головами молящихся, десятками огоньков запылали, сливаясь, подсвечники. Сделалось светло и немного уютнее: отопление здесь не работало, и только присутствие десятков людей согревало помещение. Игорь посочувствовал священнику в лёгком облачении. Пока шёл в церковь, поражался жестокости вражеских обстрелов: не встретилось ни одного целого двора. Где дом, где сарай или гараж стояли полуразрушенными или сгоревшими; жёлтые трубы газоснабжения были перебиты во многих местах, будто какой-то сильный, высокий человек прошёлся по улицам и с озлоблением рвал их, получая удовольствие от того, что маленьким людям будет плохо. Батюшка, наверняка, замерзал.
Певчие стали что-то красиво читать, а Игорь уже не старался угадывать слова и фразы. Он поднял голову кверху и, в обаянии святых слов, улыбаясь сам себе, всматривался в небо, в настоящее Небо, населённое апостолами, ангелами, ещё кем-то, кого он по своей церковной малограмотности, не знал. Все они, несмотря на высоту своего положения, будто собрались прослушать праздничную службу вместе с другими молящимися и замерли и молчали только потому, что произносились слова, особые как для земного мира, так и для горнего.
… Священник прошёл с кадилом, запели что-то радостно-возвышенное, и Игорь окончательно вошёл в состояние умиротворения и беззаботности. Комья земли, окоп, печка землянки ещё мелькали где-то по краю сознания, но превратились в малозначительные детали, которые не рождали никаких эмоций. И когда стали читать Евангелие, он с удовлетворением подумал, что воспринимает его, как положено: спокойно и уважительно. А ещё подумалось, когда снова запели, что правильно поступает церковь, в каждой
своей службе вспоминая одни и те же великие события, ибо всё, что произошло после – мелкая суета жадных и честолюбивых властителей и прозябание в нищете и страданиях простых людей. Главное уже произошло. Произошло ТОГДА. И вот он, Игорь, словно пронёсся сквозь два тысячелетия во времена, когда было сказано и сделано то, важнее чего уже никто не скажет и не сделает. «Слава Тебе, Боже наш…» - повторял он за певчими, с удовольствием крестился и низко кланялся на «Слава», «И ныне», совсем забыв, что из-за подорванной в шахте спины не любит долго стоять на месте, что одежда его сыровата, а голова не покрыта и замерзает…
Он выстоял всю службу, пожертвовал на храм сколько было денег, приложился к кресту и, поздравляя с праздником, пожал руки десятку знакомых из таких же, как он, добровольцев, у кого получилось прийти в церковь. Чувствуя какое-то светлое изменение внутри, Игорь возвращался «к своим» и, боясь растерять это новое, благодатное самоощущение, всё же пытался разгадать, в чём оно состоит. Морозное утро переходило в морозный день, но воздух разъяснился, заблестел и наполнял бодростью.
Мечтатели
В родную деревню приехал космонавт. Когда-то он здесь родился, через восемнадцать лет семья, друзья и соседи проводили его в армию, а потом Валеркина жизнь и жизнь его малой родины пошли по разным направлениям. Деревня пережила развал совхоза, исчезновение клуба, почты и нормальной дороги в город, а Валерий окончил лётное училище, освоился в атмосфере и, став космонавтом, пролетел уже высоко-высоко над Землёй.
Дома он не был давно – с похорон отца два года назад. В духе времени общался с матерью посредством телефона и скайпа, благо женщину с высшим экономическим образованием не затруднило изучить компьютер. Однако возникла проблема, которую через интернет не решишь: сарай, где Нина Сергеевна держала всякую живность, покосился и ясно намекнул, что собирается падать. Мать Валерия только вскользь обмолвилась об этой напасти, прибавив, что наймёт для ремонта кого-нибудь из местных мужиков, но герой России уверил, что имеет возможность приехать на несколько дней и запретил обращаться к кому попало.
Прибыл он во второй половине дня, а засиделись с матерью – за разговорами и воспоминаниями – до полуночи. В прежние времена деревня тут же собралась бы поглазеть на настоящего космонавта, но теперь не все дети знают, что это за профессия, потому матери с сыном никто не помешал.
На следующий день сходили на кладбище, и сарай терпеливо ждал, ни градуса не прибавляя к своему крену. Наверное, даже возгордился перед другими постройками в округе: не какой-нибудь Васька-пропойца будет его поправлять, а известный на всю страну человек. Однако в этот день он своего мастера не дождался: позвонила бывшая классная руководительница Валерия и, упрекнув, что сам не догадался зайти, пригласила выступить перед её седьмым классом. Нина Сергеевна сказала, что надо обязательно сходить, что учительница всегда спрашивает о нём и хвалит за силу воли и способности, и Валерий, испытывая двойную вину – и перед родной мамой, и перед мамой классной – отправился в свою бывшую школу.
Дети оказались хорошими, любознательными, Валерий с удовольствием с ними побеседовал. Потом учитель и ученик долго сидели вдвоём в родном
кабинете, смотрели фотоальбомы, вспоминали прежних выпускников, из которых заметную карьеру сделали только двое – Валерий и его бывший сосед и приятель, окончивший школу годом позже. Колька Осокин стал бизнесменом, единственным в деревне, и владел теперь местным магазином, остатками фермы и ещё много чем по району. Он часто уезжал по своим предпринимательским делам, и теперь – по словам матери – тоже «учухал куда-то».
Вечером к Нине Сергеевне пришёл глава поселения Литвинов с персональным приглашением на завтрашний сход села. Вопросы – по водоснабжению, обкосам придомовых территорий, мусоре – мало касались исследований космоса, но глава настойчиво просил Валерия поприсутствовать: «Может, хоть при вас людям стыдно станет…» И опять чужие аргументы убедили Нину Сергеевну быстрее, чем её сына, потому на следующий день, в 9.45 оба отправились в деревенскую администрацию.
