Искупление

чём-то, то это была завтрашняя исповедь. Он уже мысленно готовился к ней и придирчиво перебирал в памяти события последних месяцев. Ему хотелось выйти в воскресенье из монастыря с очищенной душой и снова испытать то особое чувство, какое было у него после первого в жизни Причастия в четырнадцать лет, когда бабушка объяснила ему суть таинства и убедила в его необходимости.
  После ужина Сергей попросил у брата Иакова Последование ко Святому Причащению с канонами, однако сразу чтения не получилось.
  - Исповедь – как духовная банька. Не может человек годами не ходить в баню, не мыть тело, так и с душою, которая омывается исповедью. Готовься, готовься усердно.
  Монах или послушник лет тридцати пяти – сорока, который на службе стоял впереди всех, вошёл и стал переобуваться из сапог в тапочки.
  - Как там твои цыплята, брат Анатолий? – спросил у него Иаков с улыбкой.

24
  Тот присел на свою кровать.
  - Слава Богу, ребятки подрастают. Сегодня ещё у одной квочки, у белой, начали лупиться яйца… А ты, парень, студент или школьник? – опять обратился он к Сергею.
  Тот объяснил.
  - Будущий историк, значит. Тогда тебе надо почитать вон ту розовенькую книгу. Брат Иаков её всю изучил и меня несколько вечеров вразумлял, а то я в школе слабовато учился, больше физруда труды любил.
  - У тебя и сейчас физра и труды, - усмехнулся Иаков.
  Сергей открыл упомянутую книгу на оглавлении, просмотрел названия.
  - За три дня не успеешь прочитать. Ты ведь у нас на три дня? – Иаков, не разуваясь, прилёг на бок. – В школьных учебниках истории на первом месте интересы людей – группировок, кланов. На самом деле всё далеко не так…
  - Ну, почему же? – не согласился Сергей. – Сейчас в учебниках истории есть целые главы о церковных событиях, их связи с политикой, экономикой.
  - Я не о том. В учебниках написано, что собрались монгольские ханы и решили завоевать весь мир, а потом дошли до Адриатического моря и передумали, мол, хватит. А ведь десятилетиями русские князья разоряли друг у друга сёла и города, клялись в храмах, мол, остановятся, и продолжали, целовали крест и не держали слов, устраивали битвы, где православный убивал православного… Ты слышал о Липецкой битве?
  - Нет. Не помню…
  - В ней погибло двадцать тысяч христиан. Просто – по прихоти князей. Даже в битве на Калке русские князья были врозь: они так и не покаялись. А как появились монголы? Вдруг и ниоткуда. Их не было, никто о них не слышал, и – раз тебе – сотни тысяч.
  - Божья кара русским? – догадался Сергей, хотя с трудом воспринял такую трактовку.
  - Злоба русских людей, братоубийство, отступление от Заповедей породили эту чёрную силу… Ты знаешь, что все римские императоры, которые преследовали первых христиан, плохо заканчивали свои жизни? Их убивали, они умирали в мучениях, от тяжёлых болезней. Или опять же Россия. Это понятнее. С Петра начинается преклонение перед Европой, меняют образ жизни. Даже язык свой забывают и говорят по-французски. Духовную литературу заменяют на светскую. И пожалуйста: хотели всего французского – пришли французы.
  - Вы имеете в виду Наполеона?
  - Потом, - продолжал Иаков, не отвечая, - увлеклись немцами. Кант, Фейербах, Гегель,

