Некоторые особенности проживания на полуострове Ямал.

был хоть и оригинален, но вполне предсказуем, потому что здесь, в заточении, всё продовольствие состояло из нескольких бичей да банок пяти тушёнки.
  Нет, никто не лишил наших героев свободы за какие-то неблаговидные деяния, хотя, если порыться, то в каждом можно отыскать нечто такое, за что некоторое ограничение свободы будет не лишним! Всё было гораздо примитивнее — супервездеход «Витязь» оказался не таким уж и супером. Что-то в двигателе его крякнуло, хрустнуло или гавкнуло, можно называть по-разному, но итог нарисовался один: техника умолкла надолго!
  Лёха, часа полтора пытавшийся разобраться в поломке, вылез из недр моторного отсека злой и грязный. Он рассказал много интересного о жизни во Вселенной и в нашей стране в частности, а так же прочитал небольшую лекцию, посвящённую особенностям русского языка, из которой топики с удивлением поняли, что не все тайны родной речи они усвоили за годы своих недолгих ещё жизней!
  Но вывод из всего, поведанного весёлым вездеходчиком, получался только один: техника встала надолго, да так прочно, что этому бы позавидовал даже Казанова!
  — И что теперь делать? — Саня смотрел на Лёху своими разнородными глазами — один был нормальным, голубого налива, а второй пока ещё отливал цветом бешенства неудовлетворённого быка.
  — Что можно делать? Чинить будем! — вездеходчик снова был жизнерадостен и весел. — Ничего, Санёк, всё в этом мире можно починить, кроме мозгов!
  — И сколько же часов потребуется? — вклинился Яся, но, подумав, добавил: — Или дней?
  — Да за пару дней всё наладим.
  — Ну, и ничего страшного, если так. А когда начнём?
Лёха задумался на мгновение, потом снял свою шапчонку и бросил её на пол:
  — А сразу же, как привезут новый движок!
  — А когда… — начал было Яся, но тут же осознал всю пикантность сказанного вездеходчиком. — Какой новый движок? Да кто его привезёт?!
  — Ну, это уже другая тема! Ты же спрашивал лишь о сроках работы!
  — Короче, всё ясно, — оба глаза Сани потемнели, наливаясь хмурью безнадёжности, — нам каюк!

  — Хорошо идём, Серёга, точно? Пять километров в день — это же хорошо? — Вовик наворачивал солянку, смачно хрустя сухарём.
  С хлебом в тундре всегда напряг, поэтому мы берём с собой пару мешков ржаных сухарей, и это самое вкусное, что есть на свете! Если не верите мне, то можно провести несложный эксперимент. Поезжайте в тундру, поработайте на свежем ветре и бодром морозце часиков двенадцать без обеда, а потом попробуйте этот сухарик! Как говорится, язык будет проглочен и переварен!
  — Хорошо, конечно, но можно и побыстрее. Сейчас такое время года, что хорошей погоды может быть слишком мало.
  Палатка дрогнула, и плафоны освещения дружно закачались, словно им надоело статичное положение.
  Но всё объяснялось просто: вторые сутки пурга испытывала наше жилище, пытаясь нащупать слабые места. К счастью, пока таковых не нашлось.
  — Да разве может быть хорошая погода в этой заднице! — подал голос Макс, пристроившийся рядом с Вовиком у столика.
  — Может, всё может быть, и даже то, чего быть не может! — блеснул остротой мышления Михалыч и добавил: — Давайте, жуйте быстрее, не задерживайте вторую смену!
  — Не торопи, а то подавлюсь, придётся санборт заказывать, — энергичнее заработал ложкой Макс.
  — Никаких санбортов, — отрезал я, — прикопаем в тундре, и пусть далёкие потомки выясняют, что ты был за гомо топикус!
  Но вот первая смена отобедала, уступив место следующим. Дело в том, что мест за столом хватало только на двоих, да и то сидеть приходилось не на стульчиках, которые у нас, конечно же, имелись, но не имелось места, куда их приткнуть. Поэтому усаживались мы на раскладушки, стоящие ближе к столу, а если точнее, то на тех, кто на этих раскладушках проживал. Поначалу эти проживающие роптали и даже возмущались, но, поскольку всё их недовольство начисто игнорировалось, постепенно успокоились, приняв данность за неизбежность.
