хочется. Все хорошо так устроились, все заняты своим делом, чего им души будоражить? И сам Иван на что рассчитывал? Что прозревший народ бросится к раскрывшимся духовным горизонтам? Нафиг это никому не нужно. Впрочем, и сам Разуваев это прекрасно понимал, раз не полез со своими открытиями… Лабуда все это. Разминка праздного ума.
Излившись во внутреннем монологе, я почувствовал облегчение. Все, теперь пора спать. Завтра у меня лекция, надо встать пораньше, посмотреть материалы…
Телефон зазвонил как-то тихо, можно даже сказать вкрадчиво. Сердце у меня екнуло. Мелькнула сугубо литературная мысль: «А вот и Воланд».
Я осторожненько поднял трубку.
- У аппарата… – сказал я, хотя никогда так не говорю. Просто показалось, будто дьявол сидит в подземелье среди антикварной старины и говорит в какую-нибудь растровую трубу.
- Здравствуй, - тихо прошелестело в трубке женским голоском. – Извини, что поздно звоню…
Я выдохнул и уже на вдохе баском поприветствовал:
- А Маша, здравствуй!
У нее в молодости была ангельская внешность. Это-то меня и забрало. Но когда началась семейная жизнь, выяснилось, что жить приходится с женщиной с вполне земными запросами. Людьми мы оказались разными. Я, наоборот, чересчур романтичным, предпочитающий литературную реальность обыденной. Тем более что советская жизнь к этому располагала, – Окуджава, «городская проза» Трифонова, аура Таганки, арт и хардрок, опять же Макаревич с «Машиной времени» и песней «Пусть мир прогнется под нас» (Когда я его в новые времена увидел в телепрограмме, посвященной приготовлению еды, то удивился как его прогнулся деньги… Впрочем, я отвлекся). Она же предпочитала думать – и правильно делала – о расширении жилплощади, о домашнем уюте «как у всех» и пр. Однако серьезное восприятие литературно-музыкальной реальности не помешало мне добиться кандидатской степени, значит, откровенным дураком я тоже не был. Но со временем мы отдалились настолько, что, когда появилась возможность разъехаться – мы разъехались. Причем, на редкость удачно. Я остался в нынешней квартире, а она смогла купить «двушку» в городе своих родителей. В те, как теперь ясно, благословенные для рынка недвижимости времена, на это хватило проданной машины, гаража, накопленных сбережений и небольшого займа. Самое интересное, что мы так и не развелись и до сих пор числились супругами. Я жениться не собирался, и штамп в паспорте служил перед другими женщинами свидетельством моей крепостной несвободы. Маша почему-то тоже замуж не стремилась и развода не просила. При этом мы точно не собирались сходиться, как думали окружающие. Хотя в обществе рухнувших патриархальных устоев встречались и более экзотические варианты. Мне показывали две пары, которые по обоюдному согласию поменялись женами (или жены мужьями?) и при этом остались в наилучших отношениях. Дети, правда, поначалу слегка путались, но скоро привыкли к двоепапию. Новая генерация адаптируется ко всему быстро, как и положено всему новому, идущему на смену старому. В жизни вообще надо уметь вовремя рокироваться.
- Арсений, у меня просьба: ты не смог бы прислать деньги пораньше? Алле надо купить пальто…
Я пообещал.
- Арсений, еще посмотри справку со старого места работы. Мне она здесь пригодилась бы.
- Где ее искать?
- Кажется, она в синей папке. Должна быть на антресолях.
- Поищу.
Поговорили затем о семейных делах.
- Как Алла учится?
- Хорошо учится. На четверки и пятерки.
- А ведет себя как?
- В пределах нормы.
