Дневники потерянной души

находился в последние годы, вряд ли уже можно было назвать полноценной жизнью.

Не выдержав, я покинул сад и тоже пошел вниз, в долину.

Маура стоял у небольших пристроек, отвернувшись от дороги и глядя на полную луну. Я не решался подойти.

— Посмотри, какое чистое небо, — услышал я вдруг его спокойный голос.

Он повернулся ко мне, и я сделал несколько шагов вперед. Луна освещала призрачно-бледное лицо, на котором не было видно следов слез. Я молча встал рядом. Где-то громко заухала сова, и я вздрогнул от неожиданности. Маура обнял одной рукой мои плечи, продолжая стоять неподвижно, устремив взгляд вверх. Ночной холод пробирался под одежду; но рука на моих плечах была теплой и успокаивающей.

— Идем, вернемся, — наконец отвернулся он от лунного пейзажа.


В саду нас встретил Калимак с деревянным стаканом в руках, в котором что-то плескалось.

— Мау, опять я тебя потерял! — приблизился он к другу. — Слушай, у них тут ночное сборище какое-то, сидят вон, пьют, болтают, даже музыку какую-то чудну?ю слушают. Совсем по-нашему всё. Я у них даже выпить попросил жестами, согласились. Идем-ка, расслабимся.

— Ильба умер, — отрешенно сообщил ему Маура.

— Как? Да ты что?! — с огорчением и шоком покачал головой тот, сочувственно сжав его плечи. — Но он же уже очень старый был, да? Давай хоть помянем!

— За Ильба Лабинги, который столько для меня сделал, дал мне кров и пищу, и многому меня научил, — произнес Маура, когда мы вернулись на поляну. — Его жизнь коснулась множества людей, и оставила памятный отпечаток.

Он поднял наполненный стакан, щедро предоставленный компанией чужаков на поляне.

— За господина Лабинги, который дал нам кров и пищу, — эхом повторил я, неожиданно с острой грустью вспомнив о своем собственном отце, оставшемся в имении.

— За Ильба, — поднял стакан Калимак. — Я мало его знал, и, возможно, не с лучшей стороны… Но, уверен, он был уважаемым человеком, и нам будет его не хватать. Пусть покоится с миром.

Я был удивлен и растроган его неожиданной серьезностью и красноречием.

Мы выпили до дна.

Чужаки оказались исключительно терпимыми, и позволили нам свободно наливать себе из их кувшинов, не ограничивая в количестве и ни о чем не спрашивая. Их прозрачно-красный напиток как всегда быстро ударил в голову, и, не выдержав, Калимак вскоре вскочил и начал пританцовывать в такт музыке.

Он сделал зазывный жест рукой, и Маура, к моему пущему удивлению, сразу присоединился к нему, не заставив себя уговаривать. Они резво заплясали, держась под руку и ничуть не стесняясь невольных зрителей.

— Лани ариккар [1], — сказал один из сидевших за столом, поглядывая в нашу сторону.

— Сбай [2], — согласился его товарищ.

— Что они говорят? — заплетающимся языком поинтересовался Калимак у моего хозяина, не прерывая танца.

— Что мы странные, — притопывая в такт, ответил тот.

— Эй, да сами вы… — тот было привычно полез в драку, но Маура, все же сохранявший пока остатки здравомыслия, оттянул его назад:

— Угомонись, Каль…

Судя по внимательным взглядам сидящих, они изучали нас, словно неких забавных, но на редкость тупых зверьков. Тот, кто говорил первым, повернул круглую рукоятку на стоящей перед ними объемной коробочке, и до меня наконец дошло, что звук исходил именно оттуда, так как музыка стала громче и ритм ее ускорился.

Калимак и Маура разошлись еще больше, хохоча и затянув и меня в свой хоровод. Я выпил не так много, и мне по-прежнему было сильно не по себе, поскольку выглядело все так, будто поминки по господину Ильба плавно перешли в развеселую вечеринку.

* * *

Мы долго плелись через темный сад. У Маура все время подкашивались ноги, но как только я пытался его понести, он отталкивал меня, твердя упрямо:

— Я сам пойду. Ты что, думаешь, я сам не могу идти? — И тут же снова сползал на землю.

