один идею вам подал, без моего ведома.
-- Хорошо, -- хитрый шеф, взяв бумаги, отошел к окну, -- Ответь мне на вопрос.
Он задал Вадиму вопрос, на который тот не смог ответить и лишь нелепо стал оправдываться, отвечая наугад.
-- Давно дело было, уже не помню. Вы же знаете, у меня другим голова забита.
-- Вижу, вижу. Знаю, знаю. Но еще пару месяцев назад ты был не таким.
-- Олег Павлович, если бы вы знали, как тяжело мне всё это достается.
-- Я знаю, потому и прощаю многое. И опоздания на работу, и прогулы, и отгулы, и недоделки по работе, и крупные ошибки. Никому другому так много не прощается, как тебе. А ты ещё и проект чужой спёр. Ну, куда это годится?!
-- Я спёр? Да как вы можете!
-- Да, да, Вадим. Именно, спёр. Я же вижу, ты не имеешь к нему никакого отношения.
-- Вот так всегда, -- Вадик сначала уронил голову на ладони, потом поднял её к потолку с глазами, полными слёз, -- Проклятая рассеянность, бич всех творческих людей.
-- Вадик, Вадик, остановись. Тебе на сцене большого театра играть надо, а не здесь гнуться. И чего ты время теряешь даром, просто не понимаю?
-- Я не играю. Мне просто обидно, что моя доброта мне боком всегда выходит.
-- А моя мне не выходит? Ты думаешь, мне выгодно держать у себя работников, выполняющих работу плохо или не в полную силу.
-- А что мне делать, я не успеваю?
-- Но тебе ведь платят гонорары.
-- Это не деньги, это слёзы.
-- Пусть даже так. Но ты мне скажи одно, как ты решился на такую низкую подлость, оболгать и подставить друга? Ты ведь знаешь, что скоро он будет получать больше тебя в два раза. Тебя это заело?
-- Меня не заело, -- зло бросил Вадим. Мне то обидно, что я могу и лучше чем он. Ведь ещё вчера он без меня и компьютером пользоваться не умел, а сегодня переплюнуть пытается. И вообще, хочу жить по человечески. Я стою большего.
-- Вот и я так подумал. Предлагаю тебе оставить место для другого работника.
-- Выгоняете? -- Вадик сузил глаза.
-- Нет, только предупреждаю. Или работай как все, хотя бы в пол своей силы или не подводи фирму… Ты парень одарённый, тебе в другую сторону смотреть надо, а не тут просиживать. Да ещё красть пытаешься. Нет, Вадим, это никуда не годится.
Вадим сделал оскорблённое лицо:
-- Ну что ж, -- произнёс он в сердцах, -- Вы про меня ещё вспомните, -- резко встал, схватил пальто и кинулся к двери, -- Вспомните, когда надо будет.
Он хлопнул дверью, выходя из кабинета начальника так, что все присутствующие в зале, обратили свои взгляды к нему, забыв про свою работу. Они удивленно уставились на разъярённого Вадима. До сих пор он считался любимчиком шефа, и теперь никому не была понятна причина его гнева.
-- Вадик, что с тобой? -- спросила его Лидочка, когда он подошёл к своему месту и стал собирать вещи.
Вадик молчал, будто не слышал заданный вопрос.
-- Прибавка к жалованию маленькая, -- хихикнул кто-то из коллег.
Но тут же на него шикнула какая-то дама.
Вадим молчал обиженно надув губы, как ребёнок, будто ждал, что сейчас кто-то его будет успокаивать и утешать, но не дождавшись очередного вопроса кинул словно в никуда:
-- Ухожу от вас!
Но никто не осмелился спросить куда, зачем и почему. Все расценили его уход, как нежелание работать в их фирме, рядом с обычными людьми. Но каждый в душе завидовал ему и каждый в тайне от самого себя жаждал, чтобы он поскорее ушел. И вот, наконец, счастливый момент настал, гора с плеч свалилась сама у каждого из присутствующих, за исключением некоторых влюблённых до беспамятства в него девиц. Вадик ушёл из надоевшего ему общества, громко хлопнув за собой дверью, унося с собою чужую досаду, принижение и комплексы неполноценности. Но унёс ли он их полностью? Нет. С его уходом в душах этих людей совершенно ничего не изменилось. Просто зависть каждого из них со временем перекинется на другого, более удачливого соседа. А пока известие об увольнении шокировало всех.
