— По средствам наших творческих способностей, — неуверенно ответил мудрец.
— А кто более близок к познанию истины: тот, кто находит красоту в куче мусора и в тенях пещеры, или тот, кто любуется красивой девушкой, восходом солнца над морским горизонтом, или лепит изящный кувшин?
— Хм, если я скажу: тот, из пещеры, то это будет не менее глупо, чем я дам правильный ответ.
— Однако, как вы, надеюсь, понимаете, добрейший Сократ, наблюдение красоты и вечных истин творения еще не делает человека мудрецом. А что делает?
— Наверное, познание истин, восприятие красоты, причастность к ним, — пожал плечами Сократ.
- Конечно. Это же очевидно, — подтвердил я. – Но если человек способен воспринимать и чувствовать красоту, не свидетельствует ли это о том, что в нем есть что-то родственное той истине, явлениям которой он внимает? Но коль скоро отрицать это свидетельство глупо, то не стоит ли нам вспомнить о принципах, присущих творчеству, главным из которых является любовь?
— Да, как же о них забыть, об этих принципах? — усмехнулся Сократ. Впрочем, это не выглядело его возражением.
— Но если эти принципы в человеке пробуждают творчество, а с этим приязнь и любовь к внешнему миру, а также ощущение причастности к прекрасному и чувство гармонии с этим миром, не подскажет ли нам это обстоятельство ответ на ваш вопрос, которым вы задались в беседе с Гиппием Большим, о происхождении добродетелей и существовании общего между ними?
— По-моему, ты хочешь сказать, Моголь, что человеческие добродетели являются результатом творчества, поскольку добродетели прекрасны, а прекрасное является целью истинного творчества — озадачено произнес Сократ.
— Можно и так сказать, — согласился я. – Вообще же, я пытаюсь доказать, что мудрость определяется не только творческими способностями человека, способствующими его познанию красоты и истины, но и его добродетелями, позволяющими ему быть в гармонии с природой и обществом.
— Вот как, — усмехнулся Сократ. – Что же тут доказывать? Это же и так ясно. Ты ж сам напомнил мне мои слова, когда в ответ на вопрос, как стать мудрым, я сказал, что для этого нужно научиться отличать добро от зла и понимать, что есть лучшее и прекрасное. Что же это за мудрец, если он не жаждет знаний, не воспринимает красоту, да вдобавок еще безнравственный человек. Однако, в течение беседы мы пришли к тому, что научить мудрости с помощью знаний невозможно. Скорее, мудрости учит само прекрасное. И чем больше его в человеке, тем он ближе к истине. Показателем же этого, вероятно, служат его добродетели. К таковым мы относим, например, честность, правдивость, чистосердечие. Ну, а что, если человек врет, говоря, будто ему две с половиной тысячи лет, и при этом он якобы моложе любого из живущих на две с половиной тысячи лет? Можно ли такого человека считать мудрецом? Как, по-твоему, а, Моголь?
— А если не врет? – возразил я, не обращая внимания на хохот публики.
— Тогда, конечно, можно, — отвесил мне поклон Сократ, вызвав тем новый шквал восторгов аудитории.
— Впрочем, — примирительно продолжил философ. – Мы, кажется, задались целью дать определение мудрости. И, похоже, с твоей помощью, Моголь, мы в этом вполне преуспели. Теперь же, как я понимаю, для того, чтобы обосновать свое право на протест против законов Афин, мне следует примерить на себя хитон мудреца. В этом случае, по нашим условиям, ты признаешь справедливость моего поступка в отношении человека, которого я назвал ослом. Не так ли, Моголь?
— Так, — кивнул я, улавливая боковым зрением, как в ожидании развязки насторожились свидетели нашего спора.
— Ну, так вот. Я отказываюсь от хитона мудреца, – изрек Сократ под дружный выдох обалдевшей толпы. – Отсюда следует, что победителем в нашем споре являешься ты, многомудрый Моголь, из далекой страны будущего.
— Ну, что ж – сказал я, не скрывая своего восхищения благородством оппонента. – На том и порешим. То есть, я признаю свое поражение, поскольку имею дело с вашей не раз доказанной скромностью, которая является одной из важнейших добродетелей, присущей истинному мудрецу. Но, черт возьми, как вы догадались, что я явился из будущего. Впрочем, для настоящего мудреца это не так уж сложно, особенно, когда ему подсказывает личный Демоний.