Бережёный

Молодежь затребовала музыку. Не всё же пить да жрать.

А тут Коркин, мол, дорогие земляки, минуточку внимания, не разбредайтесь, вас желает поздравить наш многоуважаемый спонсор, он приготовил вам сюрприз…

Слава Богу, старая моя не пошла на это сатанинское гульбище. Куда бы я с ней сейчас? Как молебный дом сгорел и пропал наш батюшка, сдала она здорово. Осиротели, грит, мы.

Ты знаешь, люди говорят, что пожарка без воды приехала, а пожарники пьяные в стельку. Это же надо такое учудить, прямо диверсия какая-то! А?

Ну, так вот, вышел этот блеклый на середину, поднял руки, как будто молиться собрался. Слава Богу, думаю, хоть кто-то из начальства похристосуется с людьми.

А мне как на грех приспичило. Отошел я в сторонку. На минутку отвлекся и прослушал, что он там говорил вначале. Только слышу, народ гудеть перестал. Стыдно стало, молятся все, а я тут.

Заторопился тогда, чтоб «Воистину Воскресе», хоть со всеми сказать. И что ты думаешь? Ремень заело! Знаешь ведь, как бывает - ты себе, а оно себе. Не могу застегнуть и всё тут. В дырочки не попаду.

Справился кое-как, выхожу из-за дерева, а блеклый, значит, руки-то всё вверху держит, смотрит прямо на Солнце и чушь какую-то мелет, якобы, тьма поглощает души, а свет пожирает плоть. Мол, Бог наш Свет, прими нашу жертву - плоть и кровь человеческую…

Тут-то я и встал, будто ноги вкопали. У людей тоже глаза донышком. Переглядываются, недоумевают. Но не все удивляются, некоторые ехидненько жмурятся, словно от зла благодати ждут.

Думал спрева, что со зрением непорядок. Будто Солнце и впрямь засветило ярче. И прибавляет еще. Слепну что ли? Тру их, значит, тру, зырки-то свои. Смотрю, не я один - многие трут.

Потом глядь, а начальство наше наизнанку выворачивается. Видеть вижу, но глазам не верю. Лишнего что ли выпил, не пойму что делается - морды-то у них звериные изнутри лезут!

А когда они кинулись людей хватать, тут-то все и опомнились, и побежали кто куда. А я плюх на живот и по пластунски. Пол войны на пузе отползали. Что тут до кладбища-то ползти!



На этом его рассказ оборвался, потому что мы заметили, что заметили нас. Был ли первый, оповестивший остальных или все они одновременно, только лица мертвецов, у кого они еще сохранились и то, что осталось от них развернулись к нам.

Медленно с закрытыми глазами, у кого были, мертвые тронулись. Некоторые, сохраняя относительную осанку. Большинство, ломаясь на ходу. Низ отделялся от верха. Отваливались руки или ноги. Переломившись пополам, они всё равно ползли. Если так можно выразиться, осознанно и целенаправленно ползли даже потерянные части.

Никаких сражений с трупами. Это в киношках герои метелятся со всякой нечистью. Уровень ужаса от сверхъестественного настолько велик, что сопротивление просто нереально, кроме бегства, если не охватит какое-нибудь непреодолимое, независящее от нашей воли оцепенение. По собственному опыту знаю.

Со мной приключилось как раз такое. Точно, что как вкопанный стоял я, наблюдая боковым зрением за людьми, которые, не разбирая дороги брызнули по сторонам. Что-то крикнул Ванек, перед тем, как с досадой махнул на меня рукой и побежал. Но не далеко… Кажется, других тоже быстро похватали. Слишком тесно на нашем кладбище от могилок, оградок, насаждений, пройти невозможно, не то чтобы бежать…

Потом наоборот зрение сузилось, и я видел только прямо перед собой. Ко мне подползал безногий скелет. Что я чувствовал в тот момент? А хрен его знает. Больше всего, наверное, удивление, возникшее еще тогда, когда народ ринулся из сада.

