спокойно, никто больше их не теребил, никуда не вызывал и ничего не требовал. И Таня уже стала успокаиваться, решив, что Вадик благоразумно забрал заявление из милиции. Ну, не станет же он, в самом деле, из-за каких-то пустяков портить отношения с друзьями. Это все его странноватый характер, понятный не всем. Поэта понять тяжело, он находится в своем обособленном мире. Все поэты были чудаками и гениями одновременно. И Таня всей душей верила в доброту и чистоту своего героя, но всякий раз опасалась за него. Ему всегда нужен кто-то, кто бы мог заступиться. И его заступником она считала себя. Заступником и музой-покровителем.
Однажды вечером, когда Таня готовила ужин, а Вадик лениво смотрел телевизор, развалившись в кресле, в дверь нетерпеливо позвонили.
-- Вадик, поди, открой, -- попросила Таня, -- У меня руки в муке.
Вадик вразвалочку поплелся открывать.
На пороге стоял Генка. Он был сам, без своей всегдашней «свиты». Вид у него был хмурый и какой-то униженный.
-- Здравствуй, Вадик, -- поздоровался он, -- Я к тебе вот по какому делу… -- тут он запнулся, -- Просить хочу.
-- Ну, заходи, проси, -- Вадик открыл двери шире, -- Ты ведь знаешь, я друзьям ни в чем не отказываю.
-- Да, да. Конечно, я знаю. Ты хоть и знаменитым стал, а всё равно, человеком остался.
Вадик изобразил смущение.
-- Да ну, чего уж там. Это не трудно.
Генка стоял на пороге, переминаясь с ноги на ногу. Он растерянно мял кепку в руке. Потупив взгляд, произнёс:
-- Вадик, мне не удобно, но я опять намерен затронуть всё ту же тему.
Запнувшись, Генка сделал паузу и промычал что-то непонятное, словно подбирая нужные слова.
-- Что-что ? -- хладнокровно переспросил Вадик, -- Я не разобрал.
-- Забери заявление, -- собравшись с духом, выпалил Генка.
-- Что? -- снова переспросил Вадик, изображая непонимание.
-- Вадик, -- более громко и внятно начал Гена, -- Ты понимаешь, нас уже замучили менты. Каждый день вызывают, голову морочат, судом грозят. А что такое суд! Да нас с такой биографией ни на одну работу потом не возьмут. Ну, давай по-людски разберёмся. Мы тебе всё отдадим, что должны, даже ещё больше, ты только заявление забери.
-- О-о, -- протянул изумлённо Вадик, -- Да вы за всю жизнь не расплатитесь. Ты ведь думай, во что друганов вгоняешь!
-- Расплатимся. Друганы только рады будут хоть по сколько скинуться, лишь бы суда не было. А что много-то перебили?
-- Ещё и как,-- Вадик перечислил всё, -- Да ещё в придачу телевизор разгромили, люстру в дребезги, дорогую японскую, светильник за сто баксов, сервиз хрустальный, три вазы с востока и чайник фарфоровый антикварный, которому цены нет.
Генка молча кивал головой. Он понимал, что некоторых из перечисленных вещей у Вадика и в помине не было. Никто из друзей их никогда не видел, хотя бывали у него в гостях не раз. Но сейчас они все были готовы на все, лишь бы избежать тяжелых последствий, которые тягостно повлияют на их репутации. А Вадик все продолжал:
-- Я ведь для вас стараюсь. На суде с вас взыщут все равно на много меньше. Я ведь знаю, как сейчас судят. Вам это в убыток не пойдет. А мне как терпеть это все?! И перед родственниками стыдно. Ведь вас тогда никто не звал.
-- Да, мы понимаем, -- мямлил Генка, -- Мы готовы разделить с тобою весь убыток. Мы возместим тебе все, но дело ведь ни в том. Мы тебе все отдадим, а ты заявление только забери.
Видно было, что Генка чувствует себя виноватым, и оттого, чуть не плача, говорил с дрожью в голосе. Но Вадик был неумолим. Он не подал виду, что заметил унижение друга, но с той же приветливой улыбкой отвечал:
-- А, вообще, заявление подал не я, а моя жена. Вот к ней и обращайтесь.
-- Да, я понимаю, -- кивал Генка, -- Но ты ведь ее муж, поговори с ней, повлияй. Я ей сам подарок сделаю за это хороший.
