элегантном кресле с замороженной жидким азотом головой. Стоило это непомерно дорого по тем временам, но на что не пойдёшь ради себя, любимого. Посещать требовалось раз в неделю, только вот с результатом как-то не очень клеилось.
- Ничего, ожидайте, не всё сразу, - увещевала его целительница, - назначаю ещё один курс.
О полной бесполезности производившихся с его головой манипуляций он узнает много позже, включив однажды радиоприёмник и услышав рассказ такого же бедолаги, купившегося на чудодейственный эликсир и в итоге оставшегося вовсе без волос. Насколько наивны были его переживания он понял, работая уже в своём научном чистилище, куда попал после завершения своего учебного заведения. А дело было так.
В машинописном бюро (существовали и такие) его встречали всегда с удовольствием, так как работали в нём преимущественно незамужние девицы, но его опусы в печать брали неохотно – разбирать каракули особо не хотелось никому. Начальница машбюро – здоровая весёлая молодуха, увидев его очередное творение, однажды, не выдержав, заорала:
- Ещё раз такое притащишь – я тебе всю лысину в кровь расцелую !
Хохотали все, но поглядывала она на Егора с явной симпатией, и как-то раз, не таясь, пригласила его в Монино на экскурсию. Девицы переглянулись, в бюро повисла тягостная, напряжённая тишина. Слегка смущаясь, Егор отказался, объяснив, что военная тематика не для него: он–де человек мирный, в смысле - пацифист. В предпочтения углубляться не стал – ещё, не дай Бог, совпадут вкусы – и как выкручиваться в этом случае ? Больше заходов из машбюро не делалось.
Времена менялись, перестройка была в полном разгаре: стало возможным вести дискуссию, больше не надо было сидеть на собраниях и политзанятиях, везде дискутировали о смысле достижений неожиданно завершившейся эпохи великого исторического почина.
Наивность Егора едва не подвела снова – потеряв бдительность, как любили формулировать тогдашние златоусты, и, пребывая едва ли не в состояния эйфории от наступавших перемен, однажды вытащил из заваленного заморскими шмотками рюкзачок с американским флагом и отправился на работу. Реакция начальника не заставила себя ждать.
- Ещё раз так придёшь – вылетишь отсюда !
- Сразу, или как, - спросил с явным антагонизмом Егор.
- Нет, сначала из комсомола.
Из комсомола выходили все уже и так, самостоятельно, а главный институтский комсомолец – кандидат в члены партии, маялся от царившей в стране неразберихи, заискивающе спрашивая у Егора, как бы поступил он.
Отвечать Егор нужным не счёл, вспомнив совет армянина-парторга. Нужно было ждать.
И свершилось.
Великая держава рухнула в одночасье – решение было принято подвыпившими, как потом рассказывали, руководителями бывших союзных, попросивших попутно одобрения у президента одной заокеанской державы. Поддержку получили незамедлительно; в стране царило полное безвластие, криминал торжествовал, собственность переходила из рук в руки едва ли не еженедельно, сопровождаясь кровавыми разборками и появлением на телевидении массы «говорящих голов» - псевдо-аналитиков, за которыми тут же потянулись невесть откуда взявшиеся предсказатели, экстрасенсы, биржевики, банкиры, прорицатели, маги. Телеканал со странным названием «2х2» с утра до ночи крутил ролики с видео-клипами, где плясали и безумствовали безголосые и полуголые звёзды, имена которых вскоре навсегда исчезали из памяти населения (Егору особенно запомнилась Леночка Зосимова : как и откуда возникла и куда исчезла – он так и не понял). Процветали видео-салоны с самой разнообразной кино-продукцией, на все вкусы.
В продаже на многочисленных рынках появилась одежда и продукты – неожиданное изобилие сопровождалось космическим ростом цен. Множились новые политические партии – явление, ранее неслыханное для однопартийной системы; волшебники оживляли покойников, лечили неизлечимое, предлагали чудо-лекарства от всех болезней. Им жёстко противостояли вдруг активизировавшиеся служители Церкви, в изобилии явившиеся из неведомых глубин, где, как подозревал Егор, все годы застоя всё-таки теплилась какая-то жизнь. И главное – спрос на клерикалов оказался весьма значительным: новой моде на стояние в церквах следовали все, начиная от молодёжи и заканчивая чиновниками высокого ранга – бывшими партийцами. Острые на язык остроумцы придумали для неофитов смешное название – «подсвечники». Ситуация напоминала пир во время чумы.
* * *
Старинные торсионные часы (это с вращающимся маятником на подвесе) - наследство от его тетки, с выгравированной на циферблате непонятной и потому завораживающей надписью Kundo, представлявшие собой едва ли не антикварную редкость, неожиданно пошли, простояв до этого без движения почти пол—века.
Это знак или где? – задался вопросом Егор, прибегнув к ставшему модным коверканию русского языка с приданием словоформам новых значений. Задал сам себе, без озвучки, чтобы не становиться в один ряд с теми, кого внутренне и искренне презирал. Последнюю каплю добавило в его противоречивое отношение к происходящему предложение писать еженедельную информацию о настроениях: о том, что ещё царило в «коллективе». Поначалу он даже согласился, но писал совсем не то, что от него требовали томившиеся от безделья соглядатаи из когда-то поставленных присматривать за сотрудниками органов.
