не ожидал ни успеха, ни известности своих произведений. Он просто брал это от жизни. Брал всё, что она ему давала. Плыл по течению, не прилагая ни к чему особенных усилий, и всё время только брал, брал и брал. И брать старался как можно больше. А если что-то не получалось взять, закатывал скандал, падая в обморок у всех на глазах и называл это всё жутчайшей несправедливостью, обижать поэта.
Вообще он никогда не считал нужным добиваться чего-то самому, называя это скромностью. И Таня однажды спросила его, почему он не захотел издать сборник стихов сам, а дожидался, пока друзья это сделают за него. Ведь она знала, что на это у него есть и средства и возможности. И Вадик жутко разозлился на неё. Он вычитал ей мораль о том, что порядочный человек никогда не лезет на рожон сам, а ждёт скромно и безропотно своей минуты, когда до него дойдёт очередь, и его заметят.
-- Но так ведь можно и до старости ничего не дождаться. А вдруг не заметят, -- возразила ему Таня.
-- Заметят, обязательно заметят, если человек талантлив.
-- Но ведь были же в истории случаи, когда действительно одаренных людей не печатали по какой-нибудь случайности. Редактор глупцом оказался, например. Или социальный строй был не тот…
-- То были случайности. А умных, вообще, замечают, -- самонадеянно отвечал Вадик не без гордости, что его заметили без особого труда.
-- Но таких случайностей очень много было. А теперь другое время. Ни от кого не надо зависеть, никому не надо в глаза кидаться. Издавай сборники сам, вот и всё.
-- Да что бы я сам сборники издавал. Да что же я, самозванец какой-то?! Я народом признанный поэт. Меня народ признал своим певцом. И я для него тружусь, его мысли излагаю. Я не о себе думаю, а обо всех. Но при этом дорожу своей честью. Никогда идей не подаю сам, пока мне не предложат.
Таня в недоумении лишь пожимала плечами.
-- Если идея хороша, как честь от этого пострадать может?
-- Хороша-то, хороша. А если её отвергнут. Во-от, то-то и оно. Кто я такой, чтобы всем указывать. Не дорос ещё.
-- Как это, кто? Ты человек, прежде всего. Не указывать нужно, а отстаивать право на свои мысли.
-- Дураки только против течения плывут, -- презрительно замечал Вадик.
На что Таня просто ничего не могла ответить.
Сегодняшний день для Вадима начался как-то странно. Всё шло по привычному сценарию, как прежде, Вадик даже не задумывался, что делать ему дальше.
Провел одну из редких ночей в постели с Таней, которая самой Тане теперь казалась ещё большим праздником. Но теперь всё было немного иначе, пропитано горькой тревогой и ожиданием разлуки для неё, скукой -- для него.
Затем завтрак, приготовленный заботливой супругой на двоих. Как обычно, гренки из ржаного хлеба, и яичница с ветчиной, всё как хотелось Вадику.
Одевшись получше с помощью той же супруги, молодой педант важно шествовал к своей новенькой иномарке, а его супруга спешила в другую сторону пешком на работу.
Утро не предвещало Вадиму ничего неприятного. И погода, и движение на улицах устраивали его настроение. Сегодня он не застревал в пробках по часу и приехал на фирму вовремя. Припарковал свою «красавицу» рядом с немного устаревшей и не совсем новой моделью авто своего шефа. Полюбовался издалека, и отметил про себя: «Если так дело и дальше пойдёт, скоро сам Палыч, наш шеф, будет мне завидовать и просить, чтоб я подольше остался у них поработать. Я ведь теперь знаменитость, украшение их скромного коллектива. Глядишь, когда-нибудь на здании этого мрачного предприятия будет висеть одна светлая ободряющая табличка: «Здесь работал великий гений, поэт и актёр Вадим Астафьев». А остальные будут смотреть на неё, все кто работал со мной, и вздыхать, вспоминая светлые минуты своей жизни, проведенные рядом с таким гением…
Так мечтал он, поднимаясь по ступенькам перед входом, открывая дверь здания. А из окон его уже заметили сослуживцы и бросали ироничные фразы друг другу по поводу «великого гения». Сегодня их ирония была особенно обострённой и едкой. Судя по всему, Вадик собирался оставить риэлтерскую фирму в скором времени, полностью уйдя в большое искусство. Но он забыл одно, пока что своим комфортом и благополучием в жизни обязан только этой фирме, поскольку искусство его пока не кормило, а давало только известность. Но только пока. И любой здравомыслящий человек воспользовался бы этим шансом, не обрывая старые нити своего существования. Но, к сожалению, чем больше успехов было у Вадима во всех его делах, тем меньше здравомыслия. И последнего с каждым днём становилось всё меньше и меньше.
