ЧТО ЗНАЛ СОКРАТ

    — Протагора? – задумался Сократ. – Пожалуй, нет. Не порекомендовал бы. У него и впрямь все – правда, и все ложь, в зависимости от его пожелания.

    — В том-то и дело, что мы сами не столь уж сильно отличаемся от того пещерного человека, когда пытаемся рассказать о нашем мире. Особенно, если это касается вещей незримых, например, таких, как понятия и идеи. Допустим, мы хотим дать человеку представление об идее блага. Тогда мы должны знать, что под этим подразумеваем. Если благо это польза, как вы предполагаете в некоторых своих беседах, то этого явно недостаточно. Хорошая пища полезна, но переедание вредно. Значит, благом является ограничение наслаждения едой. Между тем, наслаждение как раз и воспринимается нами как высшее благо. Но избыточное наслаждение пагубно и, в конечном счете, превращается в неблаго. Тогда, может быть, благом является чувство меры? Однако присуще ли нам это чувство, когда дело доходит до наслаждений? И вообще может ли одно благо противоречить другому, а если может, то является ли такое противоречие благом? Но, может быть, идея блага не главная из идей? Чем она лучше идеи наслаждения, идеи совершенства, идеи совести, идеи нравственности, идеи счастья? Или же нам взять да и включить все эти идеи в идею блага, как ее составные части? Но тогда мы должны выстроить иерархию этих идей, иначе не исключается борьба при их реализации, которая может извратить саму идею блага. Притом у нас нет уверенности, что идея счастья и идея совести совместимы, а самое главное мы толком не знаем, имеем ли мы право столь своевольно обращаться с идеями? Для того, чтобы это понять неплохо бы знать что такое идеи и откуда они берутся? Участие Демиурга, по вашему же мнению, Сократ, здесь сомнительно, да и излишне. Кое-кто считает, что идеи вообще возникают в умах людей при осмыслении явлений реальной действительности. Так любое бревно может содержать в себе идею лавки. А три звезды на небе при их мысленном соединении прямыми линиями открывает идею треугольника. Его изучение приводит к открытию геометрических свойств и законов треугольника. С другой же стороны, треугольник существует независимо от того, знаем ли мы о нем или нет. И во всей Вселенной он остается треугольником, Но кто его изобретал? А что, если никто? Никто, и все. Допустим, его идея существует по факту своего существования. Вот, и Гераклит говорит: «Этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим». Таким образом, то, что мы называем идеями, существуют, так же как и законы природы, независимо от нашего сознания. Следовательно, нам остается выяснить, ту главную идею, которая дала начало всему остальному. Ту идею, которую мог бы выдумать Демиург, желая, чтобы она порождала все прочее, включая сами идеи. И тут я бы хотел отдать должное вам, Сократ.

    — Мне? – изумление Сократа не показалось мне наигранным.

    — Ну, да. Ведь это вы, всячески, исследуя идею блага, пришли к выводу, что причиной блага является прекрасное, то есть красота. И это вы сравнили свое стремлением к истине повивальным искусством. Так вот, если предположить что все сущее возникло из энергии, как полагал Гераклит, ибо под огнем, о котором он говорил, следует подразумевать энергию, то рождение этого мира произошло, благодаря разделению огня в самом себе, что легло в основу идеи творчества.

    — Послушай, Моголь, — перебил меня Сократ, очевидно, полагая, что пора уличить меня в незнании. – Я согласен, что все в природе исполнено творчества и все сущее ее результат. Поэтому-то и прав Гераклит, говоря: «Все течет и изменяется». Без творчества это было бы невозможно. Я даже допускаю, что творчество человека возможно путем разделения в себе самом, поскольку все мои помыслы и действия исходят из меня самого и являются частью меня. Однако я плохо себе представляю, как может огонь разделиться в самом себе, чтобы сотворить все сущее. Ведь если мы возьмем из костра горящую головешку, то вряд это будет произведением чего-то нового, кроме, быть может, нового костра.

    — Ну, это же очень просто, Сократ, — заверил я своего визави, чтобы немного усмирить дух противоречия в нем. – Дело в том, что огонь Гераклита это образ эфира. Кстати, Гераклит и не говорит, что его первозданный огонь похож на тот, который в костре. Он имеет в виду особый огонь, незримый и не ощущаемый нами, как воздух. Так вот, представьте себе, что такой огонь разлит в пространстве. И вообрази также, будто в результате встречи ветров случилось завихрение, притом такой силы, что воздух уплотнился настолько, что стал способен выдирать с корнем деревья. Такое ведь возможно?

    — Разумеется, — пожал плечами Сократ.

    — То есть, вихрь – это уже другое состояние воздуха. А теперь припомни, как взбивают масло из сметаны. При этом масло приобретает свойства отличное от сметаны. Оно тверже и имеет другой вкус. Не правда ли?

    — Ну, да. Да, — поторопил меня Сократ.