Вместе с Калимаком они пели дуэтом до середины ночи. С каждой новой песней кто-то из чужаков вставал и удалялся, сохраняя при этом присущую им сдержанность и не показывая, что эти звуки режут им слух. В конце концов Калимак заснул посреди куплета, и оставшиеся двое чужих молча отнесли его в дом, решив не оставлять на скамейке, а я взялся проводить хозяина.

— Вот, мы уже почти дошли, — осторожно я перевел его через порог.

— Куда? — Маура засмеялся невпопад. — Куда это мы дошли?

— Мы в нашей комнате. В Карнин-гуле, — ответил я как можно точнее.

— Спасибо, Бан. Большое, огромное тебе спасибо! — Он слегка наклонился ко мне. Я так и не понял, куда он изначально хотел меня поцеловать в знак благодарности — в лоб или в щеку — но когда он покачнулся и немного потерял равновесие, его поцелуй пришелся прямо на мои губы. И от этого прикосновения улыбающегося рта с упругими губами, сохранившими сильный сладковато-терпкий привкус напитка, я остался стоять в ошеломлении посреди комнаты. А пьяный тем временем кое-как преодолел последние несколько шагов до кровати и повалился поверх покрывала.

— Нет, ты можешь себе такое представить? — спросил он, зарываясь лицом в мягкую подушку. В своем шоковом состоянии я не сразу понял, что обращался Маура не к подушке, а ко мне. — Он умер, даже не дождавшись, пока я скажу ему… Я скажу ему: «Ильба, почтенный, а ведь если бы вы колечко нашим продвинутым соседям не пытались всучить, мы бы оба до глубокой старости бед не знали»… Я скажу… — Он взмахнул рукой и, не удержавшись, скатился с низкой кровати на пол.

— Хозяин! — я бросился поднимать его, выйдя из оцепенения.

— Все нормально! — заявил он с улыбкой и каким-то образом сумел встать сам и даже некоторое время держаться на ногах. — Он, конечно, ответит, что ни в чем не виноват. Я тогда тоже не виноват. Ни в чем. И все прекрасно. А знаешь, ведь он не только кольцо, а и меня сперва был не прочь продать, все искал подходящего покупателя…
Пьянящий напиток, которого после долгого перерыва было выпито огромное количество, развязал хозяину язык, и я опять с недоумением невольно слушал то, что никогда для моих ушей не предназначалось.

— Ты даже не представляешь, — продолжал откровенничать он. — Как высоко ценятся хорошо обученные полукровки, особенно если из них еще не вышибли мозги!

Внутри у меня все переворачивалось, но я молча кивнул, потому что он смотрел на меня выжидающе, и мне нужно было хоть как-то отреагировать.

Затем улыбка исчезла с его губ, и на влажном от пота лице появилось моляще-печальное выражение.

— Но он же меня все-таки не продал. Не продал… Почему? А я даже не успел сказать ему… спасибо. Великое небо, я еще так молод, Бан! А ты — тем более. Это несправедливо. Мы должны жить. Я хочу свою жизнь… обратно. — И он снова упал на кровать, на этот раз тут же погрузившись в тяжелый сон.

Я подошел, осторожно вытаскивая из-под него одеяло и накрывая многострадальное тело. Он не пошевельнулся. Вспомнив про обувь, я развязал тесемки и один за другим стянул с него сапоги, обнажая узкие гладкие ступни с твердыми от частого хождения босиком подошвами, на которых еще виднелись следы заживших порезов.

Кровать, которую он занял, до этого предназначалась мне, и я уже оставил возле нее свой мешок. Я догадался поменять наши мешки местами, чтобы ему удобнее было достать свои вещи утром. Сделав это, я позволил себе забраться под легкое одеяло. Хотя я тоже был пьян, но долго еще не мог уснуть, ворочаясь в постели и с горечью в душе пытаясь осмыслить слова хозяина.


