заставила бы поступить. Проучилась бы, а потом уж своим умом жить научилась бы. А я бы костями легла, чтобы помочь, лишь бы здесь не осталась.
-- Да ты на себя посмотри. Куришь как сапожник. Разве она станет тебя слушать?
-- Она не знает, что я курю. Это не ее дело. А здесь ее каждый камень знает. И все знают, чья она. То ли внучка героя, то ли дочка фашиста. Не будет ей здесь жизни.
-- Ты что, со Стефанией вместе уже был?
-- А ты откуда знаешь?
-- Видел вас вместе рано утром в гаражах.
-- Ты откуда знаешь, что она – Стефания? Тоже вместе был?
-- Я знаю. Потому, что я – ее брат.
Толян присвистнул.
-- Семейка... А кто твой батя? Уж, не тот ли, что от героя родился? Только от какого?
Еще секунда и Толян нехотя поднимался с земли, отряхивая пыль с брюк и вытирая струйку крови из-под носа.
-- Вот, что, братан, ты можешь сколько угодно глумиться над моим происхождением, я все выдержу. Но если ты, хоть чем-нибудь, хоть своим гадким мизинчиком... хоть одна волосинка упадет с нее... Ты знай, я сделаю все, чтобы отомстить за свою сестру... и мать. Это моя семья. Ты понял!
Толян надменно молчал. Потом сквозь зубы выдавил:
-- Понял. К ней больше не подойду. А мать с кем еще гуляла?
Толян опять отлетел в сторону. Саня сквозь зубы прорычал:
-- Она была и будет с одним только человеком. Навсегда. С моим и Стешкиным отцом. А кто он, не твое дело!
-- Понял, -- опять сдержанно произнес Толян, -- Ни к ней, ни к ее дому – больше ни ногой.
Саня немного поостыл:
-- Ты не подойдешь. Так ведь она к тебе подойдет, и будет ходить.
-- Мне то, что до этого?
-- Да, ничего. Если будешь вести себя по-людски, я тебе помогу. На работу устроиться, ну и в других делах. У меня теперь связи есть. Я в ментовке учусь, там дядьки неплохие.
Толян хмыкнул. Потом покосился в сторону Сани:
-- Ну, ладно, буду я с твоей Стефанией встречаться, коли не шутишь. Ты только помогай.
Глава 38
Вечер был тихий. И над речкой едва слышался голос иволги. Где-то гулкой луной раздавалась кукушка. Пахло сладким песчаником. Стешка, босая, шлепала по речной воде. Рядом с ней за руку, тоже босой, шел Толик. Они весело обсуждали, куда поедут после свадьбы. Стешке было так хорошо сейчас, как никогда. Ей казалось, что она попала в сказку. И Толику тоже было хорошо. Он знал, любое ее желание тут же исполнится... ее братом. Ей стоит только захотеть. Он все сделает, чтобы обеспечить любимую сестренку. А она ничего не узнает про это и будет думать, что все это делает для нее он, Толян. Она будет ноги ему целовать всю жизнь...
Стешке снился сон наяву. Она видела двух мотыльков, летящих по лугу. Они взялись за руки и летели вместе над землей, и над рекой... по синему бескрайнему небу.
-- Ты еще маленький, не ходи за мной...
-- Я не маленький... мои родители... твои родители...
Что хотел сказать этот мальчик, и почему его личико так запечатлелось навсегда в ее памяти? Почему ей казалось, что она знает каждый его жест, каждое движение, каждое слово, сказанное невзначай? И почему-то когда Стешка видела Толика перед собой, этот сон повторялся вновь и вновь... Стешка не хотела от него отходить, лишь бы такие видения длились вечно.
Они присели на упавшее после грозы дерево.
-- Ты узнал о том, что я просила?
-- О чем, я не помню?
-- Ну, как же. Это такой важный вопрос для меня.
-- Не помню. Напомни.
-- Ты хотел спросить, кто мой отец.
-- Ах, да. Спрашивал я у знакомых... – Толик тяжко вздохнул, так, словно каждое слово его тяготит, -- Лучше бы ты и не спрашивала...
-- Почему?
-- Тебе лучше не знать...
-- Нет, лучше знать. Лучше знать правду.
Толик опять тяжко вздохнул:
-- Да не знает никто, кто твой батя... Видели твою мамку то с одним, то с другим... а потом видели, как с ребенком уже с роддома вернулась... а замужем так и не была. Говорят, невезучая.