Настроение у всех резко поднялось. Работать больше никто не хотел. Все зашумели, стали переговариваться, перешептываться.
-- Зазнался он, -- заявил один коллега, -- Вот Палыч его и не вытерпел.
-- Да, -- подхватил другой, -- Да и не место ему среди нас. Раз ты звезда, так и свети в другом месте.
-- А такой был милый, -- сокрушалась дамочка, -- Ну и что, что загордился. Я думаю, он имеет на это право.
-- Конечно, -- подтверждала другая, -- нам нравилось у него автографы брать. Подумать только, рядом с живой знаменитостью работали! Когда-нибудь мы тоже войдем в историю. И о нас напишут. Он напишет.
-- Да, на заборе пальцем, -- скептично заметил мужчина средних лет.
-- Подумаешь, звездный мальчик. Стихи он пишет, я точно так же могу. Еще и лучше. У меня блата просто нигде нет, -- во всю возмущался его сосед.
-- Ну, ты не скажи, -- заметила Лида, -- Твои-то только на заборе пальцами писать. А он все равно талант, хоть характер у него, конечно, отвратительный.
-- Чего?! -- возмутился дядька, -- Рот закрой, раскудахталась. Подумаешь, помело звездное. В каждую дырку затычка.
-- А вот Вадик так бы не сказал, -- вступилась Лидина подруга, – А он все равно лучший из лучших, потому что настоящий интеллигент, а не помело какое-то.
-- Подумаешь, антилягент, -- заревел дядька, -- Нытик, да и только. Не мужик он. И манеры бабьи.
Тут из-за двери своего кабинета появился Олег Павлович. Услышавший своих подчиненных, он вышел успокоить их и объяснить обстановку.
-- Тихо, -- строго произнес он.
Но успокаиваться никто и не думал. Все были настолько возбуждены и ошеломлены, что просто не слышали слов своего шефа.
-- Прошу тишины, -- повторил Олег Павлович.
Некоторые голоса стихли, остальные продолжали галдеть, обсуждая уход Вадима.
-- Да тихо же, наконец, -- рявкнул начальник и грохнул кулаком по ближайшему столу.
На какое-то время воцарилась полная тишина.
Олег Павлович перевел дыхание и начал:
-- Никто Вадима не увольнял. Он ушел по собственному желанию. Да, у меня с ним был серьезный разговор. Вследствие чего я объяснил ему, что, так как работает он, на нашей фирме работать нельзя. Я просто не в состоянии потом буду ее поднять.
-- Правильно, так и надо лентяям, -- снова закричали коллеги, -- Мы вкалываем день-деньской и столько не имеем как он. А он, поэтишка, посидел здесь, повыпендривался и пошел стишки писать. И больше нашего имеет.
-- Тихо, -- снова рявкнул шеф, -- Я еще не закончил.
Сделал паузу, вспоминая, на чем остановился и продолжил:
-- Вадим ушел по собственному желанию потому, что на его плечи легла непосильная нагрузка. Он должен строить свою жизнь иначе, и это его право. Я не думаю, что сейчас ему будет легче. А платил я ему больше не за то, что он поэт и мой любимчик, как считаю многие из вас. А за то, что он хороший работник. Раньше был. В упрек всем вам. Но не его это стезя. Он создан для другого.
С этими словами Олег Павлович глубоко вздохнул, как бы сожалея о происшедшем, опустил глаза и собрался уходить.
-- Да, конечно, мы видели, с какой миной он отсюда вылетел, -- послышался робкий голос.
Олег Павлович поднял глаза и с упреком глянул на говорящего.
-- Ну, что ж, это ваша вина. Не смогли вы, значит оценить того, кто был с вами рядом. А жаль. Пусть он немного другой, но если б не такие, как он, мы все находились бы в серости.
С этими словами, не обращаясь больше ни к кому, Олег Павлович отвернулся и скрылся в своем кабинете. А каждый из работников ушел в свои мысли или погрузился полностью в работу.
