Джоара положили в усыпальнице, в катакомбах Дже. Кто-то плакал, и всхлипы катились по мраморным стенам, падали к массивному подножию гробницы. Морти не просто чувствовал себя виновным, он это осознавал. "...Если бы не моя нерешительность... этого не случилось бы",— так он думал и каялся перед мертвыми. Но простора в душе, какой обычно бывает после прощения — барон не чувствовал. Он пристрастился к рому, постоянно болела голова, а иногда он не понимал что здесь делает, и мир казался ему не настоящим, словно декорации в театре.
Иногда, во сне к нему приходили толпы мертвецов, изуродованные оружием, прогнившие, и впереди стоял Тетра, говорил будто сквозь воду: "Мой сир, ты скорбишь о двух смертях, но посмотри сколько людей мы убили!.. Почти все они взяли меч по приказу и с охотой променяли бы его на орало... не то что я. Не плачьте обо мне, мой друг, вы тоже умрете, начинайте уже плакать о себе".
Настроение у Морти переменялось всё чаще, всё сумбурней, то найдет безмятежие, то гнев. Он больше не следил за собой. Волосы сбились, растрепались; он почти не спал, лицо осунулось, осанка потеряла твердость, да и речь барона теперь невнятная, говорил иногда какие-то странности. Он пытался убежать от возрастающего безумия, в то время как северяне взяли земли Ричарда Чейза.
2
Пришло лето, растаяли облака, зашелестел горячий ветер, земля высохла и на улицах весь день стоит пыль возмущаемая лаптями прохожих, сандалиями милиции, туфлями вельмож...
Солнце, казалось никогда не достигнет зенита; не верилось — что удастся пережить очередной знойный денек.
Вот как месяц, к замку Дже стекаются войска со всей провинции А. Они разбивают лагеря под стенами города, на равнине, под склонами холмов, где уже зеленеют виноградники. Реют боевые знамена командующих отрядов. Но в лагерях беспокойно, смерть вассалов Морти разогнала пьянящие пары боевого апломба, и единственное что утешает солдат — это история двух невероятных побед, конечно, изрядно приукрашенных, как это бывает с любой историей — ставшей эпохальной. Примером, за ужином у костра, все были уверены, что меч Морти высекал огонь, а Тетра становился невидимым, да и солдаты барона, чудесным образом выживали после, казалось бы — фатальных ударов.
Морти переменился, и не только внешне, а и мыслил — как ему казалось — совсем иначе. То — о чем он никогда не задумывался всерьез — теперь было важнее всего. Барон думал о смерти, и той жизни — какую он ведет, какую вел, и в чем вообще — смысл его бытия. Морти думал о мире, и о том — что в мире, как это работает, и как он сам — влияет на работу мира.
Морти носит траур — всё черное, даже сделал комплект брони из вороной стали, а в гарде его меча, только три камня: сапфир, алмаз и рубин. Держа этот меч, невольно приходила мысль: "Они рядом, они видят меня..." — Морти думал что души его вассалов ждут решительности от бывшего господина. А он, то дивился их настырности,— даже после смерти не желают отступить! — то просыпалась виновность, укоренившаяся в понимании того — что мертвым виднее — как лучше поступить, а раз так — значит Морти был не прав, надо было послушать Джоара...
Морти часто каялся перед убитыми, бичевал себя в исступленном желании измениться, и нередко, лежа обессиленный на полу в крови — он весь уходил в мир объявший его душу. Барон чистосердечно улыбнулся; как приятно вновь ощутить силу, воодушевление, порыв — жить, ибо цель видится так четко, какой промах и разложение духа — не пойти к ней. В этом Морти уверен, а время энтузиазма подстегивает его намерение — кинуться вперед головой, лишь бы эта знойная пустыня безумия, где коршуны опасения и тревоги не дают покоя — осталась позади.
Морти больше не замечал размеренной жизни крестьянина, и красоту рассвета, он гнал чувства перечащие войне, не щадил и совесть. Единственно, что связывало его с "былым Морти",— это чувства пробудившиеся от слов правителя. Ныне усопший, не без помощи северян — король, еще в начале войны, на аудиенции сказал Морти: "Я знаю что ты пропащий человек, и стоило тебя кинуть в темницу, но вот, барон — шанс перемениться. На войне побеждает лишь тот — кто борется с собой. И убитый — ты будешь жив, ибо в самоборении ты изменяешься, а не увечишься. Твой шанс, Морти де Ридо, умереть в сражении бароном, а не узником в казематах. Иди, спеши встретить врагов достойно!" И теперь, когда Морти видит что на самом деле изменился, и продолжает это странное борение,— он всё более проникается уважением, даже почтением к королю. Свою первую аудиенцию у правителя барон держит в тайниках души, как самоцвет, ставший основанием новому человеку.
На кануне похода, трактиры Дже были забиты. Каждый спешил отдохнуть, возможно, в последний раз. Мать Воя сидела в забегаловке мистера Боака. Она ценила его умение слушать и забывать, а он знал толк в готовке жаркое и вине.
В трактире Боака шумно, людно, накурено; на полу лужи пива, столы липкие, пахнет деревом. Мистер Боак распорядился зажечь еще ламп. Факелы при выходе коптят, двое пьяных с побитыми рожами еще спорят. Полумесяц светится в облачных прогалинах. Пищат летучие мыши. За окном трактира вьются комары и мошкара; в зарослях стрекочут цикады.
Мать Воя напилась; о чем-то скорбя, она сидела у стены, подперев голову руками, за ее столом умастился и Боак.
— Послушай, оставь дитя. Зачем это безрассудство!
— Не говори Боак! Что мне делать, не говори!
— Эта война обещает много крови. Глупо приносить в жертву этому чудовищу дитя!.. Я, мы с женой присмотрим за Воем...