Пробудившись внезапно, я с трудом приподнял голову от подушки и огляделся. В нашей небольшой комнате еще царил серый полумрак. Ставни на окнах были приоткрыты, впуская приятный свежий ветерок, пахнущий лесными травами. Я по привычке сладко потянулся под одеялом всеми членами, и тут обнаружил, что кровать у противоположной стены пустует. Я позвал хозяина. Он не откликнулся. Тогда я спустил ноги вниз, подрагивая от прикосновения холодного каменного пола.

Послышались чьи-то неровные шаги, затем входящий пошатнулся и сильно стукнулся о косяк двери. Через несколько секунд в темном проеме все-таки возникла полуодетая фигура и прошлепала в сторону кровати, попутно чертыхаясь и потирая ушибленное плечо.

Только вот прошел этот ночной гость к кровати, на которой находился я, попытавшись на нее плюхнуться и придавив меня своим телом, хоть и совсем легким.

— Ой, — сказал я ошарашенно.

— Тьфу, извини, Бан! — Маура слез с меня, еле удерживая равновесие. — Я думал, я в свою постель ложусь.

Добравшись до другого ложа, он повалился на него, шумно и облегченно вздыхая.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил я тихо. — Может, воды принести?

— Спасибо, сам уже со всем справился, — откликнулся он слабо. — Давай поспим еще. До утра недолго осталось.

Я кивнул в согласии, снова накрываясь. Маура набросил висевшее у него на плече влажное полотенце на голую спину и затих. Так как он никогда не храпел во сне, трудно было определить, спит он уже или нет. Как бы то ни было, я решил, что еще немного отдыха и мне не помешает, и постепенно снова погрузился в дрему.

* * *

На другое утро Калимак предложил пойти на реку.

— Башка трещит после вчерашнего, — пожаловался он, озвучив наши общие ощущения. — Айда искупаемся, может, полегчает.

Маура согласился, и мы еще до завтрака спустились к журчащей воде. Прибрежные деревья дарили хоть какую-то прохладу и тень в то жаркое не по сезону утро.

У реки сидел младший сын правителя, сосредоточенно записывая что-то сероватой палочкой на светлой деревянной пластинке.

— Эль-Эдан, дьер лафт! — радостно поприветствовал его Маура еще издали.

Подросток обернулся и быстро направился к нам, оставив свои письменные принадлежности на камне.

— Аг лафт дьер, Маура! — он поднял руку, не скрывая своей радости — после нашего возвращения мы с ним еще не пересекались.

Маура воздержался от объятий, и они просто прижались ладонями.

— Здорово, парень… — по привычке фамильярно начал было Калимак, но, видимо, что-то вспомнив, тут же сменил тон:

— То есть, приветствую вас, Эльэдан, сын Карнингульского тара, — выдал он почтительно, так и не научившись правильно произносить их имена.

Мой хозяин громко хрюкнул, и чужак тоже улыбнулся столь редко появляющейся у него улыбкой, обнажающей крупные зубы.

— Здравствуйте, — в свою очередь просто пролепетал я, не зная, как лучше к нему обращаться.

Он кивнул нам обоим, на этот раз без всяких признаков гнева.

Они с Маура непринужденно заговорили о погоде, о нашем путешествии на лодках, о том, как продвигается учеба Эль-Эдана и как дела у его брата. В ходе разговора Эль-Эдан внимательно рассматривал лицо стоявшего перед ним, должно быть, заметив некоторые перемены, хотя вслух он ничего не высказывал.

— Елы-палы, от жары еще больше башка разболелась, — не выдержал сидевший рядом на кочке Калимак. — Точно не стоило нам вчера так бухать. Мау, я окунусь пойду. Присоединяйся.

Он направился к воде, на ходу скидывая тунику.

— Что вы делали? — не понял Эль-Эдан.

— Выпили лишнего, — пояснил Маура. — Теперь вот за это расплачиваемся.

— Как это связано? — тому по-прежнему было неясно.

— Ты хочешь сказать, что никогда не перепивал? — удивился мой хозяин. — Хотя да, тебе, наверное, рано еще…

— Я пил все известные нам напитки, и в большом