VII
Старый лодочник невозмутимо попыхивал трубкой, поджидая Марата. Марат подошёл, поздоровался.
- Что случилось? – Спросил он и наклонился за оставленной на песке одеждой.
- Замёрз, поди? – Отозвался старик.
- Есть немного. В воде, как-будто, даже теплее.
- Ветром с гор потянуло. А там, братец ты мой, наверху, то есть, зима. – Лодочник пошкворчал трубкой,
- А чего судьбу искушаешь?
- В смысле?
- Я говорю, опасно это, одному, без страховки, баловаться по ночам.
- Да вот, не удержался, - Честно признался Марат. Потом улыбнулся доброму лодочнику:
- Но, честное слово, я больше так не буду.
- То-то! Люди в бассейнах тонут, а тут – целое озеро. Ты не гляди, что спокойное с виду. Оно, братец ты мой, ещё какое коварное.
- А вы тут, по какому случаю? – Подражая говору старика, поддержал беседу Марат,
- Гуляете?
- Работаю! Лодочником я тут, ну и приглядываю заодно. За порядком.
- Мне о вас сестра рассказывала.
- Вона как. Меня тут многие знают. Ладно, пошёл я. Дела ещё не закончены. А ты уж, мил человек, остерегись по ночам заплывы совершать. Не ровён час, случится чего. А дома-то, небось, ждут.
- Я с вами прогуляюсь. Не возражаете?
- А чего возражать? Мы людям только рады. Пошли…
Безлюдье, ночное горное озеро, полная луна, придающая декорациям особую таинственность и неторопливо вышагивающий рядом седой и загадочный старик – всё было преисполнено удивительного и волнующего ощущения нереальности происходящего. Высыпавшие на небе звёзды застыли над землёй торжественным космическим салютом. На душе стало упоительно хорошо, и не было никаких других чувств, кроме бесконечной любви к миру, в котором посчастливилось родиться.
Незаметно они добрались до домика, где лодочник хранил вёсла. Не сговариваясь, уселись на прочно застрявшей в песке перевёрнутой лодке. Новый знакомый Марата занялся своей трубкой. Прикурив, обернулся к нему:
- Хорошо-то как вокруг, а? Уж сколько лет тут живу, а всё не привыкну. – Он устроился поудобнее,
- А ты зачем в воду-то полез? – Спросил без всякого перехода старик,
- А вдруг, случилось бы что?
- Так вы из-за этого меня с берега звали? – Отчего-то разочаровавшись, спросил Марат,
- Да у меня, если хотите знать, разряд по плаванию!
- Разряд у него. Родители, небось, путёвку достали? Вот сейчас все так. Сами – ни-ни, а детям – пожалуйста. А они по ночам – купаться. – Клубы дыма от трубки лодочника лениво расползались в разные стороны,
- Природа, братец ты мой, с твоими разрядами считаться не станет. Чуть зазеваешься – проглотит.
- Прям так и проглотит, - Подзадоривал Марат. Лодочник усмехнулся:
- Я тут всякого, братец ты мой, навидался. Зря хорохоришься. Природе вызов бросать, оно, может и звучит красиво, да только не задираться с ней надобно, а понимать. Стараться, то есть, понять.
- Я этим как раз и занимаюсь последнее время. Выходит, что на верном пути. А вы давно здесь живёте?
- Да после войны сюда занесло. Думал, что проездом. Оказалось – навсегда.
- Вы воевали?
- А то как же? Почти всю войну на подлодке ходил. Однажды, во фьордах норвежских, засекли нас немцы. Чудом спасся тогда. Рыбаки норвежские подобрали. – Старик надолго замолчал, погрузившись в воспоминания. Погладил бороду.
- Старая история. Чего вспоминать? Главное – знали тогда, за что воюем. Дел вот только много недоделанных осталось. – Он протяжно вздохнул,
- Потому и надежда – на вас. За вас воевали, вам и доделывать.
- Рассказали бы о себе… - Марат запнулся, подбирая нужное слово,
- …Дедушка.
- Андреем Палычем меня зовут, - Поморщился старик,
- А рассказывать особенно нечего, да и недосуг. И настроения нет, и время неподходящее. Ты о себе лучше поведай. Учишься?
- Учусь.
- Стало быть, не работал ещё…
- На практике только. На производственной.
- Это хорошо, что на производственной, - Марату показалось, что лукавая усмешка затерялась в седых усах его собеседника, поэтому он торопливо добавил:
- Но совсем скоро я уже буду работать! Через два года, а может и раньше.
- Тоже ладно. Хорошо бы по душе занятие найти. А это, братец ты мой, на поверку штука, ох, какая непростая. Надо так, чтобы без работы своей ты жить не мог. Во как! Тогда и жизнь интересной будет. А отец-то кто? Кем трудится?
- Рабочий. Электросварщик. Всю жизнь на стройке, дома строит.
- Хорошая это, братец ты мой, профессия. Нужная и полезная.
- Только почему-то, когда я к нему на работу просился, хоть на время каникул, он возражал. Не для того, говорит, учишься, что б арматурины на себе таскать.
- Ну, мне такая позиция вполне понятная…
- Да и я его вполне понимаю. Он хочет, чтобы его сын был занят не физическим, а умственным трудом. Хотя я всегда пытался доказать отцу, что его профессия – творческая. Помню, случай один, - Марат почувствовал прилив вдохновения,
- В разгар рабочего дня к ним на объект приехала какая-то комиссия. Проверяли качество выполняемых работ. Отец был на "ванночках". Это такой сварной узел, на стыке двух арматур. Ну, вот. Вырезали они, значит, аккуратненько только что сваренную отцом ванночку с арматурой и повезли в лабораторию. Проверять. А через пару дней отцу объявили благодарность. Потому что его "ванночка" выдержала на разрыв на несколько тонн больше норматива. Помню, отец тогда сиял от счастья. Это ли не творчество?
