55.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 25. НЕ ОЧЕНЬ ЛЕГКИЙ ПУТЬ К БОГУ.

меня, но никогда не теряя себя и свое незыблемое от Бога благоприятствующее моему пути окружение.

Воистину, пути Бога неисповедимы. Труд Бога над каждым человеком – великая тайна, непредсказуем, совершенен. Средства Бога – уникальны, требующие терпение, неожиданность, спонтанность и даже, а я бы сказала, во главе угла ставят  невежество души, не знающей, что, куда, как и чем отзовется, однако, планирующей свой путь с Богом в своих рамках на высоте своих ступеней интеллекта, знания и развития и идущая, порою, не в те врата Волею Владыки и порою достаточно успешно проигрывая здесь отведенные роли как бы мимоходом, а в итоге вынося то единственное, что ей на этом этапе и предназначалось, а все ее знания  и несовершенный опыт  служили иллюзии, убаюкивали и незримо помогали Богу ее вести в данном направлении.

Для Бога также крайне существенно окружение ведомой души, его установка, ибо и с этих позиций, через опять же невежественных и неправых в своих амбициях людей Бог, умело расставляя игроков в извечной духовной игре, называемой материальными игрищами,  доносит то, что есть Божее, конечное, то требование, которое должно быть маяком, как бы душа ни упиралась, но усвоить эти истины будет обязана, по крайней мере знать, что так и другие приемлют, так согласны, на такой расклад в ней. А если окружение и само не добрало качеств, то Бог своими силами бросает в гущу общественного разноголосья и разногласий, вычленяет для души то, что ей единственно на ее ступени впору, и осмысливает с ней, как это приложить к своей ситуации и вырулить на тот уровень, на самом деле более высокую ступень развития личного, где все будут удовлетворены, и она впишется все же в материальный мир. Если же и это в виду материальной, телесной, умственной слабости не возможно, Бог дает силы из других источников. Ну, как все это объяснить душе, все ее варианты пути, все непредвиденности, повороты и изгибы? Поэтому очень часто надо ее вести в мраке ее судьбы, наощупь и постепенно решать ее вопросы, которые фактически не ее, а Бога, ибо Он точно знает, что и зачем, и с какими последствиями.

Вот в таком примерно состоянии оказалась и я, требующая того, чтобы меня вели; сама, бросаясь то в одном, то в другом направлении, не могла вычленить для себя однозначно свой путь, не могла понять, что от меня требуется, чувствуя, что судьба все же и в немалой степени ко мне предвзята, что-то хочет сказать и, наконец, подвела к Тому, Кто эти вопросы решает, и вручила мое сознание Богу и приставила к Богу.

Я на самом деле начинала метаться, начинала искать ответы по мере того, как их передо мною начинал ставить изнутри Бог, ибо они уже были не Земного, не понятного человеку порядка, они требовали аудиенции с Всевышним, толкали буквально в эту дверь ту, что была фактически крайне невежественна, хотя и имела некоторый потенциал, но столь скрытый, что только мог чувствоваться на уровне глубокого подсознания, но и его было достаточно для дерзости, для того, чтобы говорить  и вопрошать, надеясь, уповая на Милость.

Бог дал такое состояние. На самом деле такое поведение было нормой, непременным, ибо не только Бог в Своей задаче должен был проявить Себя во мне, но и я к Богу, процесс начинался от Бога, но становился обоюдным, на самом деле очень непростым, на будущее изматывающим, выбивающим из привычной материальной колеи, бьющим так, что я умывалась слезами днями напролет, уходила в глубокое забвение. Но все это Бог обставлял великолепно, постоянно обновляя чувства и понимания, что только теперь мне видится, как высочайшее и неуклонное претворение Плана Бога на очень, очень не готовое живое существо, как будто Бог запланировал, что вот из этой, худшей из худших что-то смастерит более-менее путевое. Бог неустанно говорил со мной символами, чудесами самых разных порядков. Как-то в магазине, где я интересовалась мистической литературой, пытаясь хоть отсюда понять, что начинает происходить со мной, я стояла у прилавка и глазами водила по полкам книг, по названию пытаясь определить, что бы мне могло подойти. В этот момент, без какого-то с моей стороны особого проявления, подошел продавец и буквально в руки дал книжицу в мягком переплете. Я прочитала название. Название меня поразило: «Как лягушка превращается в Ивана Царевича». Я положила эту книгу на прилавок и тотчас вышла, недоумевая, что хотел Бог этим сказать. То, что я лягушка – без сомнения. Но… Иван царевич… К чему меня ведет Бог? Какую мысль он дал продавцу и тот поспешил так странно проявить себя? Почему из многих толпившихся покупателей, он избрал меня? Воистину. Неисповедимы пути и Планы Бога, велика Его власть, непредсказуема Милость…

Бог как бы, отвечая на мои вопросы и не отвечая, ибо они еще чувствовались смутно, начинал перестраивать мою жизнь, как бы незаметно, плавно, но и с элементами жесткости и однозначности, но вырывая меня из материальных связей и отношений реальных, сложившихся; и это в моем сознании было подобно сплошным неудачам, причем какого-то внутреннего порядка, где все вне были не участники, не вовлекались, не обозревали… но в то же время и обозревали и были именно участниками…  Но… это пока, щадяще… очень неуклонно, отсеивая все ненужное и оставляя главное. Хотя…  это ненужное было для меня еще животрепещущим.

Очень тяжело, когда тебя вырывают из быта, в нем оставляя, вырывают из того, что для других узаконено, требуя терпения, терпения и терпения, которое во мне в силу стараний моего отца, судьбы и мужа, было уже не малым; чувства не были избалованными, и многие Уроки Бога, тяжеловесные и неминуемые, воспринимались уже привычно, без истерики и визга, с некоей покорностью и толикой надежды, с толикой сопротивления, с толикой и понимания.