И слава богу! Что еще можно ждать от пятнадцатилетней особы касательно учебы? Зато переходный возраст у нынешних девочек, пожалуй, сложнее, чем у пацанов. В пятнадцать лет они начинают пить, курить и матерится не хуже профессиональных грузчиков. А о дальнейшем и неохота думать. И вообще, почему женщины все разом вдруг принялись курить? Поначалу я посчитал это за моду. Мода для женщин все равно, что приказ для военного. Но время идет, а мода на курево не проходит. Мне дико смотреть как женщина, качающая ребенка в коляске, одновременно смолит цигарку. Еще пару десятилетий назад такое было невозможно. И я понял: это не мода, а что-то вроде компьютерного вируса. Вирус заносится в программу, и та начинает работать против своего хозяина. Вот и те, кто нас курируют свыше, внесли в женский менталитет установку на ликвидацию существующего населения, для чего отключили инстинкт сохранения рода. Зачем? Возможно, европейская цивилизация выполнила свою задачу и дальнейший ее рост может закончиться экологической катастрофой планеты, потому настала пора уйти ей в историю. Вот женщины и взялись выполнять эту негласную установку, стараясь не только рожать поменьше, но и чтобы родившийся ребенок был максимально ослаблен и выросший новый член общества был не готов к продолжению рода.
Обсудив Алкины успехи, разъединились. Хорошее дело телефон – не надо слать писем с лишними словами.
4
Утром позвонил Ивану.
- Прочитал. Надо бы переговорить.
- Приходи вечером…
В девятнадцать с рукописью в «дипломате» я вошел в его квартиру. Валя проводила на кухню, пока Иван, как всегда, говорил по телефону.
- Он у тебя больше тренькает, чем ты.
Валя сердито махнула рукой.
- Сама удивляюсь: чего бы им на работе не наговориться? Не успеет ложку до рта поднести – звонок.
- Все учительницы небось? Консультацию хотят получить…
- Да если бы, я не против.
- Что так?
- Устаю я…
Я решил не продолжать тему, ставшую опасной.
- А я вот грант мечтаю получить, да в Европу съездить на какую-нибудь конференцию по умной теме. И Ивана прихватить.
- Только «за».
«Поссорились», - решил я.
Тут нарисовался сам хозяин гнезда.
- Ку-ку, грачи прилетели, - решил пошутить я для поднятия общего тонуса.
- На одно место сели, - в тон отвечал Иван, садясь напротив. - Судя по веселому настроению, рукопись тебя не вдохновила. Чай, кофе, танцы?
- Ну, почему же. Обсудить надо. Вопросы есть… Чай, пожалуйста, и желательно заграничный… Сначала пойду по тексту. У тебя Бог сознательно жертвует Сыном ради примирения с людьми. Предположим. Но чего же люди приняли жертву и распяли Сына? Поблагодарили бы за высокую честь и отклонили б подарок.
- Потому, что Человек уже переродился. Тип личности Каина был оттеснен типом личности Авеля. И Бог это понял. Хотя, похоже, не сразу. Пришлось выявить горстку людей, которые начали новую проповедь, порывающую с традицией времен блуждания по пустыне. Этакие новые Авраам, Исаак, Иаков… Это тоже, если хочешь, «зеркальное» отражение событий Ветхого Завета.
- Понятно… А замечания карандашом чьи?
- Так… показывал одному человеку. Верующему. Для отработки своей аргументации.
- Судя по замечаниям, верующему твои аргументы по барабану.
- На то он и верующий. Им же не истина нужна, а то, что они хотят чрез Бога получить: кто бессмертие, кто успех в делах, кто защиту от напастей…
- М-да… Видел я, как один священник окроплял иномарки от возможных ДТП.
- То-то и оно. Посмотрел я на все это и понял: если мы, атеисты, не защитим религию от верующих, ее никто не защитит.
- Боюсь, что твои идеи слишком революционны для грантодателей. Конечно, с одной стороны им хочется… как это у них записано… все забываю.
Я извлек из кармана записную книжку, раскрыл на нужной странице и зачитал:
-…рассмотреть «взаимосвязь и конфликт исторического и надысторического, временного и вневременного, веры и неверия». Но не до такой же степени! Ты им хочешь предложить еретический диспут в духе несториан, арриан, катаров и бог знает еще кого, а они, вероятнее всего, хотят умной салонной беседы обо всем и ни о чем.
