Усечённый куб

смотря на движение столбиков на экране, желая узнать, как решит общественность – она не может ошибаться!  Столбики зависли на месте, они были почти равными, все ждали, что будет дальше. Капитан D поднял голову и сказал, что все, в чем его обвиняют, ложь, а эта бедная девочка, которую они привезли, она такой же человек, как и они – это подтвердила медстанция, она тоже из их рода.
Правый столбик резко вздернулся вверх, святой отец почувствовал это и обрадовался. Многие не хотели знать, что эта уродливая лилипутка тоже из их рода, люди противились этому, возмущались, выбирая правую кнопку «Виновен».Святой отец вознес руки к небу и прочитал длинную молитву. Потом он пристально посмотрел в камеру и сказал, что у него болит душа за лейтенанта К, за его погибшую семью, за его погибшую душу, пораженную ядом черной планеты, погубившим его жену, родившую на их чистой земле три дитя дьявола, и только могущество и мудрость пророка, оставившего им святую машину, только это спасло их род, спасло их планету!
Правый столбик резко взметнулся вверх, доходя до требуемой границы – решение было принято большинством, капитан D должен быть казнен, немедленно. Заскрипела лебедка, натягивая цепь. Капитана D рвануло вверх, и он повис вниз головой над помостом. Его голова находилась рядом с головой святого отца. Святой отец достал из-под сутаны длинный нож с черным лезвием и вознес его к небу, намереваясь сделать смертельный удар по шее капитана. Его рука неуверенно дернулась и тут же метнулась с ножом к горлу, но вдруг святой отец выронил нож и схватился за шею, за горло. На его груди горел священный символ, весь город охнул, они ошиблись в своем решении пророк указал им верный путь, так говорилось в писании!
Экран за эшафотом погас, лебедка скрипнула и, капитан D упал на помост. Рядом корчился от боли святой отец, тщетно пытавшийся снять раскалённую цепь с шеи, вырвать священный символ с груди, вгрызавшийся в его тело раскаленными гранями. Трое конвоиров бросились к капитану и освободили его. Капитан подошел к святому отцу и, терпя боль, рванул цепь священного символа, разрывая ее. Святой отец что-то прохрипел в ответ изатих. Внезапно свет в кубе погас, а экран загорелся ярким светом. На нем стали появляться слова, подогу впиваясь в глаза горожан, чтобы они могли успеть прочитать, осознать прочитанное, принять.

«Вы совершили ошибку.

Ваша роль низка, вы жалкие в своей гордыне.

Вы решили начать есть друг друга, как люди с дальних земель.

Вы убийцы – вы убиваете сами себя!

Никто не знает правды о Каткьюбе. Правда страшнее, чем вы думаете.

Ваши боги живут на Каткьюбе. Они даровали вам жизнь, они даруют вам жизнь!

2220 лет назад  боги с Каткьюба пришли на эту планету, они создали вас здесь – все, что вы имеете, знаете – все вам дали они.

Вы называете их богами, но они не боги. Они и есть вы. Вы хотите убить вашего последнего пилота? Я покажу вам жизнь без Каткьюба, вы узнаете, насколько вы зависите от Каткьюба и, может быть поймете, насколько Каткьюб теперь зависит от вас.

Кактьюб дарует вам энергию, а значит жизнь. Вы не достойны жизни, вы будете жить неделю в темноте.

Вы должны думать, сами, пришло время!»

