Смерть в ущелье Ыссык-Су

назвали, не иначе.

С северо-восточного склона в ущелье спускались три маленьких ущельица – отщелка, как их называл Костя. Два мы уже прошли. Третий был в самом конца ущелья. Когда мы дошли до него, Катя воскликнула:

– Смотрите: палатка!

Действительно, в начале последнего отщелка стояла маленькая парусиновая палатка. Унылое зрелище она из себя представляла. Рваная, осевшая, вылинявшая. Стояки накренились в разные стороны. Мы подошли. Палатка была такая ветхая, что казалось: задень ее, и парусина расползется. Перед входом валялся полусгнивший спальный мешок. Внутри было пусто. Она явно стояла здесь не один год. Возле полуразрушенного очага валялись три  алюминиевых  кастрюли разного размера  и чайник.

– Палатка одноместная, а кастрюлей три, – сказал я.

Мы потоптались возле палатки, выдвигая и обсуждая разные версии.

Отвесная скала с головой прищурившегося старика  нависала над нами. Хоть теперь мы видели его с другого ракурса, так сказать, анфас, это был тот же старик. Одноглазый старик. Скала была из красноватого гранита. Дно отщелка круто поднималось вверх, огибая скалу справа. В этом отщелке кусты эфедры были особенно пышными. Костя подошел к одному, ухватил длинный и густой пучок, словно хотел сжать его серпом.

– А тут чикинда вообще нерезаная! – воскликнул он, без прежнего, впрочем, энтузиазма. – Ясное дело: кто захочет на своем горбу мешки с чикиндой к дороге таскать!

Пошли назад. На обратном пути почти не разговаривали. Палатка произвела на всех удручающее впечатление.

Вернулись мы уже в сумерках.

– Наконец-то! – обрадовалась Алиса. – Мне уже не по себе стало…

Только легли спать, как услышали пронзительный визг Алисы. Мешая друг другу, выскочили из палатки. Полураздетые девушки стояли недалеко от своей палатки и с испугом смотрели на нее. Луна светила ярко. Я отметил про себя, какая у Кати красивая фигура.

– Паук заполз, – пролепетала Алиса. – Громадный, жуткий. – Вдруг она снова завизжала.

Из палатки выбежал устрашающих размеров паук, рыжий, мохнатый, с мощными челюстями. Передвигался он с пугающей стремительностью. Антон с непривычной для него проворностью поднял камень, подбежал и ловким ударом раздавил его. Выпрямился и посмотрел на Алису.

– Это фаланга, – определил Костя. – Выглядит страшно, но не ядовитая.

– Не совсем так, – сказал я. – Да, ядовитых желез он не имеет, но может на челюстях переносить трупный яд. Известны смертельные случаи от ее укусов.

– Ну поцелуйте же своего спасителя, девчонки, – хмыкнул Санек. – Он же этого ждет.

Девушки смущенно молчали. Антон опустил голову и зашагал в палатку.

– Что ж ты своей пикой не воспользовался? – с легкой насмешкой спросил Костя.

Санек не ответил. Все разошлись по своим местам.

Спал я плохо. Хоть и устал. Думал о Кате. Кажется, я ее полюбил.

4    

За завтраком Санек попробовал суп и скривился.

– Холодный. Мартышка у нас дежурный? Ты суп вообще разогревал?

Суп, действительно, был теплым. Антон опустил глаза.

– Разогревал. – Тихим голосом, но явно волнуясь, попросил: – И это…  Не хочешь меня Антоном называть, вообще никак не называй, короче.

– Да за глаза все тебя так кличут. Прижилось!

Это было не совсем так: мы с Катей Антона так не называли.

Антон быстро окинул всех затравленным каким-то взглядом. Минуту ели молча.

Санек вдруг с брезгливым видом отставил миску с недоеденным супом.

– Хоть чаю напьюсь… И чай холодный! Сахар даже не растворяется. Я только горячий чай признаю. Не повезло нам сегодня с дежурным… Ты что, Мартышка, дров пожалел?

Глазки у Антона зло блеснули. Он перевел их на медленно  плывшее  на  север  кучевое
облако, розовое от рассвета, и что-то истово зашептал.

– Ну зачем ты так, Санек? – с укором сказала Катя. – Ну не хочет человек, чтобы его так называли.