Войдя в офис, Вадим в очередной раз заметил испытывающие взгляды своих коллег на себе. Но сегодня с ним мало кто поздоровался, даже сквозь зубы, как раньше. Руки ему и вовсе никто из мужчин не подал.
«Завидуют. Всё время завидуют. А сегодня так совсем ум потеряли», -- решил Вадим и направился к своему месту через компьютерный зал, по пути небрежно сбивая длинными полами своего пальто бумаги, лежащие на столах.
-- Вадим, осторожнее, -- окликнула его бухгалтерша Лидочка.
-- Что-что? -- обернулся к ней Вадим, поправляя на носу стильные очки, изображая при этом очкарика-недотёпу, полностью погруженного в свои мысли.
-- Да ничего. Ты просто как слон в посудной лавке, всё повалил. Попробуй только, зацепи мои цветы на окне, вовек не расплатишься.
-- Ой, прости-тте, пожалуйста, -- схватился Вадим обеими руками за свою взлохмаченную голову, нарочно выронил модный портфель и этим развеселил всю женскую половину коллектива. Что же касается мужчин, те равнодушно сопели, уткнувшись в свои дисплеи.
Поняв в чем его козырь, Вадик продолжал смешить девушек дальше, изображая неуклюжего студента и поочерёдно роняя то одну, то другую папку с бумагами, неловко топчась на месте и умильно пыхтя.
«Он такой милашка», -- перешептывался слабый пол.
«Симпатяга и совсем не заносчив», -- сплетничали дамы постарше.
Девушки, шушукаясь и хихикая, обступили Вадика со всех сторон.
-- Ой Вадик, расскажи нам, что ты сочинил новенького.
-- Твои стихи просто прелесть.
-- Мы их обожаем. И тебя тоже.
Наперебой просили девушки.
Лидочка к этому времени поднялась и вышла, чтобы срочно отнести шефу какие-то бумаги. А когда она вернулась, то увидела Вадика, сидящего на её столе и бумагах, поставив ноги прямо на рабочий стул. Он увлеченно что-то рассказывал.
Лида, как хорошо воспитанная девушка, не стала перебивать речь умного человека. Она стала в сторонке вместе со всеми и стала слушать, хотя работы у самой было не впроворот. Но она тоже была поклонницей творчества Вадима.
Он говорил то стихами, то прозой и щёки его поминутно краснели. Он чувствовал на себе восхищенные взгляды и воцарившуюся вокруг тишину. Так прошёл час рабочего времени. Все совершенно забыли о своей работе. Даже самые хмурые скептики из сильного пола не могли спокойно сосредоточиться под магическим голосом Вадима. Хотя, конечно, обстановка в компьютерном зале всегда была шумная. Ни гудение аппаратов, ни разговоры коллег, ни даже громко включенное радио не могло помешать работе. А тут обычные стихи выбили всех из колеи. Никто уже просто не мог вернуться к своему делу.
-- Эй, поэт, может хватит читать, -- мрачно заметил один товарищ, -- Уже времени чёрти сколько. Нам план сдавать надо, а ты сотрудников от работы отрываешь. Собери после работы и читай сколько хочешь. А сейчас работать надо, а ты мешаешь.
Вадим перестал читать, вздохнул и нехотя с упрёком взглянул на обидчика. Ему самому работать жутко не хотелось.
-- Вы когда-нибудь бывали в большом театре? -- попытался он завести новую дискуссию.
-- Бываю каждое воскресенье с семьёй, -- ответил коллега.
-- По вас незаметно.
Тут Лидочка тоже взглянула на свои часики.