-- Это не правда! – вспыхнула Стешка, -- Я знаю свою мамку, она строгая. Ненавидит беспорядок в комнате.
Толик криво усмехнулся:
-- Это в комнате...
-- У меня и бабушка такая. Никогда неправду не скажет.
Толик опять криво усмехнулся.
-- Это неправда, я не верю. Может, мой отец просто бросил меня, в это я поверю. Но мамка никогда бы не стала гулять, то с одним, то с другим. И я не стану.
Видя грозный Стешкин взгляд, Толик смягчил тон:
-- Злых языков много. Не успеет оступиться человек, так ему сразу дело шьют.
Он обнял Стешку за плечо и прижал к себе. Она едва не расплакалась, но сдержалась. Не хотелось почему-то после этого разговора показывать свою слабость.
Иван писал очень редко. Он переехал с Дальнего Востока в Ростов на Дону. Туда его направило его руководство. Письма по почте не пересылал, передавал через Галину. Так было безопаснее. Галина получала письма и отдавала их Марии. Та приходила к ним, иногда, в гости.
-- Ты бы Стешу с собой привела бы. Все же внучка она мне.
-- Ой, Галя, не спрашивай про Стешку. Совсем она взрослая. Любовь у нее.
-- Вот как? И мы не знаем? И с кем же?
-- С Толиком Ванецким. Помнишь, отец его на заводе работал. С Викой моей в одном цеху. Он там бригадиром был. Теперь уже на пенсии.
-- Ах, знаю, знаю, как не знать... Замуж зовет? Он ведь только освободился...
-- Зовет, зовет. Уж свадьбу играть надумали. Хороший парень такой стал, за ум взялся. Все в доме делать умеет. И в электричестве понимает, и все сам починить может. Недавно табуретку сам смастерил своими руками...
-- Вот, каждой бы такого жениха.
-- А Гера как? Не женился еще?
-- Ой, все твою Вику вспоминает. Спрашивает, как она? Замуж не вышла, не нашла никого?
-- Да какой там замуж, у нее один только Иван на уме.
-- Да, он опять письмо прислал. Ее вспоминал, но не часто. Говорит, дела еще есть, да может, там и останется. Вот, почитай, я не придумала.
Галина достала толстую стопку писем. Стала перебирать:
-- Это от Геры, он в командировке был... это от Тамары... ах, вот...
Другое письмо украдкой скрыла в складках широкой юбки.
-- Почитай и Викочке понеси, пусть прочтет. Я ничего не прячу, мне скрывать нечего. А ей семью заводить надо бы. Молодая еще. И Стеша уже взрослая. Вот теперь бы всласть пожить. А, если какие трудности, так я за внучкой пригляжу...
-- Так ведь и я ей говорю. А она упрямо нос воротит, все Ивана забыть не может.
-- Стар он для нее...
-- Ой-ой... с самого детства за ним страдает.
Глава 39
Стешке снова снился тот же сон. Бескрайний луг в полевых цветах, синее небо. Мальчик, маленький в шортиках. Он сжимает в руке ромашку и протягивает Стешке. Вдруг среди поля, откуда-то издалека, отчаянный голос матери:
-- Не могу... не хочу... они мои! Они мои, слышишь, мои дети!
Стешка оборачивается и понимает, что это не сон. Голос становится все сильнее и явственнее.
Стешка вскакивает с кровати. Она отчетливо слышит на кухне голос матери. Та рыдает. Рядом бабушка пытается ее успокоить.
-- Тише, ты всех разбудишь!
-- Вы фашисты! Вы все фашисты. И Герочка твой, и его мамаша! Все они фашисты! Я не верю тому, что здесь написано.
-- Да тихо же ты! На, воды попей!
-- И бабка эта, подружка твоя... она не Стешкина бабка... поняла! Она знает... она знает о пацане... она хочет его убить... она хочет его выдать...
-- Да тихо же ты. И так его можешь выдать!
Вика билась в истерике. Она буквально не понимала, что происходит вокруг.
-- Вы хотите у меня забрать ребенка. Одного забрали и другого хотите... я не отдам.
-- Да никто не забирает. Она уже взрослая.
В дверях кухни появилась Стефания. Она ужаснулась от увиденного зрелища. Безмятежный сон вмиг пропал. И луг, и синее небо, и тот маленький мальчик... стали проваливаться в черную безвозвратную бездну... Стешка увидела всклоченные волосы матери, за которыми та бережно всегда ухаживала. На лице черные следы от туши, как синяки под глазами.