– В народе говорят: хоть горшком назови, только в печку не ставь, – отмахнулся тот. И хохотнул: – Это что ты там шепчешь?

Антон не отвечал.

– А правда, Антон? – Катя с любопытством смотрела на него. – Молитву читаешь?

Антон перестал шептать, повернулся к Кате.

– Типа того. Молитва, чтобы себя сдерживать. – И снова зашептал.

Санек совсем развеселился.

– Ух ты! А если не сдержишься, что будет?

Антон встал и, продолжая шептать, ушел в палатку.

Когда стали собираться на работу,  Санек предложил:

– Что мы будем друг у друга в ногах путаться? Пусть каждый себе участок выберет и косит самостоятельно. А, начальник? – Он посмотрел на Костю.

– Резонно, – сказал тот. – Я сам такую мыслишку хотел подбросить. По одному-то по горам ходить рискованно, это да, но на пары нам разбиться можно. Как раз три пары. Но кучки все равно будем отдельно класть… Вас вот только придется разлучить. – Он посмотрел на
девушек. – Одних мы вас в горы не пустим, всякое может случиться. Да и нельзя на такой работе без мужика. Так что…

– Я с Олегом, – сказала вдруг, заметно смущаясь, Алиса.

Она быстро подошла ко мне и стала рядом. Алиса была почти такой же высокой как я.

– И я выбираю Олега, – заявила Катя.

Ликование охватило меня. Костя явно был озадачен.

– Занято, – полушутя, полусерьезно сказала Алиса и взяла меня за руку.

– Да, так не пойдет. Придется тебе, Катюша, выбирать из незанятых, – с натянутым смешком произнес наш бригадир.

Катя посмотрела на меня. Как бы спрашивала, почему я молчу, почему за нее не борюсь. Слегка пожала плечами. Оглядела претендентов. Это походило на какую-то забавную детскую игру. Все пытались улыбаться, даже Антон. А на самом деле разыгрывалась драма.

– Я выбираю Костю.

И я почувствовал, что в этот миг я потерял Катю. Ликование сменилось острым ощущением несчастья, настоящего, большого несчастья.

Часто  вспоминаю ту минуту. Вспоминаю ее взгляд. Хочу понять, почему  не сказал, что я, в свою очередь, выбираю ее. И прихожу к выводу, что причина была одна. Я боялся, что это будет некрасиво по отношению к Алисе, боялся поставить ее в смешное положение! Это моя беда. Сколько нужных дел я не сделал из-за боязни поступить некрасиво.

Теперь в отличное настроение пришел Костя.

– Я буду косить один, – заявил Санек. – В самом дальнем отщелке.

– Я же говорю, – сразу стал серьезным бригадир, – одному по горам ходить нельзя.

– Ничего со мной не случится.

– Горы непредсказуемы… Что ж делать: какой достался напарник – такой достался.

– Да не в этом дело. Даже если бы меня Катюха выбрала, я бы один работал.  Я –  волк-
одиночка.

– А почему ты самый дальний участок выбрал? – Костя внимательно посмотрел на Санька. – Ведь замучаешься оттуда мешки к дороге подтаскивать.

– Чикинда там некошеная. Подтащу. Надо будет – ишака у чабанов арендую.

– Все же я против. Я – бригадир, я за вас отвечаю.

– Да бригадирство – это же фикция! – нетерпеливо отмахнулся Санек. – Здесь каждый сам себе хозяин. За это я эту работу и ценю. Короче, до вечера.

Он надел рюкзак и двинулся вверх по ущелью.

Костя хмуро глядел ему вслед. Покачал головой.

– Это он зря…

– Темнит он что-то, типа того, – вдруг сказал Антон. – Эта его как бы пика… Как ей можно в фалангу попасть? Или типа в змею…

Костя усмехнулся. Немного подумал.

– Тогда, может, вы Антона в свое, так сказать, звено возьмете?

Антон с надеждой посмотрел на нас с Алисой.

Алиса запротестовала.

– В таком случае, Антон, твой участок – второй отщелок.

К себе Костя его взять не захотел. Несмотря на чувство ответственности за нас! Антон сумрачно кивнул и пошел на свой участок. Внезапно остановился, обернулся. Несколько секунд глядел мне в глаза. Это было на него совсем не похоже. Потом продолжил путь. Снова стал, снова повернулся.