- И мастерство, и умение, и любовь к своему делу. То, что отцом гордишься – это, братец ты мой, величайшее дело! Только так и должно быть. С другой стороны, может и оберегает он тебя излишне. От физического, значит, труда. Но тут я его вполне понимаю…
Андрей Павлович докурил свою трубку, выбил о камень пепел и остатки табака. Потом легко поднялся:
- Поздно уже. За тебя, небось, сестра твоя волнуется.
Марат поднялся следом и собрался прощаться.
- Погоди-ка, - Как-будто спохватился лодочник,
- Без гостинца не отпущу, - И исчез в домике для вёсел. Через минуту вернулся и протянул Марату внушительный свёрток.
- Бери вот. Рыбка вяленая. И ловил сам, и вялил тоже.
- Да нет, что вы, Андрей Павлович, спасибо, не надо!
- Бери, кому говорят!
- Ух ты! Запах какой. Спасибо!
- Бывай здоров!..
- До свидания!
Марат бодрым шагом направился в свой номер, заранее предвкушая, как удивит Марину своим знакомством с лодочником и его неожиданным и вкусно пахнущим подарком. Но когда он проходил неподалёку от торчавшей из воды уже знакомой нам скалы, увидел на ней чей-то силуэт. Он пригляделся. На скале сидела девушка. Одна. Марат огляделся и обнаружил неподалёку оставленную ею одежду. Ситуация складывалась увлекательная. Марат тут же представил, как она выходит из воды и вдруг обнаруживает на берегу незнакомого парня с её платьем в руках. Увлечённый разыгравшимся воображением, Марат не заметил, как девушка отделилась от скалы и поплыла к берегу. Близкий всплеск воды заставил его вздрогнуть. Прятаться было уже поздно. Он просто стоял и смотрел, как она, подобно русалке, появляется из воды. Марат не заметил, чтобы девушка была сколько-нибудь сконфужена. Она подняла платье с песка и выжидающе посмотрела на Марата. А у него, тем временем, от удивления раскрылся рот. Это была она! Незнакомка с катамарана, та, с которой он совсем недавно кружился в медленном танце, так странно и необъяснимо ей же и прерванным.
- Это вы? – Только и смог выдохнуть Марат,
- А я думал, что это… Что это не вы…
- Исчерпывающее объяснение. Вы что, следили за мной?
- И не думал!
- Я люблю купаться по вечерам, и мне нравится в одиночестве проводить время на этой скале. – Оксана улыбнулась,
- Кажется, ты испугался больше меня…
- Просто, это так неожиданно.
Она стояла в мокром купальнике, прижав к себе лёгкое платье, и плечи её, в серебристом свете луны, слегка подрагивали. Марат, наконец, опомнился:
- Ты же замёрзла!
- Да. Надо переодеться. – Марат отошёл на несколько шагов и отвернулся.
- Я смотрю, ты тоже любитель погулять в одиночестве? – Услышал он за спиной её весёлый и звонкий голос.
- Мне давно уже хочется забраться на эту скалу.
- Так в чём же дело?
- Там всё время занято.
- А ты хотел бы один?
- А я хотел бы с тобой, - прошептал он, но тут же громко добавил:
- Сначала – да.
- А теперь?
- А теперь я познакомился с тобой…
- И?
- И мне кажется, что вместе нам бы там было веселее.
- Согласна. Только не сегодня, ладно? Я замёрзла. – Она приблизилась к нему из темноты, и бедное сердце Марата вдруг перестало умещаться в груди.
- Знаешь, Оксана, - Сказал он,
- У тебя очень красивое имя. Красивое, как эта волшебная ночь.
- Да? А ты, случайно, стихи не пишешь?
- Честно говоря, попытки были.
- Почитаешь что-нибудь?
- Даже и не буду пытаться.
- Почему?
- Стихов, достойных твоего слуха, я пока не придумал.
- Ты всегда так требователен к себе?
- К сожалению, нет.
Беседуя таким образом, они незаметно вышли к аккуратным домикам пансионата. Оксана заторопилась:
- Меня мама, наверное, заждалась!
- И ты опять исчезаешь?
- Что делать? Вот, уважаемый странник и любитель ночных прогулок, вот вам моя рука. До завтра!
- Оксана!
- Да?
- У меня предложение!
- Руки и сердца? Так быстро?
- Да нет, - Смутился Марат,
- Может завтра, с утра пораньше, возьмём катамаран?
- Ну вот! А я уж было обрадовалась. Ой! Марат! Кажется, ты краснеешь! Какая прелесть!
- Глупости, - Он отвернулся, смущаясь ещё больше,
- Так берём катамаран?
- Хорошо. Только, чур, ты караулишь очередь. Прям с рассвета.
- Я не просплю! Могу даже сегодня улечься спать рядом с катамараном. Привязавшись к нему канатом.
- В этом случае ты рискуешь остаться без завтрака.
- Это не смертельно.
- Тогда пока! До завтра!
Марат кивнул в ответ и как завороженный смотрел вслед удаляющейся девушке. Мир был прекрасен! Неслышимая для других космическая симфония струилась на него прямо с небес, и он, широко расставив руки и шумно дыша, поднял голову к звёздам. Ему хотелось кричать о своей любви, кричать так, чтобы его услышали все, живущие на этой счастливой планете!
VIII
Весь следующий день Марат был с Оксаной. Катамаран удалось таки, правда, не без боя, взять напрокат, но, "идя навстречу пожеланиям трудящихся", дежурный по пункту проката взял с них слово, что дефицитное плавсредство возвращено будет ими не позже обеда.
- Давайте,