-- Ой, Вадик, ты извини, но мне отчет составлять пора… -- тонко намекнула она, чтобы Вадим слез с её рабочего места.
Вадик лениво слез со стола, оставляя на стуле следы от обуви. Когда он уже сидел на своем месте, заметил, как Лидочка усердно вытирает свой стул тряпкой.
«Вот ещё чистоплюйка, -- подумал Вадим, -- Да ты подошвы должна целовать человеку, который так много донёс тебе сегодня. А, вообще, бескультурная публика. Перебивают, когда хотят».
Вадим сидел за компьютером, не снимая своего роскошного пальто. Он включил монитор и лениво глядел на экран дисплея. Настроение, и без того не рабочее, было окончательно испорчено хамством и невежеством коллег. Просидев ещё минут десять, откинувшись на спинку кресла, он решил выйти в буфет перекурить, и, возможно, выпить немного белого вина. Но не успел. Как только он собрался подняться и уже нащупал в кармане зажигалку, на монитор поступил сигнал, из кабинета шефа. Олег Павлович просил срочно зайти к нему.
«Опять, наверное, жалованье поднять хочет, лишь бы не уходил, -- подумал Вадим, -- Ох и люди! То рот заткнуть готовы на ровном месте, то задабривают, чтобы не ушел раньше времени».
Отложив свою идею «попить пивка» до начала перерыва, он поднялся и ленивой походочкой, не спеша направился к кабинету шефа.
-- Здравствуйте, Олег Павлович, -- поприветствовал он, войдя, своего руководителя, не без двойственного смысла о том, что будто бы недавно виделись.
-- Здравствуй, Вадим, -- Олег Павлович был совершенно серьёзен, он сдвинул хмурые брови над каким-то проектом.
Вадим присел в кресло напротив без приглашения.
-- Ты что, только что пришёл? -- спросил начальник, бегло кинув взгляд на пальто Вадима.
-- Да нет, часа два уже здесь.
-- А почему в верхней одежде?
-- Да так, снимать не хочется. А что, это запрещается?
-- Вообще-то, здесь рабочее учреждение, а не детский сад. Так, что, сделай милость, сними пальто хотя бы в моём кабинете.
Олег Павлович сегодня был сердит не на шутку. Вадим это почувствовал и не стал ему перечить. Нехотя вытащил руки из рукавов и небрежно оставил пальто позади себя на спинке стула. Олег Павлович кинул ещё один свой взгляд из-под очков на Вадима и возмущённо повел головой в сторону.
«У старика явно плохое настроение, -- подумал Вадим, -- В последнее время очень часто. У него уже маразм, наверное. Неужели и я таким буду?! Легче застрелиться».
Наконец-то Олег Павлович оторвал взгляд от проекта, отложив очки в сторону, и посмотрел Вадиму прямо в глаза:
-- Вадим, это чей проект? -- спросил он так, будто сам не знал этого.
-- О, так это ж мой проект, -- ответил Вадим в такт ему, изображая наивное глупое удивление.
-- Не корчи дурачка, -- оборвал начальник спектакль, -- Я вижу, что твой. А где ты его взял?
-- Где? Где же я его взял? Ну, ну, ну оттуда. Ну, из головы, конечно, -- продолжал Вадим в том же духе.
-- Из чьей головы?
-- Из своей же.
-- Ох, Вадим. Сомневаюсь.
-- Сомневаетесь в моих способностях?
-- Нет, не в способностях. В том, что проект твой. А известно ли тебе, что месяц тому назад ко мне приходил Всеволод, твой друг, кстати. Вот с такими же идеями. И я лично их утвердил.
-- Не может быть?!
-- Может. Тем более, что ты принёс мне ксерокопию, а не подлинник.
-- Ну, подлинник у меня. Могу показать.
-- Не надо. Не хочу видеть твоё унижение. Но дело ещё и в другом. У Севы было много черновиков. Он мне их тоже показывал. Я вижу, это один из них. Вот здесь даже исправления, сделанные мною, лично. Ты их не досмотрел.
-- Ну, знаете, -- вскипел Вадим, -- Это вы его обвинять должны. Мы вместе проект обсуждали, а он