25
Маркс. Пришли немцы.
  - Великая Отечественная.
  - А избавились от них как?.. Начали открывать храмы, солдат-комсомольцев заставляли перед боем принимать благословение от священников, которых срочно повыдёргивали из лагерей. Сталин с перепугу забыл про Маркса, вспомнил о Димитрии Донском, Александре Невском, Ушакове. Учредил ордена их имени… Начиналось покаяние – начиналось и избавление от дьявольских полчищ. Зимой сорок первого дорога на Москву была почти свободной, и вдруг – минус пятьдесят два. Немецкие дизельные танки не могут завестись, и святая Москва спасена.
  - В принципе, что-то похожее описано в Библии и происходило с еврейским народом, - вспомнил Сергей. – Всякие там филистимляне…
  - С богоизбранного народа спрос всегда строже, - подтвердил Анатолий. – Ты посмотри, Серёжа, как мы живём сейчас, в двадцать первом веке: безбожие, разврат, катастрофы разные. Это ведь предупреждения нам. Вот отец Борис рассказывал, спорят сейчас: проводить или не проводить в Москве гей-парады, мол, передовая Европа советует. А передовая Европа читала в Саященном Писании о Содоме и Гоморре? Я ничего не говорю о гомосексуалистах, раз уж природа породила их такими, но зачем они этими парадами навязывают людям свой образ жизни? Идут по улицам, красуются и как бы внушают юным душам: подражайте нам. Обычно люди выходят на улицу на митинги, на демонстрации и протестуют. А тут – именно парад. Почему?
  - Отречёмся от своего, исконного – поставят нам печати на правую руку, - печально прибавил брат Иаков, - и наступит время всемирного президента Антихриста, и будет он править три с половиною года…
  Монахи вдруг разом поднялись, и Сергей посмотрел вопросительно: не на битву ли с нечистым они собрались.
  - В девять – покаянная молитва, - пояснил Анатолий.
  - Да, попросим прощения… - сказал Иаков. – За всё, в том числе за то, чего не знаем и не понимаем… Всё в мире, Сергей, можно воспринимать глубже, двояко, потому что все видимые предметы, явления, - он обвёл келью рукой, - только оболочка иного мира. Духовный взгляд проникает в самую суть. Спаситель показал эту двоякость в своих притчах. Зерно, невод, лоза… Всё это приоткрывает тайны мира, который скрыт от глаз.
  - Это так, - согласился с соседом Анатолий. – Ты ведь читал Евангелие?
  - Да. Я всю Библию прочитал, - ответил Сергей, стараясь, чтобы в его голосе не было

26
нотки хвастовства: для этих людей такое чтение было естественным.
  Своими размышлениями эти люди поставили Сергея в тупик, и ему нужно было дня три-четыре, чтобы осмыслить их слова. В отличие от парня, лишь изредка задумывавшегося над вопросами веры, монахи постоянно пребывали в религиозном пространстве, и ничего другого в их жизни просто не было. Но Сергей никогда ещё не оказывался в таком положении, чтобы сидеть вечером в маленькой компании и обсуждать не события дня, не дворовые сплетни и футбольные новости, а символизм евангельских притч. Его собеседники, наверняка, говорили о чём-то похожем и вчера, и месяц, и год назад. Они даже им, Сергеем, новым человеком в монастыре, новым своим соседом, особо не интересовались и почти ни о чём не расспрашивали. Его не хвалили за то, что пришёл в монастырь, наоборот, сожалели, что всего-то на три дня, а вместо одобрения поступка, предлагали идти дальше в духовном развитии. Сергею трудно было всё это понять и принять, по крайней мере так быстро. Его юный ум с трудом переваривал даже такие простые вещи, что здесь никто, сев на табурет, не закидывает нога на ногу, а взрослые мужики ходят не с мобильниками или ключами от машины в руках, а с чётками.
  Однако жизнь, когда делаешь шаг вперёд, сразу открывает новые пути, и труднику Сергею предстояло ещё раз удивиться в этот первый день его пребывания в монастыре.
  Они втроём вышли во двор. Народ неторопливо подходил к храму, крестился и кланялся у входа, открывал большую дверь и проходил внутрь. Дневная жара сдвинулась вслед за солнцем, которое обливало теперь загаром людей где-то там, западнее; комары ещё не поднялись из травы, и вечер был очень приятным. Сергею нравилось идти с двумя монахами в сумеречной полутьме туда, где горели окна и невидимо обитал Бог, и он сам похвалил себя за то, что пришёл сюда, потому что мог во всю жизнь не испытать чувства, которое вошло сейчас в его лёгкие и сердце вместе с вечерней прохладой, и которое, наверное, и являлось той самой благодатью, о коей так много пишут в духовных книгах. Ему было легко, и он улыбался без всякой причины – себе и всему миру.
  - Серёжа, если у тебя кто-то из родных болеет, ты усердно молись за них в нашем храме. Уже год… Да, брат Иаков?
  - Около того…
  - Уже год, как к нам привезли ковчег с мощами семнадцати святых, в том числе святого Пантелеймона.
  - Самого Пантелеймона-целителя? – удивился Сергей.
  - Да, его. Понимаешь, какая сила будет в твоей молитве?.. Даже если никто явно не