  — Так что там говорил наш метеоролог? — Вовик втиснулся в стенку палатки, чтобы уступить часть места Молчуну.
  — Сказал, что два дня будет пурга, потом день позёмка, ещё день погода хорошая, а потом пурга вернётся, но уже на пять дней! — припомнил я слова Пети.
  Петя — это явление, много изученное, но мало понятое нами. Он — дитё тундры. Хотя, не совсем и дитё, ведь лет ему… на вид — все семьдесят, хотя по факту вероятно, лет пятьдесят. Но суровый образ жизни без сомнения накладывает свой неуклюжий отпечаток на лица и тела тех, кто сталкивается с ним. Ведь это и по нам очень заметно, не правда ли?!

  С Петей мы познакомились до абсурдности просто.
  Мы гнали свой ход, перебираясь с точки на точку, и вот слева от нашей трассы из-за сопочки вынырнули несколько чумов, воткнувшихся в вершину господствующей высотки. Пока я через трубу тахеометра рассматривал чахлые постройки коренного народа Ямала, Макс и Юрок, бывшие впереди меня метров на триста, уже вступили в контакт с первыми представителями обитателей этих мест. Но первыми оказались существа не совсем разумные, но зато более симпатичные — это были олени.
  Они обступали наш тырчик совсем безбоязненно и, можно даже сказать, с некоторой нагловатостью. А когда Макс достал кусок американского хлеба, эта нагловатость переросла в наглость обычную. Хлеб этот, сдобренный спиртом, предназначался для долгого хранения и вкус имел пресновато-дерьмоватый, потому мы и ели его только в самом голоднющем случае. Но оленям он пришёлся так по душе, что они просто начали засовывать рогатые и безрогие бошки в чрево нашего вездеходика.
  Всё это я увидел в поле зрения трубы, и, отнаблюдав переднюю точку, быстро помчал на лыжах туда, боясь, что олешки разбегутся, и я их не увижу вблизи. Эх, уж чего-чего, а этого можно было не опасаться! Эти твари облепили нас плотно, как мошкара перед дождём, и настойчиво требовали продолжения банкета. Но хлеб уже закончился, а сало отдать им нас не заставили бы даже пытки инквизиции!
  И вот в этот момент подоспела помощь. Из-за горочки вынырнуло что-то ревущее и дымящееся. Я вначале испугался, но быстро припомнил, что в этих местах не водятся Змеи Горынычи и всякие Василиски. И точно, это оказался обыкновенный «Буран». Хотя нет, он не был таким уж обыкновенным. Во-первых, его морда была удалена напрочь, а во-вторых, ну не мог же обыкновенный снегоход, даже и изготовленный в самой огромной стране света, изрыгать столько дыма! Оказывается, мог! Правда, если залить в его топливный бак вместо бензина солярку. Да, хитроумен здешний народец, мы до таких вещей ещё не доросли!
  — Масло, бензин есть?!
  Эти слова долетели до меня раньше, чем снегоход остановился. А ещё через минуту я разглядел и того, кто эти слова родил.
  Из-под капюшона мехового балахона на нас взирало улыбающееся лицо, похожее на перепеченое яблоко, измазанное в саже:
  — Я знаю, кто вы такие! У меня друзей много и в Салехарде, и в Москве! И палки ваши я не трогаю! Зачем они мне? Да и горят они плохо!
  — А откуда же знаешь, что плохо горят, если не брал? — прищурился Макс и достал сигареты.
  — Да Колька говорил, — не моргнув глазом, сквозь жёлтые зубы выдал гость, а, вернее, хозяин этих мест, и бесцеремонно вытащил сигарету из Максовой пачки. — Дай-ка огоньку!
  Макс чиркнул зажигалкой, и они довольно задымили.
  Наверное, я очень плохо представлял людей, населяющих северные просторы нашей страны. Почему-то они в моём видении были суровы и молчаливы, говоря лишь крайне необходимые вещи. Или же Петро — как нам представился наш собеседник — был редким исключением из правил.