Эта великая начинающаяся в жизни перетасовка начиналась во мне и вне меня, во всем, словно корежились рельсы, ломались шпалы…
Воистину, Бог начинал из далекого далека, подбирая мне в этой жизни родственников, наиболее подходящих, чтобы всем хорошим и плохим в себе способствовали цели и Плану Бога на меня, чтобы, избивая, не сгибали и не гнули в свою сторону, чтобы, требуя, уравновешивали  самонадеянность характера и вечное чувство независимости и предоставленности самой себе; Бог, однако, при всем хранил святая святых – семью, давая в ней неисчерпаемые долги, обязанности и ответственности и попуская там, где было во благо делу. Только теперь, обозревая труды Бога над собой, я вижу, как все было Божественно продумано, как все на самом деле опережало мои чаянья и в будущем все решалось, все сводилось к благоприятному, как бы ни казалось, что все крушится, что и почвы нет под ногами.

Это постоянное состояние подвешенности было самое оно, чтобы поневоле вручать себя Богу, выбившись в своих битвах, трезвея в них и воочию видя, что все в итоге расставляется по местам, лучшим образом и так, что все бури проходили более в моей ищущей и плачущей душе, а на поверхности я мало чем отличалась от других, и они не торопились подставлять особо руки, ибо все выглядело достаточно нормально. 

Бог, прежде всего, дал мне очень, очень не простого отца, дал через него необходимую закваску так, что после него все остальные характеры казались, ну, просто ангельскими, ибо переплюнуть по деспотизму отца, как и по его уму и разносторонности, было невероятно. Я и сама за всю свою жизнь не встречала более сильной, более неуклонной и аскетической натуры и незаметно для себя Волею Бога вобрала многое или напомнила себе многое, что было не чуждо из прошлых рождений.

Отец был из прошлых рождений со мной связан сильнейшими узами, а потому Бог давал ему ко мне самое пристрастное отношение. Он был моим отцом, отцом той, которая в одной из прошлых жизней, будучи его также дочерью, наплевала на его богатства и ушла служить Ленину, партии, стала революционеркой и сидела по тюрьмам, откуда, будучи достаточно богатым, он, как мог, выручал меня, накопляя к этой душе столько боли, что Бог дал ему излить ее в следующем моем рождении и заодно с пользой для дела Бога в отношении моего становления. Обида на меня осталась в нем и на следующее рождение, всплыла Волею Бога  великом моим долгом перед ним и великим его ко мне упреком и требованием все же следовать его наукам, его воле, его на меня родительскому пожеланию, которое в этой жизни свелось к высшему образованию и где я, опять же, не раз подвела его высочайшие надежды и навлекла на себя его гнев и в этом рождении, но на самом деле и не обязана была брать так, как виделось ему, но так, как было более необходимо для Божественного дела. Он при всем том, отец, никак не мог сделать мне что-либо худое, ибо не носил в себе по карме такое чувство и предвзятость, но ломал меня дай боже.

Мать моя также была предусмотрена Богом и абсолютно мне подходила и кармически и по качествам. Любя меня на самом деле, она не умела это чувство навязывать и через него не передала мне свои качества, но полностью  выполняла свой долг так, как это было необходимо, не опекая, не давя, доверяя во всем, не гнобя хозяйством.

Моя мама в прошлом рождении была моей свекровью, а потому ко мне, как к душе, в себе питала некое не очень понятное чувство, ибо в прошлом рождении натерпелась немало, поднимая моих детей, когда я  занималась революционной деятельностью да сидела по тюрьмам.  И она была от меня неотъемлема по карме и перед ней я была в кармическом долгу. Она обладала тем ко мне отношением и теми качествами, которые, любя меня, были, держали ее на расстоянии от меня, не  добивали советами, ибо я в ее глазах была очень твердым орешком, и она ко мне относилась предупредительно, давала советы очень осторожно, считая, что я все понимаю сама и доверяя.

Великим моим от Бога даром были и есть мои дети. О них и еще не раз разговор будет особый, ибо они те личности, которые тщательнейшим образом были подобраны Богом и с такой кармой, чтобы я, изводясь сердцем о них, не извелась. Эти личности Бог мне не представляет, как связанные со мной какими-то узами из прошлых рождений. Я только знаю, что старшая родилась у меня через девять месяцев после смерти отца мужа, Анасима, которого я никогда не видела.  Когда Бог со мной заговорил, Он сказал, что Света – и есть умерший Анисим, о котором я достаточно подробно уже писала, но, к слову сказать, это был человек, проживший очень и очень непростую жизнь, сирота, знавший нищету, голод, бездомье. Отец десяти детей, он всю жизнь мытарился, не чая, как их прокормить, не имея возможности  устроиться на работу,  ибо жили в Кировской области  в одной из деревушек, а именно, Пикшинерь, Кильмезского района, и приходилось выискивать заработки  в Ростовской области. Битый жизнью, он пил, пил много, пил от беспросветности, бил жену Екатерину, как мог в строгости воспитывал детей и ушел в страданиях рано, сорока восьми лет  от роду…  Кто бы знал. Он ушел из жизни, чтобы тотчас войти в семя старшего своего сына, Александра, и через него родиться у меня, как мой первый ребенок, дочь Светлана.

Многие и многие страдания Анисима Богом переплавились в те качества в новом рождении, за которые я благодарна Богу, ибо моя дочь Светлана чрезвычайно трудолюбива, порядочна,