По большей части собрались люди пожилые, и потому ход собрания, нарушая повестку, часто перемежали сопоставлениями с «раньше» да личными выпадами. Валерий заметил, что его земляки соскучились по общению друг с другом, и тоже вспомнил кое-что из их общего прошлого: встречу Нового года в местном клубе, на которую собиралась молодёжь от десяти лет до шестидесяти; гуляния в День сельхозработника, когда вечером на поляну перед клубом сходились не только все деревенские люди, но и добрая половина деревенских псов, из тех, кто не был обременён ошейниками и цепями…
Расслабили Валерия разговоры и воспоминания, и потому без особых возражений остались они с матерью в администрации и на вторую, неформальную, часть схода: муниципальный комитет отмечал десятилетие местного самоуправления, и на маленькое торжество в том же зале заседаний Нину Сергеевну зазвали как ветерана труда, а Валерия как почётного гостя.
Домой мать с сыном возвращались в сумерках. Сарай-инвалид поглядывал с упрёком, но Валерий не обратил на него внимания. Он шёл, поддерживая маму под руку, и размышлял о том, как странно относятся к нему в родной деревне. Меньшая часть земляков выражала сверхпочтение фанатов к своему кумиру, смотрела не как на живого человека, а как на какую-нибудь статую выдающегося человека в музее восковых фигур. Разговор с такими людьми был неискренен, неестественен и крутился вокруг одних и тех же вопросов,
какие задают самые неопытные журналисты. Ходить по деревне супергероем или поп-звездой Валерию было бы противно.
Однако и большая часть местного народа не радовала его своим отношением. У этих на лице было написано нечто полунасмешливое – полупрезрительное, будто говорили: «Ты, конечно, многого достиг, ну, и что? Нам до лампочки твои достижения и весь твой космос. Своих проблем хватает…» Разговаривая с такими, Валерий чувствовал себя виноватым и хотел превратиться в тракториста.
Даже с матерью у него в первые часы по приезду не ладился нормальный разговор, и она по нескольку раз то рассказывала про своих кур и коз, то опять и опять задавала одни и те же вопросы о невестке и внучке. Но тут была настоящая его вина: давно не приезжал. Да и мама уже утром второго дня будила его так, как подымала в детстве: теми же словами, с той же интонацией. Она не стала искать новых отношений с сыном, сильно повзрослевшим и уже лысеющим, она просто вернулась к старым, привычным. И если до этого вечера Валерий с нетерпением ждал, когда приедет Колька, то теперь у него возник страх перед человеком, которого до сих пор считал лучшим другом: а ну, как тот тоже ударится в одну из крайностей и заявит: «Валерий Евгеньевич, вы теперь такой человек!» Или, скорее, так: «Подумаешь, космонавт. Да я тебя когда-то нырять с дерева научил на нашей речке, а теперь у меня единственного двухэтажный дом в деревне!»
Коля приехал в двенадцатом часу вечера и тут же пришёл в гости к другу, который уже собирался спать.
- Тёть Нина! – закричал он, войдя во двор. – Не пужайся! Это я, Осокин!
- Ва-ле-ра… - тихо сказал он, переступив порог дома, и, пряча заслезившиеся глаза, обнял товарища.
Обнял, прижал крепко и долго не отпускал, повторяя: «Приехал-таки… Молодец…» Валерий понял: Колька кривляться не будет. Друг, как и мать, легко сдвинул в сторону все прошедшие после школы годы. Сразу стало легко, и в благодарность он тоже крепко жал Колькины плечи и отвечал, что очень рад свидеться.
Нина Сергеевна тут же выбила признание, что сосед приехал голодным и
дома успел только чмокнуть жену. Она накрыла повторный ужин и оставила друзей наедине.
Немного выпили, пожевали. Валерий ждал привычной фразы: «Стыдно: давненько ты не бывал в родных местах», и Коля сказал:
- Стыдно, брат. Ты вот сумел вырваться в родные места, а я всё в разъездах. Семью и то редко вижу…
Как два пузыря, лопнули надутые чьей-то завистливой молвой два слова – «космонавт» и «бизнесмен», и за столом, уперев кулаки в подбородки, сидели теперь два человека, у которых поднялось кверху, к горлу, годы и годы бережно хранимое чувство дружбы, поднялось, запершило, принудило часто-часто моргать ресницами. Оба были счастливы, вернув друг другу детство. Оба снова были деревенскими пацанами, учились ездить на мотоцикле, переныривать речку, тайком брать отцовские ружья и расстреливать красивую бутылку из-под чьего-то свадебного шампанского…
- … А давай-ка, брат, заберёмся куда-нибудь на рыбалку. Да с ночёвкой, - предложил Коля. – Ухи наварим, поговорим. Не о прошлом – о жизни… Только я сына возьму. Он не надоедливый…
- Я ж приехал сарай матери отремонтировать…
- А дадут? – поинтересовался Коля и засмеялся своим прежним детским смехом. – МОЯ говорит, к тебе каждый день делегаты. Смотри, завтра ещё из райцентра приедут: у них в воскресенье день города. Будешь свадебным генералом, а этим ребяткам главное – чтоб фотография с тобой была в местной газете. Потом на выборах предъявят, как своё достижение… Давай так. Я завтра сниму с объекта своих работяг, покажешь им, что делать, а как делать – это они лучше нас с тобой сообразят. У меня лучшие плотники в округе, отремонтируют всё по высшему классу. За материал тоже не беспокойся: у нас