- Ну что это такое ? – орал его начальник. – Что ты пишешь: «комсомольцы с большим энтузиазмом восприняли возвращение в страну бывших узников совести – чести и совести нашего времени !» - Это же форменное издевательство над великими идеалами прошедшей эпохи, или ты нарочно ? А вот ещё шедевр: «молодёжные организации Москвы приняли решение о создании на предприятиях столицы отделения недавно учрежденного Демократического Союза». И далее : «Руководству института неплохо обсудить возможность присоединиться к данной инициативе с кооптированием молодых сотрудников в Союз». - От тебя что требуется: показать, какие умонастроения у нас в институте, что ещё можно сделать, чтобы повлиять на ситуацию, кто мешает нам продолжить, так сказать, предначертанный курс – а ты ?
- Знаете, я фискалом никогда не был и не стану, а если Вас не устраивает моя писанина – поручите кому-то другому.
- Так, значит отказываешься ? А как у тебя с диссертацией – ведь скоро защита ? Мы помнится, говорили, что тема для института неинтересна, и могут быть проблемы. Забыл ?
- А я не в институте собираюсь защищаться, и тема- это мое дело, мой труд. Вот так ! И писать я для Вас ничего больше не буду – как хотите.
Дело было в том, что пару статей Егор написал за своего шефа – тот только немного поправил, слегка покривлялся для вида, повторяя в качестве замечаний нечто неуловимое, и – издал в ежегодном сборнике.
- Понятно. Мы ведь создаём в институте небольшой кооператив, наподобие научного кружка. Только финансирование пойдёт из-за рубежа, – и назвал один крупный американский исследовательский центр. – Они очень заинтересованы в аналитике: что тут происходит, понять не могут. Я думал тебя тоже привлечь – там деньги совсем другие намечаются, но теперь придётся, видимо, как следует подумать.
Егора осенило: вот где он сможет найти применение своим знаниям – только не в Москве, это становилось теперь очевидным. Да и подобная двойственность позиции руководителя- «партийца» просто ошеломляла.
- Шантажируете ? Всё, я ухожу. Заявление напишу сегодня же. В Ваши игры больше не играю !
Но решать надо было быстро – его научный институт разваливался вслед за «Союзом нерушимым» почти на глазах, все разбегались по росшим как на дрожжах фирмёшкам, потом пропадали и они. Куда делся принципиальный шеф, он так никогда и не узнает. Время подгоняло… Надо было что-то решать.
Из института Егор уволился, и вот то, как он оказался в Лондоне, придётся рассказать поподробнее.
В своё время волею судеб вместе с Егором в институте оказалась бывшая однокурсница, потрясавшая когда-то многочисленных воздыхателей своими вокальными данными и нравами, свободными от лицемерного морализаторства нудных идеологов, продолжавших отстаивать принципы давно дискредитировавшей себя идеи. Не чурался своих естественных порывов и теперь уже бывший шеф Елены (с Егором они работали в разных отделах, ежедневно сталкиваясь в коридорах, где происходил по старой памяти короткий обмен дружескими приветствиями с кратким обзором последних сплетен). Естественно, шеф сразу запал на красивую девицу, причём до такой степени, что недвусмысленно и без угрызений намекал на свою готовность бросить ради неё свою жену и детей (поговаривали, что жена тоже была не из простых). Однократный поход Егора с Еленой в кино был воспринят им весьма болезненно, о чём говорили опухшие от бессонной ночи глаза руководителя, долго выяснявшего на следующий день после просмотра кинопроизведения подробности свершившегося события.
Тогда же в институте решили организовать поездку на теплоходе на Валаам – не в последнюю очередь для того, чтобы ознакомить с красотами тамошней природы и сопутствующим ей русским гостеприимством заезжего учёного из Великобритании, которого звали Дэвид, путешествовавшего по стране в качестве visiting professor (явление новое, соответствовавшее начинавшимся ветрам перемен, вносившим непозволительную сумятицу и недопустимое вольнодумство в неокрепшие умы). Естественно, приглашена была и Елена для создания комфортной атмосферы и приятного общения во время скучноватой, как потом рассказывали участники, поездки.
В итоге принимавший участие в «мероприятии» шеф оказался на корабле в гордом одиночестве (жену в плавание он не взял, надеясь на благосклонность своей сотрудницы-красавицы), угрюмо поглядывая на зарождавшуюся любовную историю между Дэвидом и Еленой и вынужденный днями просиживать в одиночестве в своей каюте, в то время как парочка подолгу прохлаждалась на верхней палубе шикарного теплохода, вздыхая на луну и пожимая друг другу ручки. Закончилось всё так, как и ожидалось: новоявленные «друзья» под конец поездки в открытую поселились вместе, откровенно и демонстративно наплевав на осуждающие взгляды коллег и строгие выражения лиц представителей соответствующих служб, которыми кишел корабль (число их явно превышало все разумные нормы).
Дабы не утомлять читателя всеми деталями последовавшей и немало нашумевшей тогда love story, скажем только, что в результате непродолжительного романа Елена осуществила мечту доброй половины русских барышень – уехать за рубеж и выйти замуж за иностранца. Отметим при всём этом, что новоявленная пассия англичанина не отличалась большой склонностью к научной деятельности и своё твёрдое намерение посмотреть мир любой ценой реализовала быстро и бескомпромиссно, отшив как шефа, так и многочисленных крутившихся вокруг неё воздыхателей, и вскоре уже жила в городе, славившемся когда-то смогами и педантизмом своих жителей.
В-общем, получилось. Правда, в ответ на её требование узаконить сложившиеся ещё в Москве нежные отношения Дэвид мгновенно выдвинул контр-условие: заключить брачный контракт с указанием на источники
