нему в первый день знакомства, продолжая оставаться всё ещё подругой Артура, с ним отношения начали рушиться до знакомства, и она ждала час, выгодный для того, чтобы расставить всё точки над «i».
Постоянно лежать скучно. Поговорить не с кем. Оказалось, в это время соотечественники выбирают другие места для проведения отдыха, да и Стас снял жильё, отдельный дом с прислугой, изъяснявшейся на английском, обосновав это решение, что в гостиницах ещё надоест жить, таким образом прозрачно намекнув, что это не последняя поездка.
Мимо сновали юные красотки-иностранки со своими бой-френдами, женщины в возрасте с мужьями и детьми. Пожилые супружеские четы парами или в компании проводили время в своём кругу. Пустота в общении напрягала. Так хотелось перекинуться с кем-то парой слов на родном языке, спросить как дела и просто поболтать. Поболтать получалось только со Стасом и то в часы, когда он пребывал в состоянии Нирваны, как сам выражался. Звонки домой навевали грусть, мама постоянно делилась новостями. Папа советовал взять от южного края больше положительной энергии, чтобы с яркими красочными эмоциями провести остаток зимы в родных пенатах.
Всё было хорошо, но хотелось не этого.
Отношения между нею и Стасом установились ровные. Как у супругов, проживших не один десяток лет в браке. Она не видела восхищения ею и её красотой в его глазах. Она не видела восторга, какой должен был быть. Стас оставался всегда спокоен. Иногда чересчур спокоен и уравновешен. Он не потерял выдержки даже три дня назад, когда в пляжном баре какой-то мужичок крепко подвыпивший в своей компании, решил расширить круг общения и просто-таки прилип к нему, вешаясь нашею, стараясь похлопать по спине или плечу, что видимо, было крайним выражением эмоций, закончилась это амикошонство тем, что у нас называется каверзным вопросом: а ты меня уважаешь? Двум полицейским Стас объяснил, что мужчина его с кем-то перепутал и, уходя, наступил на лужицу кем-то неосторожно пролитого напитка. Наступил в неё. Поскользнулся и упал. Его объяснения приняли, не обратив внимания на то, что несчастный наступал в лужу по неосторожности своей больше трёх раз.
Загадочностью своей Стас её не пугал: мало ли, какие есть у человека тайны, быть посвящать в которые не имеет необходимости. Ну, зарабатывает прилично, ну и, слава богу! Источников не раскрывает? Зачем, коли и так ей хорошо живётся. Разобрался с навязчивым типом каким-то странным способом? Владеет какими-нибудь методиками самообороны. Всё хорошо! Всё прекрасно!
Нина посмотрела вторично на Стаса. Он, похрапывая в дрёме, чесал живот, и что-то бурчал. Что-то маловразумительное. Вслушиваться Нина не стала и решила продолжить внутреннее исследование своей психики. Медицинский она бросила на втором курсе, хотя уже на первом поняла, что семейная традиция на ней оборвётся. Старший брат давно служил в военной авиации, младший охранял границы большой Родины.
Она проследила парочку с малышом. Они прошли мимо, и Нина смогла понять, о чём они говорили, так как с английским она подружилась с первого урока иностранного языка в школе. Давался язык легко, и она бегло и непринуждённо на нём общалась что дома, устраивая с друзьями вечеринки, на которых изъяснялись исключительно на языке Шекспира, что с друзьями из англоязычных стран по переписке в интернете.
Нина повернулась на живот, но шезлонг не приспособлен для этого. Она ввернулась в прежнее положение. Закинула за голову руки, вытянулась телом в красивую статуэтку, выточенную мастером из куска драгоценной древесины, и замерла. Что-то неприхотливо-приятное она находила в таком времяпрепровождении. Что-то, что не могла с первого раза высказать словом, но чувствовала душой. Вот именно так, иногда казалось ей в часы высшей расслабленности телом и повышенной радости, она бы и прожила всю оставшуюся жизнь. Здесь, в далёкой стране, живя в небольшом домике с прислугой, не заниматься домашними делами, смотреть телевизор, слушать музыку, читать книги, валяться на пляже. Да, она понимала, мечты её останутся мечтами и не все грёзы, снившиеся ночью, имеют продолжение днём. В вещие сны она категорически не верила. Потому что у самой не было повода в этом ни удостовериться, потому, что, что бы ей ни снилось, всё и оказалось ночною грёзой, сказкой, которая кончается с наступлением рассвета и роскошная карета с запряжёнными в неё белыми скакунами всегда превращалась в огромную переспелую тыкву, а отличные скакуны в толстых проворных крыс.
С мечтами пришлось расстаться в один прекрасный день, как когда-то рассталась с детством, и больше никогда в новогоднюю ночь дед Мороз со Снегуркой не оставляли ей подарок под наряженной ёлочкой.
Даже сейчас, она не знала, надолго ли приехали на этот остров, обратного билета не было. На вопрос, сколько им здесь предстоит находиться, Стас ответил: пока не надоест.
«Пока не надоест! - подумала Нина с каким-то ожесточением, и сжала губы, почувствовав натяжение кожи лица. – А если никогда не надоест? То, что, останемся тут навсегда?» Неопределённость угнетает человека чаще всего и больше всего остального. Куда как легче воспринимать дары жизни, когда знаешь оговоренные рамки, в которые требуется уложиться, чтобы от этих щедрых даров, а не посулов, оторвать побольше и постараться всё переварить.
«Пока не надоест!» - снова подумала Нина, но с меньшей агрессией и злостью. Она сентиментально улыбнулась. Открыла глаза. Ей показалось, конечно, показалось, как же ещё, что она услышала родную речь. Всё в ней встрепенулось и напряглось. Она сдвинула на лоб солнцезащитные очки и быстрым взором окинула находившихся вокруг любителей отдыха, безделья и солнечных ванн и купания в горячих водах моря.
Как бы хотелось, чтобы сейчас был… Она прервала беседу про себя; она даже в мыслях запрещала себе упоминание имени того, кто остался дома и с кем она решила совсем недавно окончательно покончить, как и с прошлым. Своим прошлым, чтобы начать строить своё настоящее и будущее с другим человеком.
В один из ненастных осенних вечеров они сидели со Стасом на тёплой веранде его дачи, и пили чай, говорили о всяких ненужностях и пустяках, смеялись остротам, на которые временами был мастак Стас. Так вот, Нина решила завести разговор, захотела высказаться, рассказать о своём прошлом, о друзьях и с кем встречалась. Стас выслушал её ровно настолько, насколько она смогла углубиться в воспоминание, мягко остановил, положил ей свою ладонь поверх её: «Carthago delenda est!» произнёс он и пояснил: у каждого из нас была своя жизнь, наполненная хорошими и не очень событиями, были, и, быть может, остаются друзья, просто на встречи с ними каждый год остаётся всё меньше времени, некоторые сами уходят, с некоторыми прекращаешь отношения сам, но это всё осталось в прошлом, его я называю личным Карфагеном, а он, как гласит пословица: должен быть разрушен. Разрушив его, нужно строить свой новый город не на его руинах, для своего нового города нужно найти новое прекрасное место, построить дом, разбить сад, насадить деревья, родить детей и затем в старости воспитывать внуков. Разрушь свой Карфаген, Нина, и живи спокойно в новом мире своего нового счастья. Позже, дня два-три спустя она поняла правоту слов Стаса: никогда не уйдёшь вперёд, постоянно оглядываясь назад, не разрушив старый дом, не построишь дом новый и прекрасный; иначе будешь постоянно топтаться на месте.