Я ни о чем не думал. Я просто смотрел, как оно ползет, проворно переставляя руками. Чем ближе ко мне, тем быстрее. У черепа тоже бывает выражение. Оно, казалось, предвкушавшим добычу или вроде того.

Останки были уже рядом. Я видел. Желтый в мелких трещинках череп. Редкие изъеденные кариесом зубы верхней челюсти. Нижняя очевидно утрачена. Я слышал. Постукивание костяшек, напоминавшее звук хорошо высушенных сделанных из хлебного мякиша четок. Скрип суставов…

Прямо из воздуха появилась женщина. В ней не было чего либо ангельского или божественного. Самая обыкновенная тетенька. Полноватая. Среднего роста. Короткая стрижка с челкой. Лицо сердечком. И черные круги вокруг глаз. По виду рядовая сельская бухгалтерша. С одной стороны серая мышка, с другой какая никакая начальница.

Обычным движением, словно копая огород, она поставила ногу на спину скелета и он тут же рассыпался в прах. Понятно, что на фоне общей трагедии первое, что пришло в голову это почему именно меня взяли и так чудесно спасли? Мол, за какие такие заслуги?

И снова я удивился, теперь тому, что она ответила, по-видимому, прочитав пропечатавшуюся на моей физиономии мысль. Она сказала, что я бережёный. А что значит береженый? Меня кто-то бережет, то есть какие-то потусторонние силы стоят на страже моей безопасности или как?



Я проснулся посреди ночи. Фантастика полностью отсутствовала. Но присутствовали знакомые уже мурашки. Они нет-нет да пробегали по спине, обдавая и душу и тело замогильным холодом, давая понять, что сверхъестественное где-то поблизости. Оно здесь, даже если ты не веришь в него. Минут пять волны ужаса заставляли сжиматься от страха, манипулировать одеялом, словно плащом невидимкой. Ничего себе сон...



На проходной сторож поделился новостью, мол, слыхал, Дмитрич объявил на Паску выходной? И, что явка на праздник всем строго обязательно, а тех, кто не выполнит распоряжение директора, уволят. Откуда же я слыхал? Хотя, может и слыхал…

На территории правления мужики грузили доски в грузовики. Материалы везли в бывший колхозный сад за кладбищем. Столы собирали на месте. С необъяснимым рвением, я направился в контору писать заявление.

Бухгалтерша вспылила, мол, сдурел совсем, чем жить будешь. По нашим временам работой не разбрасываются. Баранов разведу! Или что-то вроде того ответил я, размашисто подписывая окончательную бумагу.

Женщина не поверила и спросила, мол, почему увольняешься, неужели на вахты решил. Перед тем, как закрыть за собой дверь, я внимательно посмотрел на нее. Нет, не похожа. И загадочно ответил, что просто не хочу быть едой.

Пока то, да сё слух разлетелся по всей центральной усадьбе ООО «Новая жизнь». Самоликвидация у нас как бы случай из ряда вон. Все смотрели, как я шел к проходной. Я не слышал, о чем говорили вокруг меня и за моей спиной, пока шел как сквозь строй. В ушах стояло другое...

Береженый береженый… Шептали мертвецы, мимо которых я проходил с гордо поднятой от страха головой... Береженый береженый… Доносился мне вслед отвратительный мертвый шепот, пока, наконец, я ни открыл пронзительно скрипнувшую калитку...



Я курил, сидя на своей лавочке за двором. Ванек похристосовался еще на подходе. Я ответил, как положено.

А далее у нас вышел примерно такой диалог. Пойдешь на праздник? Не а. Халява же! Не а. А по пивку?! Не а. С другом не хочешь выпить?! Не а...

Потом Ванек почесал затылок и восвояси отчалил. Проскочил было магазин, чуть помедлил, вернулся...

Да ну их с ихней халявой, береженого Бог бережет! Или о чем-то вроде того подумал я, отправляя бычок на асфальт. И с работой так же! Лучше я сам на себя работать буду!

Вышел Ванька с пакетом, свернул в улицу, ведущую на кладбище. Я пошел в хату. Калитка скрипнула. Зараза! Щажже смажу...