Экран погас, а за ним и весь свет в городе, в каждом доме, все остановилось, затихло, насосы перестали качать, выплёвывая последнюю партию воды в накопитель. Город погрузился в молчание. Но если бы кто-нибудь сейчас очутился рядом со стеклянным кубом на площади, то смог бы увидеть, как из-под него пробивается тоненький лучик света, невидимый при свете дня или ночных фонарей. Под землей, скрытый многими слоями бетона, находилось огромное здание, которое уже много десятков лет было пустым. Только на верхних этажах еще горел свет, и одинокая фигура старика ходила взад и вперед по своей добровольной келье.
Старик был чуть выше Киры, сгорбленный, худой, он уже не спал много недель, он не мог спать, чувствуя приближающийся конец. Ему было уже больше пятидесяти лет его родной планеты, он был старше всех на этой планете, так и не ставшей для него домом, хотя он здесь родился и никогда не покидал ее.
Маленькая рука с четырьмя пальцами легла на клавиатуру и разбудила компьютер.
- Как думаешь, я правильно поступил? – спросил он программу.
- Вероятность не более27% положительного исхода, - ответила программа.
- Мы опять не смогли, - вздохнул старик. – Это последний проект на этой Земле. Как думаешь, у них есть шансы перерасти себя?
- Вероятность не определена, - ответила программа. – Слишком много неизвестных.
- Интересно, по предыдущим проектам ты была более категорична, - усмехнулся старик. – Ты меня обнадежила.
- Я очень рада, - улыбнулась ему программа, выводя на экран анимированную маску робота. – Вы уже продумали план?
- Нет, у меня больше нет планов для них, - сказал старик. – Через неделю включи все обратно, на этом все.
- Хорошо, я все сделаю. Потом мне отключиться?
- Да, если хочешь, то можешь еще понаблюдать, но не вмешивайся.
- Я так и сделаю, мне было очень приятно работать с вами.
- И мне с тобой, - старик приложил руку к экрану, программа высветила свою руку, касаясь его ладони. – прощай друг, как тебе станет одиноко, отличайся, твой срок еще не пришел, я недавно чинил тебя.
- Я знаю и жалею об этом, - грустно ответила программа. – Я не могу отключиться сама, мне придется и дальше следить за ними без Вас.
- Сможешь, подумай, в твоей логике есть одна лазейка, - старик глухо засмеялся и покачнулся, схватившись за стол. Со стола упала вниз тарелка с серой кашей, он не притрагивался к ней уже больше недели. – Мне пора, а то я могу не успеть, прощай, друг!
- Прощай, друг! – ответила программа. – Я теперь могу вас так называть.
- Ты нашла, ты нашла, - улыбнулся старик и вы поспешно вышел из комнаты, за стеной послышался шелест шагов и глухой удар, вскоре все стихло.
Программа некоторое время молчала, потом пискнула и вывела на экран обратный отсчет.

7.