Вадик оставил свою «красавицу» на автостоянке. Настроение испортилось полностью после сегодняшнего разговора с шефом. Он шел по серым улицам, буцая в досаде осеннюю листву ногами. Нельзя сказать, что на душе у него было слишком мрачно. Он знал, что скоро оставит надоевшую работу и ждал этого момента. Единственное, что его раздражало, что об этом вежливо попросил сам шеф.
«Они еще вспомнят про меня, -- думал Вадик, -- Вспомнят, когда понадобится. Интересно, как они теперь будут жить? Погрязнут в бытовухе да своих проблемках. Никто и праздника не устроит. А то бывало раньше, как новогодний вечер, так Вадим Астафьев -- ведущий. Как поздравить кого-то, так снова: Вадик, стихи сочини. Как литературный вечер провести, так Вадим – наша гордость, снова выступай. Замучили. И все за бесплатно. Ну, все, с меня хватит. Теперь работать буду только за деньги».
С неба накрапывал мелкий дождик, но зонтика у Вадима не было, и он поднял воротник пальто, что предало ему более деловой и задумчивый вид. Со стороны можно было подумать, что очень занятый человек торопится по своим делам. На самом же деле Вадим просто гулял по городу, не зная, чем теперь себя занять.
В парке было более уютно. Сквозь кроны, еще не облетевших деревьев, капли дождя не попадали на землю, и можно было спокойно бродить по аллеям. На лавочках сидели отдыхающие. Детвора играла и гонялась, друг за дружкой, бросаясь опавшими листьями. В любую погоду им было радостно. Но Вадика все же раздражал их громкий смех. Он просто был слишком далек от жизни, которую еще недавно жил сам. Теперь его волновали лишь проблемы связанные с реальным успехом, от которого зависели его благополучие и достаток. Все остальное ему казалось пылью, которою придумали писатели фантасты или просто глупые люди, не умеющие зарабатывать деньги и тем самым, оправдывая собственную невезучесть.
Вадик не спеша брел по аллее. Вдруг очень близко рядом с собой он услышал знакомый голос:
-- Что поэт, стихи сочиняешь? Ну и как, пишется?
Вадим оглянулся, рядом с ним стояла ярко рыжая шатенка с длинными волнистыми волосами. Вадим не сразу узнал ее. В первую секунду она просто поразила его своим сногсшибательным прикидом. Он обалдело глянул на нее, не в силах что-либо сказать.
Не дожидаясь ответа, она продолжала:
-- Ну, конечно, погода как раз поэтическая: «Унылая пора, очей очарованье…»
Наконец к Вадиму вернулся дар речи.
-- Анфиса, ты?
-- Ну, конечно, я. Ты видно от своих стихов совсем память потерял.
-- Да, нет… Я просто… Ты такая классная!
Анфиса кокетливо повертелась перед ним. В руках у нее был небольшой дамский зонтик тигровой окраски в тон ее огненной шевелюре, которым она ловко почти жонглировала.
-- Да тебе топ-моделью нужно быть, -- ахнул Вадик, -- И почему таланты такие пропадают?!
Анфиса изобразила смущение, скромно опустив глаза. Затем приблизилась к Вадиму и изысканным жестом тронула его за руку. Ее ручка, обтянутая тонкой кожанной перчаткой, была настолько миниатюрной, что сердце Вадима затрепетало.
-- А ты, Вадичек, поможешь мне с этим? -- заискивающе начала она, -- Ведь у тебя теперь столько знакомств.
Вадик растерялся. Сказать, что он везде еще пока сам новичок, он не мог. Это могло бы принизить его авторитет, и он начал врать.
-- Да, конечно. И среди литераторов, и среди художников у меня столько знакомств. Я скоро до кинематографии доберусь, буду в кино сниматься.
Анфиса восхищенно смотрела ему в лицо, прильнув щекой к плечу.
-- А, может, ты и сам топ-моделью станешь скоро, -- сладко пропела она, -- У тебя такие мускулы. Я через одежду чувствую. Мы будем сниматься рядом на обложках самых модных журналов. А потом какой-нибудь великий художник напишет с нас картину. И мы войдем в историю. Я об этом так мечтаю.
Вадик тоже восхищенно глядел на нее во все глаза, только и делая, что поддакивая. Анфиса почувствовала, что он почти в ее руках и решила нанести последний штрих к задуманному пейзажу:
-- Как хорошо, что мы
