Стиснутые

произошло и что сейчас делается? А то мы в этой клетке дуреем от неизвестности.
  - И от богатства.
  - Коля!..
  - По порядку?.. Самое главное, милые мои: вам здесь осталось недолго. Спасатели МЧС уже пробиваются к нам на больших машинах. Ещё один-два часа – и прибудут. У них всяческое оборудование, в том числе такое, чтоб разрезать железо, если человека зажало. Вот вас вызволить осталось и ещё двух человек в последнем вагоне. Они раненые, но мы им всё, что надо, просунули. Теперь не погибнут.
  - Так вертолёт сел? Откуда вы про машины знаете? Или есть связь?
  Татьяна стоит между полками с задранной головой и расспрашивает священника, склонившегося в окно. Остальные не изменили своего положения, а Ник с усмешкой отмечает, что Нине Анатольевне новости не нужны: она что-то жуёт и запивает, не беспокоясь о том, что туалет сгорел. Миша умолкает.

    - Да-да, вертолётчики сказали. Вертолёт сел на поляне за огородами бабы Насти и привёз врачей и других специалистов. Но люди ещё до них сделали всё, что необходимо. Теперь все раненые находятся в доме и в бане бабы Насти. У неё, правда, нет света, только керосиновая лампа, но ничего, там уже и операции делают. Про вам тоже спасатели знают: мы рассказали. А с поезда пришли человек десять. Помогают. Среди них две медсестры. Вообще, медицинских работников – благодарю тебя, Господи, - оказалось достаточно.
  - Так поезд остановился?
  - Остановился. Он тут неподалёку.
  - Да-да, конечно. Он ведь тоже может быть повреждён, его надо осмотреть.
  - Там и другой поезд стоит, который шёл навстречу. Теперь всё движение остановилось в нашей местности. Даже сверчки стрекочут, будто ничего не случилось.
  - Вы сказали про бабу Настю. А других жителей в деревне нет?
  - Деревни тоже нет. Зибиловкой называлась. Только заброшенные дома и одна старушка, как пустынница, обитает в глухом лесу. Просёлочная дорога в эти места заросла, а до грунтовки, по которой можно ездить, - двадцать пять километров. Но вы не унывайте: у МЧС машины сильные, скоро доберутся.
  - Понятно теперь. Спасибо, батюшка, что не забыли про нас.
  - Да как можно?..
  - Вот только с пожаром этим вы нас напугали. Сами исчезли, а оно горит. Хорошо, Коля высунулся в окно и разузнал, что нам огонь не угрожает.
  - Да-да, тут я вас немного подвёл! Наша проводница-то – дай ей, Господи, здоровья, замечательной женщине – прошла по крыше вагона и помогла всем выбраться – кому советом, кому окно открыла, а кого и вытянула наружу. А когда пришла к нам, мы уже подсаживали свою единственную даму – Аню. Девушка лет двадцати, работает библиотекаршей. Виктор и Максим Петрович приподняли её, а тут проводница и подоспела, схватила под мышки. Потом вылез я, а после и остальные – наш серьёзный прокурорский работник Виктор Васильевич да музыкант-скрипач Максим Петрович Захаров. Мы, как выбрались, так немного замешкались: тоже начали расспрашивать. Темно, все кричат, на крышу, которая была боковой стенкой, выбираются, а как на землю-то спуститься – не знают. Проводница – грешен, не спросил её имени-отчества – нам, мужчинам всё объяснила и дала поручение тушить огонь в хвосте вагона. Я ещё с вами переговорил, а товарищи мои уже принялись за дело. Справились мы быстро и хотели вовсе всё затушить, да подбежал Николай Николаевич и велел поспешить к последнему вагону, чтоб поскорее вызволять людей, которых зажало. «Здесь, - говорит, - делать нечего: в этой гармошке никто не уцелел, а в ту сторону огонь не пойдёт. Угол вагона пусть лучше горит, чтоб было виднее». Ох, милые мои, видели бы вы железную дорогу да этот последний вагон. Поизувечило людей – страшно смотреть. Страшно, а работать надо. Почти ничего не видно. Пытались разжечь костры – не вышло: дров нет, будто их тут кто собрал. Ох, получил я урок от тебя, Господи!