– Олег, можно тебя типа на пару слов?.. Типа наедине…

Я подошел. Заметно было, что Антон очень волнуется.

– Короче… я это… ну того…  могу жениться только на чистой девушке, – зашептал он. – Типа непорочной… Алиса мне как бы  нравится… Короче, я хочу  жениться на ней.  У меня к тебе просьба. Ты ее это… типа не трогай… У тебя ж серьезных намерений к ней как бы нет, я вижу… Обещаешь, короче?

Тон его был просительный.

– Обещаю.

Он порывисто и крепко пожал мне руку.

Когда я вернулся, Катя и Алиса нетерпеливо и одновременно поинтересовались, что сказал Антон. Я развел руками.

– Конфиденциальный разговор.

Алиса капризно надула губы.

– Конспираторы!

Костя показал на эфедру, которую мы вчера жали.

– Олег, вот этот участок – ваш. Это лучший участок. Алиса у нас девушка нежная. Как раз для нее. А мы с Катюшей первый отщелок возьмем.

Они тоже ушли.

Я был зол. На себя, на Алису, на Костю.

Мы полезли на гору.

– Высоко мы сегодня забрались, – сказала Алиса, когда мы добрались до эфедры.

– Да. И склон здесь круче. Жать будет немного сложнее.

– А Костя говорит: резать.

– Да. А Санек  –  косить. Но косят косой, режут ножом, а серпом – жнут.

Начали работать. Алиса переходила от  куста  к  кусту  медленно,  осторожно,  с  опаской
поглядывая вниз. По-прежнему у нее  не получалось туго набивать мешок. Пришлось эту работу делать за нее. Во мне  росло  раздражение.  Она  быстро  устала.  Однако  настроение  у Алисы было  приподнятым.

После двух коротких перекуров сделали большой. Перекусили.

– Не думала, что так тяжело будет, – вздохнула девушка. – Это Катя уговорила меня поехать. Она же без новых впечатлений не может. Но я не жалею. – Она взглянула на меня.  Когда она на меня смотрела, ее холодные глаза теплели. – Совсем не жалею!

Я мрачно молчал.

– О чем же все-таки вы с Антоном говорили, Олег?.. Хоть намекни… – Она улыбнулась. – Или это такая страшная тайна, что и приоткрыть ее нельзя?

– Я думаю, Антон тебе сам об этом скажет.

– Вот даже как? – удивилась она. – Совсем заинтриговал!.. А моего папу тоже Олегом зовут. Мама его всегда Олежеком называет. А можно, я тебя Олежеком буду звать?

– Пожалуйста.

– Хорошо звучит: Олежек! А ты родителями живешь, Олежек?

– Родители умерли восемь лет назад. Мать отца на три лишь месяца пережила.

– Несчастье какое…

– Сейчас времянку снимаю во Фрунзе.

– А родители где жили?

– В Горьком. В той квартире теперь сестра живет. Семья у нее своя.

Алиса мечтательно глядела на горные вершины.

– Как мне нравится, Олежек, что ты не ругаешься. Костя и Санек  могут  заматериться.
Санек даже при нас может.

– Антон тоже не ругается.

– Антон меня не интересует, – многозначительно произнесла Алиса.

Она стала весело что-то рассказывать. Я угрюмо смотрел вниз. Алиса замолчала, тоже приуныла.

Когда работа подходила к концу, девушка вскрикнула.

– Олежек! Я порезалась! – Она показала окровавленный указательный палец.

Следуя советам Кости, я соскоблил с серпа застывший сок, приложил его к ране, забинтовал.

Работать Алиса уже не могла. Ждала, когда я закончу. Наконец, мы приготовились к спуску. Мешки скатывал я, Алиса должна была поправлять верхние мешки, придавать им нужное направление.

– Нет, не так, тебе же забинтованной рукой трудно будет удерживать. Надо стать с левой стороны.

Начали спуск. Когда попали на участок осыпи, сплошь состоящий из мелких камушков, верхний ее слой пришел в движение и поехал вниз вместе с нами. Алиса даже взвизгнула. Поднялась  пыль. Мы спускались как в лифте, стоя неподвижно,