С этими словами он вытащил из кармана Джинс что-то блестящее. Это была золотая цепочка, принесенная им, видимо из дому.
-- Вот, моя Светка отдала, когда узнала, что я влип.
Вадик иронично глянул на украшение. Оно было дорогое, но намного дешевле тех побрякушек, которые он подарил Тане после свадьбы, чтобы она «не позорила» его перед элитными гостями.
-- Ну, ладно, -- протянул он нехотя, -- Только разговаривать с ней будешь сам.
И позвал из кухни:
--Таня.
Таня в переднике и косынке с миской в руках выглянула из кухни. С виду она никак не напоминала жестокую узурпаторшу с хищным взглядом, а всего лишь усталую домохозяйку.
-- Иди сюда, дело есть. С тобой поговорить хотят, -- строго велел ей Вадим.
Таня тревожно глянула на Генку, затем скрылась на минуту, что бы поставить миску и вымыть руки. Наступила тягостная пауза.
-- Таня, я жду, -- так же строго повторил Вадим.
-- Сейчас, -- Таня вышла из кухни.
Окинула Генку недовольным взглядом. Ей было неприятно, почему из-за него Вадик разговаривает с ней так, словно она в чем-то виновата.
-- Вот, человек с тобой лично поговорить пришел, -- важно указал Вадик на Генку.
-- Ну, я слушаю, -- холодно ответила Таня, внимательно и спокойно глядя товарищу Вадима в глаза.
Тот сглотнул слюну от волнения и откашлялся.
-- Э-э, -- начал он смущенно, -- Я вот о чем. Вы помните тот вечер… когда у вас была свадьба.
-- Вы помните, Вы все, конечно, помните, -- иронично пропел Вадим и резко добавил, -- Да не тяни, говори прямо. И можно на ты.
-- В общем, -- вздохнул Генка, следующую фразу выпалил одним дыханием, -- Мы хотели, чтобы вы забрали заявление из милиции.
-- Не вы, а ты. Я здесь ни причем, -- поправил Вадим надменным тоном и обнял Таню за плечи.
-- Да, т-ты, -- заикаясь, повторил Генка.
Вдруг Танино лицо исказилось отчаянием, в глазах мелькнула искра гнева. Она не знала, что сказать, потому, что была уверена в хорошей стороне Вадима.
Генка заметил её мимику и заныл:
-- Ну, пожалуйста, хочешь, на колени перед тобой стану. Вот возьми -- это залог, -- Генка протянул ей цепочку, -- Мы вернем всё, что разбили.
Таня была изумлена, она теперь никак не могла ему пообещать что-либо, потому, что была не уверенна, что Вадик выполнит её обещание.
-- Нет, нет, ничего не нужно, -- она отвела Генкину руку в сторону, -- Успокойтесь, всё будет хорошо...
Она то краснела, покрываясь пунцовыми пятнами, то бледнела снова. Ей перестало хватать воздуха, и она тяжело хватала его открытым ртом.
-- Пожалуйста, у нас тоже семьи. У меня ведь тоже образование высшее. А кто теперь на работу возьмёт, -- ныл, не переставая, Генка.
-- Успокойтесь, не надо, всё будет хорошо, -- говорила ему Таня, в душе обещая себе, что сделает всё, чтобы повлиять на Вадима.
А Вадим смотрел на эту сцену словно откуда-то свысока и почти с усмешкой.
На секунду Генка замолчал, он глянул на спокойное высокомерное лицо Вадима и на встревоженную побелевшую, как её волосы от волнения, Таню. Он всё понял. Его мысли поняла и Таня. Раздваиваясь меж двумя огнями, она не в силах была произнести ни слова. Только кинула гневный взгляд на Вадика, сбросила его руку со своего плеча и убежала прочь, чтобы запереться в кухне.
-- Вот видишь, -- произнёс зевая Вадик, -- Поговори с ней, попробуй. Женщины, они все такие…
-- Ну, хорошо, -- прошептал в ответ Генка, -- Ладно…
Он резким движением руки нахлобучил кепку и так же быстро вышел прочь, не говоря ни слова.
Когда он ушел, Таня с зареванными глазами выскочила из кухни и набросилась на Вадима.
-- Ты просто негодяй, как ты можешь так поступать со своими друзьями.
-- Что?! С какими друзьями? Да они просто голодранцы.