  Священник тяжело выдохнул и перекрестился.
  - Взрыв-то мощный был? – спрашивает Ник. – Что там с железной дорогой?

  - Сама воронка небольшая, но рельсы изогнуты и торчат вверх высоко. Мы их обходили, когда переносили раненых к бабе Насте. Николай Николаевич сказал, что это место должно сохраниться нетронутым.
  - А что это за Николай Николаевич? Из пассажиров? Или с вертолёта?
  - Наш. В нашем вагоне ехал. А по профессии он инженер. Пока вертолёт не прилетел, он да мой сосед Виктор взяли на себя всем распоряжаться. Люди-то растерянные, ходят вдоль насыпи, не знают, что делать. Николай Николаевич нас быстро организовал и распределил. И носилки изготовили под его руководством, и первую помощь оказали. А баба Настя сама пришла. Умная женщина: принесла воду, тряпки на бинты, йод, какое-то покрывало. Раненых велела к себе переносить, чтоб не лежали на сырой траве… Теперь уже всё утряслось, остаётся ждать утра. Вы-то как, терпите?
  - Терпим, отец мой, - отвечает за всех Нина Анатольевна. – Не знаем, за что такое наказание? Сколько дел пошло прахом у меня и у других.
  В тоне женщины звучит строгость.
  Священник отвечает не сразу. Видно, ему неудобно было сидеть верхом на перевёрнутом вагоне, в темноте и в предутренней свежести, которая чувствуется даже внутри седьмого купе. Он  немного возится, устраиваясь, и повторяет слова старушки.
  - «За что?» - спрашиваешь?.. Дела остались непеределанными?.. Когда баба Настя пришла к нам, она сказала только одно: «Ездите быстро». Ведь утром вас вызволят отсюда. К полудню, может быть, окажетесь там, куда направлялись. И эти полдня ты называешь наказанием?
  - А авария?! Столько страха пережили!.. – поддерживает Нину Анатольевну Татьяна.
  - Эх, милая сестра, не видела ты других, кто в аварии-то побывал. Там вот, около насыпи, мёртвые люди лежат. У кого ноги оторваны, у кого полголовы снесено…
  - Ах, Боже ты мой! – испуганно вставляет старушка.
  - …Я ведь так же, как и вы, кувыркался и бился в этом вагоне. Да мы ни испугаться, ни сообразить что-то не успели, а он уже неподвижен. Только Аня голову ушибла несильно, и Максим Петрович выбил руку. Говорит, теперь целый месяц играть на скрипке не сможет. Но не унывает, а наоборот, благодарит Господа, что жив остался. «Во всех храмах, - говорит, - своего города поставлю свечи за такую милость ко мне». А что играть не сможет, так хочет поехать недельки на две на дачу. А то, мол, всё по концертам, а жена там целое лето одна с огородом управляется. Теперь поможет. Вот и судите: наказание вам или испытание небольшое? А может, и дар: хоть немного отдохнёте от житейской суеты. Скорбеть надо или понять произошедшее? Принять. Поблагодарить Господа. Даже если это и наказание за грехи, которых у нас предостаточно.
  - Скрипач ваш, действительно, много не потеряет, - не соглашается Татьяна. – Просидит на больничном, ещё и компенсацию получит за ранение во время теракта. А мне как быть? Я сегодня до обеда такой контракт бы подписала, что свой бизнес увеличила бы минимум вдвое. Да я к этому дню лет пять шла. И это не наказание от Бога? Ему помешало бы расширение моей фирмы?
  Священник усмехается.

  - Вот в тысячный раз слышу такие слова, а всё не могу привыкнуть. Почему, когда у вас удача, вы не благодарите Господа, не ставите это ему в заслугу, а когда у вас неудача – Он виноват? Что, Господь – это руководитель фирмы по организации бед и несчастий? А может, беды всё-таки от нечистого?.. Я тебя не буду переубеждать, просто перескажу один разговор. Месяца три тому назад подходит ко мне после обедни одна прихожанка с дочкой – обе в храм всегда ходят и причащаются – и говорит с упрёком: «Как же Бог не может защитить СВОИХ людей?» - «А что такое?» - спрашиваю. – «Да вот сестра приехала в гости и рассказывает, что один предприниматель вошёл в возраст и оставил дела сыну, а вместо бизнеса начал восстанавливать в их городке церковь. И уже почти восстановил. Как вдруг нашли как-то утром его замёрзший труп. Накануне была метель, а он пошёл в гости к племяннику, посидели, выпили. Тот оставлял дядю ночевать, да он не захотел: мол, идти-то недалеко. Вот и замёрз. Почему же Господь не помог ему? Он бы церковь достроил».