-- Ма, не надо... ма...
-- Твоя бабка – фашистка, так и знай... Да! Она лишила тебя отца... она скрыла, все скрыла... я все знаю, я поняла. Она сама за него замуж всегда хотела... а с фашистами путалась!
-- Ма, не надо...
Стешка в ужасе кинулась к матери, но та пыталась оттолкнуть ее. Бабушка прижала Стешку к себе.
-- Бабушка, давай скорую вызовем.
-- Нельзя – скорую. Я ей сейчас вот это дам.
Бубушка достала откуда-то из-за шкафа бутыль с травяной настойкой. Накапала в стакан с водой.
-- А ну-ка, пей. Пей сказала.
Вика залпом выпила. Взгляд ее помутнел, но успокоился.
-- Сейчас, полегчает. Мы такое средство всегда применяли в войну. Когда у кого-то с боя не возвращался...
Бабушка тихо вытирала слезы платком.
-- Ба, можно, мне?
-- Тебе нельзя. Молодая еще.
-- Но мне так... так... тяжело.
-- Тебе-то чего. Живи, наслаждайся. Уж тебе лучше бы ничего не знать.
Глава 40
-- Стефани, ты должна меня послушать. Хоть раз в своей жизни. Поступай этим летом в институт в Днепре. Хотя бы там. Ты успеешь.
Вид у Вики был не столько грозным, сколько обескураженным. Она заметно нервничала и готова была сорваться в любую минуту. Стешке это не нравилось. Она снова почувствовала, как черная бездна открывается под ногами. Бездна, о которой она никогда не знала, но помнила всегда... И, вот, на чистом синем небосводе снова появились тяжелые грозовые тучи, предвещавшие беду.
-- Ма, мы же договорились... а как же Толик?
-- Не убежит твой Толик, если любит.
-- Но все экзамены сдают в июле...
-- Не все. И в августе, и, даже, в сентябре. Ты, главное, документы сдай в комиссию.
-- Ну, ладно, -- протянула Стешка, чувствуя, что протест может плохо обернуться. А такой истерики, как прошлой ночью, она больше не переживет...
Стешка тяжело вздохнула:
-- Чего там надо? Медицинская справка и аттестат?
-- Да. Беги скорее, улаживай.
Не успела Стефани выйти за двери, как тишину нарушил громкий звонок в двери. Стефани открыла. На пороге стоял незнакомый парень. Он держал в руках конверт. Стешка обрадовалась:
-- Это мне?
-- Сказано: Веронике Матвеевне.
Парень был непреклонен и ждал, когда к дверям подойдет хозяйка адресованного ей письма. Конверт был чистый снаружи, ни единой марки или печати, ни единой прописной или напечатанной буквы. Услышав свое имя, Вика заторопилась к дверям. Она почти выхватила конверт, сунув при этом парню, не то, купюру, не то, записку, Стешка не поняла. Парень развернулся и ушел.
-- Ну, что стоишь? Иди, куда шла... – прикрикнула Вика на, разинувшую рот, дочь.
Та в смятении покинула родной дом.
Вика заперлась в комнате, пока Мария спала, дрожащими пальцами стала разрывать конверт. Он не поддавался, надо было взять ножик. Но, где же он? На кухне... вот беда. Вика бесшумно, на цыпочках, босиком кралась к кухонному столу. Вот его деревянная рукоятка. Еще немножко, и тайна письма будет ей известна. Чего теперь ей ожидать от жизни? Хорошего или плохого? Последний лучик надежды теплился у нее внутри.
-- Вика! Ты что это...
Голос Марии был резким и испуганным. Вика вздрогнула от неожиданности.
-- Я есть хочу!
Вика почувствовала, как судорога ненависти ко всему миру опять сковывает грудь в области сердца. Метнуть бы сейчас этот нож... во всех врагов, которые искалечили ее жизнь. В Галину. В ее самозваного сыночка героя. Нет. В тех, кто шпионит за нею. В тех, кто ее ненавидит, и сует нос в ее чувства. В тех, кто развязывает войны, разрушая чужие жизни на много поколений вперед. В правительство, которое награждает не тех, кто заслужил. В тех, кто уничтожает своих спасителей... во все, что разбило ее судьбу.
Вика почувствовала, как горестный комок опять застрял между голосовых связок, готовый вырваться криком наружу. Нет, она должна терпеть. Ей сейчас необходимо узнать, что в письме.
--
Помогли сайту Реклама Праздники |