    — Сметана разделилась в себе, и получилось масло. – уточнил я на всякий случай. — Так вот, эта идея разделения в самом себе повсюду находит свое воплощение. И при рождении ребенка, и при образовании плодов многочисленных растений, и, как вы уже заметили, Сократ, при рождении самой идеи. Помнится Гераклит так и говорит: «Из всего – одно, из одного – все». Правда, некоторые считают, будто он говорил это по поводу диалектики. Но диалектика, если разуметь ее как единство и борьбу противоположностей, а главным законом ее считать отрицание отрицания, здесь не совсем уместна. Дело в том, что плод дерева — не есть его полная противоположность. В нем содержится новое дерево. Тут уместнее говорить, что дерево для продолжения жизни дополняет себя плодом. Такая дополнительность подразумевает материнскую любовь к плоду. И хотя плот, действительно стремится к самостоятельной жизни, и в этом смысле как бы отрицает материнское дерево, зато дерево не отрицает плод. Оно его творит. Таким образом, если исходить из вашей идеи блага, нам, пожалуй, следует признать, что высшим благом является творчество, ведь именно благодаря ему существует само благо.

  — Если я правильно тебя понял, — вкрадчиво начал Сократ. – То ты утверждаешь, что диалектика – это вовсе не творчество. И когда я спорю с софистами, я далек от творчества.

    — Смотря, каков этот спор, — покачал я головой в знак осуждения софистских приемов Сократа. – Если спор сводится только к отрицанию отрицания, когда один говорит: «Это дерево», а другой отвечает: «Нет, это не дерево», то такая диалектика в чистом виде ничтожна и не творчество. Поэтому, когда Гераклит называет войну отцом всего сущего, подразумевая свою диалектику, он непростительно ошибается. Но если мнение спорящих подкрепляются доказательствами и обоснованиями, то тогда это уже не совсем диалектика, поскольку здесь действуют уже иные принципы. Принципы творчества. В сущности, диалектика может быть представлена как частный случай творчества, поскольку ее законы выводятся из этих принципов.

    — Принципы, — повторил Сократ. – А скажи, пожалуйста, Моголь, то, что я назвал своего обидчика ослом, не пожелав обратиться в суд, является ли моим творчеством? Кстати, просвети меня и по поводу того, можно ли признать произведением искусства то, что он побил меня? Ведь согласись, наша беседа не ограничилась только отрицаниями.

  — В поступке того злодея, конечно, было очень мало творчества. — пояснил я, оценив коварство уловки Сократа. – Ведь творчество подразумевает созидание блага. Здесь же мы имеем дело с тем, что никак нельзя назвать прекрасным. Но и ваши действия, Сократ, не стоит считать произведением искусств. Хотя надо признать, что элемент творчества в нем присутствует.

  — Еще как присутствует, – подхватил Сократ. – Я, конечно, готов примириться с тем, что в моей аттестации того человека было мало правды, зато присутствовало достаточно истины. Впрочем, как видно, ты со мной не согласен. И тогда возникает важный вопрос: как же нам отличать творчество от нетворчества? Ведь и в искусстве обмана, и в искусстве войны, и в искусстве драки существует некоторая доля творчества? – торжествовал Сократ, видимо полагая, что, наконец, загнал меня в угол.

    Похоже, его мнение разделяли и свидетели нашей беседы.

    — Ничего нет удивительного в том, что в каждом действии человека может присутствовать доля творчества, — спокойно принял я его довод. – Человека вообще следует рассматривать, как творческий процесс. Процесс созидания себя. Но ведь и не всякое благо, как мы уже знаем, оборачивается пользой. Однако, если вы обратили внимание, я упомянул, что творчество имеет свои принципы. К ним относятся, например, «принцип новизны», «принцип преодоления», «принцип целесообразности», «принцип преемственности», «принцип восхождения от сложного к простому», «принцип таинства» и ряд других, но главным из них является «принцип дополнительности», он же «принцип гармонии», и он же «принцип любви»

    - Принципы, — поморщился Сократ. – Значит, разделившись в самом себе до состояния вихря, огонь Гераклита, творит этот мир согласно неким принципам, благодаря которым диалектика вовсе не источник развития природы, а частный случай творчества. Не слишком ли сложно, Моголь? С Демиургом все гораздо проще. Ты же сам говоришь, что один из принципов творчества «восхождение от сложного к простому».

    — Ну да, — согласился я. — Есть такой принцип. Потому-то некоторыми мудрецами и придуман Демиург. Только это обманчивая простота. Давайте, я задам вам несколько вопросов по поводу существования и деятельности этого Демиурга.

    — Нет, не надо вопросов, — запротестовал Сократ, покосившись на притихшую публику. – Лучше скажи мне вот что. Как же нам все таки применять эти принципы, когда мы желаем отличить подлинное творчество от мнимого? Может, стоит привлекать к этому делу геометров?

    — Вряд ли тут помогут геометры, — возразил я. – Нам даже не обязательно изучать эти принципы. Они присущи нашему разуму с самого рождения, поскольку наша душа состоит из той энергии, которая творит весь мир. Тот же «Темный философ», Гераклит, так и говорит: «Души состоят из огня; они из него возникают и в него возвращаются. Огонь души соотносим с огнём мира». Из этого следует, что нам свойственно истинное творчество и оно понятно нам без всяких вычислений. Когда птица вьет гнездо, она вряд ли отдает себе отчет в своих знаниях. Она просто знает, как это делается. Да и мне ли рассказывать вам об этом? Я ведь уже напоминал вам вашу беседу с Главконом, где вы утверждали, что у каждого в душе есть такая способность, которая помогает обучению. Наверняка вы имели в виду те самые знания, существующие в виде творческого начала с его принципами.