-- Но они так хорошо к тебе относились.
-- Естественно. Им это выгодно. Кому не хочется быть знакомым поэта, пусть даже ещё не прославленного.
-- Но, Вадик, ведь они помогли стать тебе на ноги.
-- Ну, и что? А, что, не без своей выгоды?
-- Ну, пусть даже и так. Но ведь они не так богаты, как ты. И у них тоже есть семьи.
-- А я, что, виноват, что они небогаты. На богатство работать надо. Пусть поработают с моё, ума наберутся, а потом жалуются, что куска хлеба в доме нет. Они ведь сами виноваты, что ничего не имеют.
Таня немного успокоилась, она теперь в какой-то степени была на стороне Вадика. Она знала, что многие люди сами виноваты в своей нищете, пропивая и проматывая всё.
-- Слушай, Вадька, -- рассудила она спокойно, шмыгнув носом, -- Забери ты это заявление, пусть отстанут.
-- И не подумаю. Пусть знают силу моего характера, я же – мужик, всё-таки. А то, если каждый уличный проходимец мною управлять сможет, так что же тогда будет?!
-- Не знаю, -- протянула Таня, -- Может, ты и прав.
-- А ты тоже хороша, -- теперь набросился Вадим на Таню, -- не могла мне подыграть. «Нет» -- и всё. А то распустила сопли. Я сам чуть не разрыдался от жалости. Вот, Анфиска, умная девка. Она бы сразу смекнула, в чём дело, не то, что ты.
-- А при чём тут Анфиска? -- вспыхнула Таня от одного только имени ненавистной ей подруги, -- Что, слишком уж понравилась?!
-- Нет, просто она умная, не то, что ты. Тебе есть чему у неё поучиться. Вот она полностью на стороне мужа умеет быть.
-- Да, -- иронично заметила Таня,- Потому и мужей у неё так много было, не успевает менять, как перчатки.
- Хорошая девка всегда мужикам нравится,- снова возразил Вадим.
Но продолжать спор Таня не стала, видя, что ничем хорошим он не закончится. Вздохнула устало и удалилась в кухню, дожаривать блинчики с сыром, которые так любил её возлюбленный «гений».
После того вечера семейная жизнь Астафьевых словно дала трещину. Но Таня всё же не понимала, в чём её вина. Она во всем старалась угодить своему «богу», как его душа пожелает. Без его конечного решения, слова и взгляда, самостоятельно не делала и шага. Если Вадик был недоволен, что она слишком много времени находится в их мужской компании, то по одному выражению его лица отправлялась на кухню или спать. Если Вадик садился за письменный стол, то даже дышать старались тише. Если Вадик был недоволен ужином и в отчаянии бросал его на пол, тут же старалась преподнести другое изысканное блюдо. На работе старалась не задерживаться, бросив все свои неотложные дела, которые способствовали продвижению её карьеры художника вверх, она торопилась домой, ублажать любимого мужа. Даже своих родителей она стала посещать намного реже, чаще говорила с ними только по телефону и то, в присутствии Вадика, чтобы не вызвать ревность супруга.
Внешний облик Тани за последнее время сильно изменился. Она похудела ещё сильнее и осунулась. Волосы, прежде поражавшие всех своими шелковистыми от природы кучеряшками, от нехватки ухода поблекли и висели сальными прядями. «А, некогда», -- всё время думала Таня, глядя на себя в зеркало без особого удовольствия и затягивая на затылке тугой узел, гладко зачесав волосы назад.
В гардеробе своем она теперь отдавала большее предпочтение длинным прямым юбкам и блузкам строгого силуэта. Теперь её любимой одеждой стала чёрная прямая юбка длиной почти до щиколоток с небольшим разрезом сбоку, синяя, почти мужская рубашка с длинным рукавом и синие туфли-лодочки на тонкой подошве. Она сама теперь напоминала «синий чулок». Говорила мало и с большой неохотой. Да и собеседников у неё теперь поубавилось. Раньше, видя её улыбку, с ней заговаривали даже прохожие на улице, которых она прежде никогда не знала. И ей всегда было о чём поговорить с ними, ведь Таня была большой книголюбкой. Библиотека и читальный зал, её любимые места отдыха, на которые она никогда не жалела времени. Теперь же, любая книга, которую она пыталась взять в руки, вызывала у неё