  - Пьяный, в метель? – переспрашивает Татьяна. – И ночевать не захотел?.. То есть сам на смерть напросился.
  - А Бог остался в виноватых, - продолжает священник. – Да неужто Его обязанность – исправлять миллиарды наших глупостей? Особенно когда человек настырно портит себе жизнь, подменяет настоящее эфемерным, виртуальным, как сейчас говорят…  Вот ты, сестра, тоже предприниматель. А сколько людей сейчас хотело бы оказаться на твоём месте, то есть быть преуспевающим бизнесменом? Верно, многие тысячи. Они, уж точно, согласились бы и недельку просидеть стиснутыми в искорёженном вагоне, чтобы всё остальное время получать такой доход, как ты.
  - Может, и так, - отвечает Татьяна. – Понятно: я не разорилась, всего не потеряла, буду жить, как жила. Но ведь хочется вообще ничего не терять…Хочется приобретать новое…
  - Приобретёшь, поверь мне. Просто мы не всегда знаем, что нам действительно надо. Я тоже в сию ночь много чего приобрёл… А знаете, братья и сёстры мои милые, я сегодня самого дьявола видел!..  Не с рогами и копытами, конечно, а в человеческом обличии. Да он любой облик примет, лишь бы навредить нам, ибо ненавидит люто. Мы ведь выше его, мы Божие подобие. Он ведь от такого подобия отказался… Как бы низко не пал человек, но в земной жизни у него всегда есть возможность вернуться к Богу, к свету добра.
  - Так что за человек-то? – спрашивает Ник. – Какой вирус разглядели вы в этой темноте?
  - А вот кого. Когда произошёл взрыв, меня вдавило в стену, вагон подбросило, сверкнули искры от проводов контактной сети, и на миг стало ярко, будто солнечным днём. И вот там, - священник показывает рукой, - на той маленькой полянке по ту сторону насыпи, среди высохших колючих лиственниц я увидел, как стоит кто-то в чёрной одежде и спокойно наблюдает за нашим ужасом. Может, террорист, а может, и сам нечистый дух.
  - Так надо было кому-нибудь сообщить. Может, поймают, - говорит Татьяна.
  - Да я только сейчас об этом вспомнил, сестра. Не до того было. Впрочем, никакой милиции здесь пока что нет. Бог им судья, убийцам…
  - Знаете, батюшка, - продолжает Татьяна, потому что священник замолчал и задумался, - у нас в стране таких бесов не меньше миллиона. Я имею в виду чиновников. Они должны заботиться о людях и об интересах государства. За это им платят зарплаты. Причём, очень высокие. Но у них у всех только свои интересы на уме. Вот возьмём наш город. У прокурора на дочь оформлена сеть строительных магазинов, начальник милиции через
жену контролирует половину АЗС, у главврача – самая большая фирма по установке пластиковых окон, у начальника ФСБ на сыне все бары. Про мэра и говорить нечего: цеха, продуктовые супермаркеты, аптеки, пекарни, база отдыха на озере, пять АЗС, магазины женской одежды. Кто ещё? Да, начальник пенсионного фонда. Кинотеатр, три хозяйственных магазина. Начальница отдела образования. Аптеки, платные садики, стоянки, фотомагазины. Даже у директорши детдома рядом со мной вилла в три этажа: продаёт детей на усыновление. Преступление? Так её муж – председатель суда. Ну, батюшка, чем не бесы? Я их в отличие от вас каждый день вижу… И летают на своих «Ауди» и «Вольво» очень быстро.
  - Да, сестра, бесы сии… И эта скорбь на твоём сердце мне понятна и близка.