- А что мы теряем?
- Ты – наверное, ничего, а насчет себя я не уверен. Высовываться из окопа, когда в твоем блиндаже хороший биотуалет, навещает приветливая телефонистка, а заведует полевой кухней закадычный приятель - не есть светлая перспектива.
- А «телефонистка» - это кто? Эльза или Надя?
Я вздохнул.
- С Эльзой у нас чисто монашеские отношения: благословим друг дружку на пост и расходимся умиротворенные, а Надю я не видел месяцев эдак… Давно, короче, не видел.
- Значит, один пункт невыхода на огневой рубеж снят. Переходим к биотуалету. Квартиру у тебя не отнимут, с работы – не выгонят, на костер – не взведут.
- Ты мне морковкой перед носом не маши. Я сам себе добытчик. Последствия могут быть непредсказуемыми. И не потому, что народ может в соблазн впасть. Эти, уверен, предпочтут под лавку забиться. Я ментальную перспективу имею ввиду. А тебе лишь бы поспорить. Я давно приметил у тебя эту черту. Люди брякнут чего-нибудь обобщенное, все так и воспринимают - обобщенно. Потрепятся, и забывают. А ты начинаешь копаться, приводить не весть зачем вытащенные на божий свет факты… Не сожгут меня, конечно. Но пепелообразный осадок может образоваться.
- У нас, не забудь, демократия и свобода слова.
- Само собой. Куда же без этого, не в Парагвае живем. Только Пал Палыч давно в пенсионном возрасте, а ему рулить и дальше охота не меньше, чем покойному генералу Стресснеру.
- Павла Павловича я на себя беру. Есть у меня к нему один ход.
- Тебе история про змея-искусителя ничего не напоминает?
- Пойми, это наш шанс, других уже не будет. Ну, доживешь ты до пенсии в своем блиндаже, а потом скажешь, смазывая геморрой вазелином: «Эх, а ведь мог бы стать полковником!»
- Ага, и, будучи полковником с двумя инфарктами, стану смазывать геморрой тем же вазелином… Суета сует называется.
- Да не преувеличивай ты трудности! Кому ты нужен?
- Чего сам тогда…?
- Я бы с удовольствием сделал представление отборочной комиссии, но грант адресован действующим ученым-преподавателям.
- Вот именно, что преподаватели мы ученые… Ладно, уговорил. Будем считать, что я отнекивался ради приличия, как и положено порядочной женщине, ведь ты предлагаешь выдать чужую работу за свою. Конечно, это не завод с пятьюдесятью тысячами рабочих в карман положить, а потом везде говорить гордо: «Это моя заработанная собственность», но все же…
- Не завидуй, все от бога, как ты знаешь. В общем, кончай ломаться, грант упустим.
- Закончил. Все аргументы «против» высказаны. Теперь – об аргументах «за». Если я получу грант, то деньги мы с тобой поделим. Но за бугор ездить буду я один. Люблю по ученому за границей говорить, да и бакалаврши не последнее для меня дело. Что еще?
- Если дело выгорит, то в последующем раскрутим Фонд на коллективную монографию. Это как с Нобелевской премией. Всем ясно, что открытие плод коллектива, но дают его руководителю, что обидно. Но коллективная монография примирит ваш университетский коллектив.
- А кого конкретно ты мыслишь в творческом кооперативе?
- Ты, я, Павел Павлович, завкафедрами философии и права… и еще один умный человек на ответственном посту.
- Разумно-разумно.
Я хлебнул чаек, закусил печенькой, и сказал:
- Теперь понимаю. Рассчитываешь, что монография, вышедшая за бугром под эгидой известного Фонда, произведет определенное впечатление, вот тогда и ты за границу поедешь?
- Типа того.
- Теперь мне как-то спокойнее стало.
И мысль в моем мозгу завертелась: «А если рассказать ему про ангела?» Но данное желание я подавил, хотя сказать хотелось очень-очень. Сказал же другое:
- Никитин в сей момент тоже суетится…
- У него идей нет.
- Таких как у тебя –