— Я родила его на войне! Он — дитя войны!..
Боак снисходительно посмотрел ей в глаза.
— Где-то я уже слышал о таком... ну конечно! Это ведь наш ветеран Тетра, а?!
— Нет, толстолобый ты боров! Не веришь мне, а мой муж там кости сложил.
— Да верю, верю я, но ходили слухи что Тетра, тоже родился при сражении.
— Он учил меня попусту не болтать.
Между столами, носится жена Боака — с кружками пива; мужики уставшие и трезвые заходят в таверну, пьяные, хохоча выходят; сонный бард не попадает в ноты; Боак улыбается, смирившись в бессилии помочь ребенку этой женщины.
И сегодня Морти мучит бессонница. Он сел на кровати, почесал затылок, и подойдя к окну — распахнул ставни, ворвался холодный воздух, барон задрожал. Он стоял у окна наблюдая за ночью, за временем, за мыслями, но на удивление — всё движение будто уснуло, и Морти то видел себя со стороны, то вдруг — заснув — начинал падать, хватался за подоконник. Вспоминая испытания духа — настигшие его после убийства вассалов,— он дивился себе — "тихому", без вопля чувств, с ясным умом; он думал что это награда за победу над собой. Эта идея родила в нем непоколебимую решимость, ставшую поводом к новой войне. Окна в коридоре выходят на север, там, в ночном тумане, словно армия гигантов — скрываются горы.
Еще до рассвета Морти облачился в доспехи, спустился в конюшню, где его ждал новый боевой конь. Морти как можно тише ступал по землянистому полу, животные шумно дышали, словно предчувствуя недоброе — спали тревожно. Барон подошел к стойлу своего коня, положил руку ему на морду, представляя какой смертью он падет.
Начало светать, а Морти де Ридо, на коне, уже стоит посреди лагеря своей гвардии. Черные доспехи кажется втягивают тусклый свет, в руке забральный шлем с бармицей, ножны постукивают на ветру о набедренник... Морти не шевелился, пока солнце не засверкало в глазах.
Снимались с лагерей. Скручивали веревки, раскладывали каркасы, связывали брезент палаток... до обеда вокруг замка пыль стояла столбом; воины вспотели, лица красные, ладони липкие. Кто повязал до носа шарф, кто надел капюшон, у некоторых были "пустынные" маски из пробкового дерева.
Армия выстроилась, стихла, и барон молча оглядывал стройные ряды мечников и копьеносцев, конницу на фланге, личную гвардию, лучников... время словно остановилось, странно, но каждый уверился что похода не будет, зачем куда-то идти, если здесь так хорошо, ибо недвижимо. Никто не придет, да и мы не сдвинемся с места. Главное не смотреть на барона, ведь только он может запустить часы войны. Солнце блестит на его доспехах, он водит пальцами по гарде, спиной чует Тетру и Джоара, но боится обернуться, посмотреть на них, страшно и стыдно встретиться с ними взглядом.
Морти поскакал на фланг, где стоит кавалерия, заметил Матерь Воя, она накрест повязалась черными лентами, чепрак вышит полевыми цветами, а к концу древка посоха привязала кусок от знамени ветерана Тетры.
Как Морти ни старался найти в ее безмятежных глазах — злобу, неприязнь, осуждение за убийство ветерана, но тщетно. Мать Воя не роптала на барона. Она знала на что способна война, как ею уродуются судьбы и души, и как извиваются те — кто попал к ней в лапы,— хотят уберечься, вырваться, или даже победить ее, и война рада, ибо любит суету и безумство.
Мать Воя сердцем видела стенания барона, его просящий милости взгляд, хотя и прикрытый суровостью правителя. Она уважала его, даже, почитала искуснейшим воином королевства, но старалась не выказать чувств, дабы не смутить Морти.
Братьями и сестрами Матери Воя были все — кто прошел с нею от холмов до Дже. В бою они держались вместе, и единственная ученица Тетры, смелостью и жертвенностью — отдавала честь памяти ветерана.
Воробьи барахтаются в песке, покачиваются высокие сосны, белка испуганно обернулась на звук двинувшейся армии Морти де Ридо.
3
Морти несся ураганом по землям отчизны, объединял баронов, сокрушал мятежников.
Северяне прозвали его армию "смерч", а самого барона "оком бури". Ибо, как в середине урагана — бывает тихо и солнечно, так и от Морти, в сражении, веяло безмятежностью.
Морти проникся военной стратегией, всё время походов искал тактику изощренней, ввязывался в битвы лишь для испытания новых маневров. В серьезных боях, Морти, бывало застынет охваченный волнением, наблюдает за решающим мигом — удастся перехитрить врага, или придется отступать...
Пристрастие барона к стратегии питалось мыслью о том что — без Тетры и Джоара, о геройствах можно забыть. Расчет и хладнокровное исполнение приказов — вот надежды Морти в бою. Мать Воя, с ее корпусом сорвиголов — барон в планы не брал, они были для него как молния, поражающая и устрашающая, неукротимая, но споспешествующая Морти...
Каждую отвоеванную землю, Морти наименовывал очередной буквой. К концу лета, барон захватил все западные провинции: Б, В, Г, Д и Е.
Огромная армия северян искала битвы с Морти в поле, но барон ловко уклонялся от третьего безголового подвига. Всё твердил себе: "Нет-нет, стратегия не выдерживает самой идеи генерального боя, а что говорить о тактической грации... Пусть безрассудство беснуется в пыли нашего отступления!.."
В каждом замке Морти оставлял наихрабрейших воинов, и северяне, гоняясь за ним, натыкались на эти камни преткновения и вязли в осадах.
Мать Воя воодушевляла боевыми подвигами городских женщин, и они брались за оружие; так собрался целый