27
болеет, всё равно молись, потому как твои близкие могут скрывать свои хвори, а могут сами о них не ведать… Так что молись и верь в силу молитвы, а то у нас один из братии, когда поздно вечером привезли ковчег, не пожелал ему поклониться, мол, утром, успею ещё, пошёл к себе и упал с лестницы, сильно ушибся.
  - И всё сразу понял, - прибавил Иаков.
  - Вразумился.
  Они вошли внутрь. У клироса начали негромко читать, а Сергей опять задумался о своей завтрашней исповеди, удивляясь, как сильно разнится отношение к грехам в монастыре и там, за его оградой. Всего день он пребывает здесь, в маленьком мире, не сильно-то и отличающемся от окружающего, большого, звуки которого свободно залетают сюда гулом машин, музыкой, скрежетом циркулярки, однако молодой трудник уже успел глянуть на привычную жизнь и на себя самого словно со стороны. Мир за стенами монастыря движется быстрее, чего-то зримого получает куда больше, но часто пробегает мимо важного, уверенный, что всё лучшее – только впереди. Так летит на всех парах какой-нибудь туристический автобус. Экскурсовод обещает в конце пути выдающуюся достопримечательность, и ради неё минуют, не схватывая ни взглядом, ни душой красивый еловый лесок, чистую речушку с водой, которую можно пить пригоршнями, полянку с васильками, деревушку, где дед Артём ещё не разучился мастерить лапти, а дед Никита так сыпет на гармошке плясовую, что любой вспоминает свою русскость, широту чувств и молодечество… А туристы всё это минуют, приезжают, наконец, к достопримечательности, а там мусор, ряды ларьков с макетами достопримечательности и ещё десять автобусов любопытного народу. Теснота, гомон, вспышки фотоаппаратов, и приходится делить красоту на две сотни человек, а ведь она, красота, должна вливаться в одни глаза, наполнять одну душу. Она – для одиночек. Или для двоих, если влюблённые.
  … Эта, последняя на дню, молитва была недолгой: священники – друг другу, монахи и послушники – отцу Николаю едва успели исповедаться. А когда всё завершилось, они стали по очереди обходить всех присутствующих и со словами «Прости мне, грешному», кланяться до земли, троекратно целовать плечи и пожимать руку. Вот один монах попросил прощения у Сергея и с улыбкой поклонился ему, за ним другой… Сначала парень растерялся, но через пару минут это стало нравиться ему, потому что приметил: присутствующие заражаются каким-то добрым воодушевлением и едва ли не зримо стряхивают с себя грехи ушедшего дня. И только одно беспокоило Сергея: как он сам исполнит этот обряд, подойдя к отцу Николаю и другим иеромонахам. Нокогда он

28
последним двинулся по цепочке людей, всё оказалось легко и просто. Серьёзно, очень старательно делал то, что полагается, блаженный Петя, напыщенно и важно – Хитрован, отец Николай улыбнулся приветливо, как старому знакомому… Сначала Сергей только торопливо совал руку, но, чувствуя, что все стараются крепко пожать его ладонь, принялся делать так же и перестал суетиться. Особенно ему понравилась доброта во взгляде  Пересвета. Глаза, густая чёрная борода и рукопожатие этого монаха были