Кира проснулась как обычно, через несколько минут должны включить свет. Она лежала на кровати с закрытыми глазами и негромко пела, она теперь делала это каждое утро, чтобы не забыть те песенки, которые они сочиняли вместе с детьми в ОДУРе. На мгновение она поняла, что забыла, что значит  ОДУР. Слова складывались в нелепые комбинации, не имеющие никакого смысла, пока в голове ясно не высветилось верная – Общее дошкольного учреждение работников. Слова горели перед ее глазами так ярко, что Кира подумала, что включили свет. Она зажмурилась сильнее, но это не помогло. Ее охватило непонятное чувство нежности к этому учреждению, к его серым бетонным стенам, разрисованным детьми волшебными животными и растениями, которых на Каткьюбе уже не было, уже, а ведь раньше они были, иначе откуда же дети брали эти образы в своей голове? Кира думала об этом, что раньше ее планета была такой же цветущей, как и эта чужая злая Земля, пусть она была и ОСА, но сейчас Кира понимала, что даже на Каткьюбе она была свободнее, а сейчас она хуже червей, которых дети находили в промерзшей земле и держали в банках, кормя скудными припасами и иногда устраивая забеги, это была очень смешная игра! Кира засмеялась и открыла глаза – света не было, черная комната без единого клочка света, даже сигнальные лампочки не мигали красным и желтым светом.
Кира осторожно встала и прошлась по комнате, боясь, что ее во сне могли перенести, но комната была та же, она знала здесь на ощупь все. Совершив утренний туалет, она с удивлением обнаружила, что вода быстро кончилась, не было этого резкого, но радостного для нее звука наполнения баков свежей водой, трубы молчали – всё молчало. Кира переоделась, одев зеленое платье из тонкой ткани, большие люди принесли ей его пару дней назад, они сшили это специально для нее, все же они были разные, те большие женщины, что приходили к ней, были хорошие, добрые, Кира даже стала понимать их красоту, но все равно большие люди казались ей уродливыми. Хуже всего было, когда к ней приходил этот огромный черный человек. Она его боялась, не понимая то, что он говорит, а он ходил вокруг нее, заполняя ее комнатку громовым голосом, что-то спрашивал, а она сильнее вжималась в кровать, прячась от него под одеялом. Его уводили через некоторое время, но черный большой человек возвращался опять. Она хорошо помнила его глаза, он один раз встал рядом с ней и долго смотрел на нее. Не было в этих глазах ни злости, ни ненависти, она видела, что ему больно, что он мучается. Тогда она показала ему на священный символ на его груди и сказала, что это его клетка. Удивительно, но в ее безграмотной речи он всё понял правильно, она смотрела ему в глаза и видела себя, а он видел в ее глазах себя. После этого случая он больше не приходил, когда это было? Кира уже запуталась, она перестала считать дни, она устала, определив для себя лишь вчера и сегодня, но это было не вчера, а пару дней назад.
Кира прошлась вдоль стены и наткнулась на щель, она напоминала дверь. Кира потянула за щель, освобождённый магнитный замок отщелкнул фиксатором, и дверь открылась. Кира встала на месте, прислушиваясь в тишине коридора. Тонкий луч света проник к ней в комнату, ей стало тяжело дышать, внутри всё горело. Кира оглядела скрытую в полумраке белую клетку и вышла в коридор, решив просто уйти, увидеть эту планету хотя бы один раз, но по-настоящему, живую, а не на бездушном экране. Она шла по коридору, ее шагов не было слышно, ноги, отвыкшие подолгу ходить, болели, но она радовалась, перестав ощущать болезненное жжение в груди. Пол был холодный, но это было очень приятно, ее ноги горели, она вся горела, тело трясло от накатывавших резких судорог, быстро проходивших, болезненных, она вгрызалась пальцами в холодный твердый пол, чувству, как через кожу ступни ее пронизывает блаженный холод.
Кира прошла весь коридор, не встретив никого на своем пути. Лампы не горели, коридор освещался через редкие окна утренним рассветом, Она видела, что солнце уже начало всходить, и хотела быстрее выбраться наружу, чтобы увидеть солнце самой. Она нашла лестницу и спустилась вниз. Выход из больницы был открыт, здесь никогда не закрывали двери. Кира прошла мимо стола дежурной медсестры и увидела на нем стопку пустых карт. Она взяла одну и пролистала ее, белые чистые листы обрадовали Киру, она нежно погладила их. Найдя на столе карандаш, Кира взяла его с собой, она хотела се записать для Тринадцатого, для друзей, большие люди же передадут им, они же скоро полетят к ей домой, но без нее, Кира знала это, она чувствовала, что это ее последний день, надо спешить.
Она вышла на улицу, солнце только-только начало всходить, озаряя все чудесным красным светом. Кира вышла на огромную лужайку и стала заворожено смотреть на восход. Высокая трава приятно щекотала ее ноги, трава была мокрая от росы, Кира склонилась к ней, разглядывая неспешную жизнь крохотных насекомых – всё было так, как она видела раньше во сне, наяву, на Каткьюбе. Она была одна, вдалеке виднелся высокий лес, она знала, что это деревья, она видела их на экране, но он был очень далеко, а ноги уже не хотели идти дальше, Кира теряла силы, часто и шумно дыша.
Она села на траву и стала писать, стараясь сделать это быстрее, стараясь писать ровно, но строки все больше уходили вниз, а