  Он тарахтел безостановочно! И очень скоро мы знали все последние новости как тундры, так и всего остального пространства земного шара! Так же он нам поведал о последних достижениях науки и техники и о мыслях некоторых руководителей некоторых стран!
  В конце разговора, а, вернее, монолога, изредка прерываемого нами, он предложил нам купить у него оленя за бутылку. Но, увы, бутылки у нас не оказалось, и заманчивая сделка сорвалась!
  — Ну ладно, Петро, — Макс протянул оленеводу-коммерсанту пачку, в которой было ещё штук десять сигарет, — спасибо за беседу, но нам нужно работать.
  — Какой работать, — Петя посмотрел на небо и ткнул пальцем куда-то на северо-восток, — разве не видишь?
  Я внимательно посмотрел в направлении давно не мытого пальца, но ничего там ужасающего не увидел:
  — А что там?
  — Как что? Совсем ребёнок? Скоро пурга начнётся!
  — Скоро?
  — Да! Вам сколько ехать до чума?
  — Часа два. Да мы в палатке живём, — заулыбался Юрок.
  — К вечеру задует! — уверенно кивнул Петя и принялся заводить свой снегоход.
  Попытки с двадцать пятой это у него получилось и, обдав нас на прощанье солярочным чадом, он умчал так же внезапно, как и появился.
  — Орёл! К вечеру! Да до вечера осталось три часа! — только и смог сказать Макс, залезая в тырчик.
  Мы легкомысленно погнали ход дальше.
  Домой мы возвращались в кромешной тьме, полагаясь исключительно на навигатор, потому что пурга, обещанная Петей, пришла точно по расписанию, словно ей не давали покоя лавры «Красной стрелы»!..

  В вахтовом посёлке Байдарацкий всё было прекрасно, кроме, разве что, его названия. А ведь совсем недавно это место имело имя более красивое и значимое — Виктория! Но, впрочем, для наших героев это имеет не такое уж большое значение — не один ли хрен, где сидеть, тягостно давясь днями ожидания?! А ожидание стократ тяжелее, когда работа закончена, и ты вроде свободен, но какая-то мелочь не пускает тебя туда, где душа давно уже околачивается!
  — Ну что? — В глазах Яси нетерпение зримо искрилось, переливаясь огоньками надежды.
  — Всё то же, мест в ближайшие вертушки нет, — Саня скинул куртку и плюхнулся на кровать, — нужно ждать.
  — Опять ждать. Сколько же можно?
  — А кто сказал, что будет так просто? Это ты здесь в первый раз, а я тут уже насиделся!
  — И что, всегда так?
  — Практически. Сюда только попасть легко, а уж выбраться… Это всё равно, что жениться.
  — В смысле? — Яся не понял юмора, ведь он-то, в отличие от Сани, был женат.
  — В смысле, легко жениться, тяжело разводиться! Ах да, ты ведь ещё не разводился? Тогда потом поймёшь, что к чему!
  — А ты-то что, разводился уже несколько раз?
  — Да нет, я даже ещё и не женился! Но очень зримо представляю всю эту катавасию!
  — Ни фига ты не представляешь, — Яся лишь презрительно усмехнулся. — Ладно, что делать-то будем?
  — Ждать, что же ещё? Счас соснём часок, а потом на обед потопаем.
  — Ох, только не говори про это! Как представлю нашу столовку, так сразу не только к жратве отвращение появляется, но и ко всей нашей жизни, если, конечно, это можно жизнью обозвать!
  — Да, еда не фонтан. Но другой-то нету! Неужели все здесь довольны? Почему никто не возмутится?!
  — А чего возмущаться, Сань, ведь всё равно ничего не изменится!
  — Это точно. Везде и всё одинаково!..
  Парни загрустили, думая об одном ли, или совсем о разном, нам это неведомо, но понять их состояние труда не составляло, особенно тем, кто сам прошёл через ямальские отсидки, теряя бесцельно недели и месяцы жизни, и не получая взамен ничего, кроме тягостного опыта и горьковатого осадка в скукоживающейся от безнадёги душе…
  А через пару часов