-то и туда-то? - Как во сне слушал я его дальше.
      - Уже под самый конец кампании я был командирован практиковаться в полостной хирургии. Чего-чего, а практики "за речкой" хватало. – доктор невесело усмехнулся, помолчал и после паузы продолжил. - Ну, а потом перестройка, знаете ли… Армия и в медицинской своей части оказалась ненужной народившейся демократии. - Вздохнул доктор, не дожидаясь моего ответа, взялся за мензурку и со словами: Третий, - встал, кряхтя, и выпил, не чокаясь.
            Вернулся я в палату после массажной процедуры, рухнул на койку с последней мыслью о нереальности произошедшего: "Так не бывает", - и провалился в один из тех снов, которые долгое время запрещал себе смотреть.

            ...На фоне рериховского пейзажа - огромного ослепительно-красного солнечного диска, взошедшего над заснеженными горными вершинами - появились долгожданные чёрные точки вертолетной пары. Грамотно заходили со стороны солнца «крокодилы» (вертолёты Ми-24), быстро увеличиваясь в размерах. Нарастал стрёкот их двигателей и вселял надежду на скорое и успешное завершение многодневного приключения. Вот только поддержки в виде вертолётов Ми-8 с десантом что-то не было видно.
            Стали потихоньку шевелиться и выпрямляться невеликие числом скорчившиеся фигурки на освещённом солнечными лучами склоне, выходя из анабиоза после ночного, космического прямо-таки холода. А по другую сторону хребта в глубоком ущелье торопливо прятался на днёвку немалый караван, сулящий богатые трофеи.
            На подлёте довернули и дружно клюнули носами "крокодилы". Слишком часто раньше приходилось наблюдать это со стороны, чтобы можно было ошибиться - легли они на боевой курс. Пыхнули мелкие чёрные клубки дыма позади всё увеличивающихся в размерах силуэтов, стремительно потянулись от них короткие чёрные нити, ведомые точками головок неуправляемых реактивных снарядов. Как загипнотизированный, смотрел я неотрывно, не мог сдвинуться с места и бессмысленно сжимал в руках СВДэшку: "Да что же вы делаете"?!...

            Очнулся, сидя на кровати и вывалив сухой и шершавый, словно наждачная шкурка, язык. Судя по тому, как смотрели на меня соседи по палате, вопил я наяву. Утратил бдительность, что называется.
            Пошёл в ванную комнату и умылся. Попил водички из крана и, вроде, как похмелился. Но хоть и выпил с массажистом всего ничего, а в мутном зеркале над раковиной вместо собственного обличья увидел я