далекой Америке?
- Иван Иванович, я не ожидал от вас такого ребячества. Что за каприз: стать опять куском жизни и начать жизнь с самого начала? Я думаю вам не в чем себя упрекнуть, чтобы расплачиваться за эту жизнь следующей жизнью и наверстывать упущенное.
- Семен Семенович, я не об этом. Вы меня не правильно поняли. Я, как и вы, есть лишь одна из реализованных возможностей жизни. Причем ее конечная, ограниченная реализация. Почему бы не быть началом новой, уже другой реализации жизненного проекта? Мне это кажется более вероятным, чем непонятное вечное пребывание в Боге для славословия в его адрес или тем более вечная расплата за временные грехи этой жизни.
- Я не был бы так категоричен относительно нашей исконной веры. Правда, вечное существование в ином мире никак не вяжется с тем предположением, что если есть вечность, то она есть во всех мирах, а не только ином, чем наш. Так логичнее думать. Также как может отдельно взятое существо быть вечно? Это возможно только единому. Затем, вечное не есть бесконечное.
- Интересно от вас такое слышать. Вечность существует перпендикулярно, вертикально по отношению к горизонту временных миров. Я думаю, что отдельно взятое существо может существовать вечно только в мгновенном переходе между мирами. Тогда вечность для него представляет собой мгновение перехода из мира в мир. Но оно не может существовать одновременно во всех мирах. Но ничто ему не мешает переходить из мира в мир и жить последовательно в каждом из них сообразно данному течению мирового времени. Иное понимание жизни каждого из нас мне не дается. Вечность я принимаю на условии вечного, вернее, бесконечного, как и безначального, пребывания в последовательности миров в восходящем и нисходящем течении.
- Ваше предположение вполне возможно, Иван Иванович. Однако меня больше занимает другой вариант истолкования вечной жизни человека. По-моему, человек вечен в том смысле, что если он живет настоящим, то и может быть только настоящим. В таком настоящем настоящем ничто не проходит и не приходит. У человека в вечности нет истории. Тогда может ли быть у него Я? Если под Я понимается некоторая точка сбора или, наоборот, истока душевных движений, то, конечно, нет, ибо оно подразумевает изменение, а значит время. Но если в вечности нет Я как ядра личности, то что же есть? Есть ли там вообще кто-нибудь?
- Интересно. И что же там есть, по-вашему, Семен Семенович?
- Нет ничего того, что мы можем назвать сознанием и самосознанием. Там нет ни личного Я психики, ни самосознания познания. Я думаю, что там пусто. Что такое пустота? Это присутствия отсутствия сознающего. Однако при отсутствии органики Я присутствует как механика материи, так и гармоника Духа. Именно диалектическая органика Я позволяет их различить, дифференцировать, осознать и раздельно осмыслить. В поле интенций осознания телесной механики и самосознания идейной диалектики как подобия гармоники Духа. Сознание и следом за ним самосознание приходят вместе с выдохом Абсолюта, с универсальным духом как иное Тому же Самому, Само Самому. В своем неразличенном виде Само Самое или Абсолют и есть Иное иному сознания сознания и не-сознания. Именно Абсолют есть пункт назначения интенции самосознания. В нем как в пустоте может всякое самосознание или Я найти свой желанный приют. И находит себя в Нем личность на выдохе Абсолюта как пустоты. Сущность Абсолюта, его пустотность заключается в череде (им-пульсе) вдоха – полноты (бог-атства) совершенства - и выдоха – нищеты опустошения. Когда Абсолют чтожится, Он вторит себя, является непроявленным всем в одном. Когда Абсолют ничтожится, Он творит мир, проявляется как одно во всем.
- Хорошо, Семен Семенович. Можно ли попасть в абсолютную вечность?
- Я думаю, можно только при условии соблюдения правил попадания в такие состояния сознания, которые подобны Тому Самому, которое Самое Само. Они пустотны и есть места и времена без объектов как лучи стяжения или схождения осознания в точке осмысления. На обратной или противоположной стороне складываются и ничтожатся объекты без места и времени. Соответствие или адекватность Абсолюту как Иному всего иного доходит до точки, до логического конца, когда обращается в онтологический конец сознания и самосознания и схлопывается в пустоту. Именно это и есть миг счастья как явление вечности блаженства. Сознание, которое всю жизнь тщилось стать не менее реальным, чем тело, стало наиреальнейшим в своем полном прекращении и исчезновении: оно одновременно объективировалось в телесную материю как естественнонаучный факт наличного существования, обрело частичную вещественность или выпало в осадок, стало самодостаточным прахом, и слилось со всей пустотой как вместилищем всего. И теперь оно есть одно во всем как следствие всего в одном.
- Семен Семенович, вы это кому-нибудь еще говорили?
- Нет, я сам подумал об этом впервые, вернее, я думал об этом и прежде, но вот так сказал о нем только сейчас.
- Надеюсь, ваши студенты такого психофилософского пассажа никогда не услышат.
- Это почему же, Иван Иванович?
- Вы, я вижу, Семен Семенович, уже обиделись на мое замечание. Право, не берите его в голову, но помните, что такого рода рассуждения похожи на бессвязные бормотания моих пациентов. Вы же не хотите, чтобы ваши студенты считали вас ненормальным?
- Я как то не задумываюсь над этим. А вы то сами, как считаете: я ненормальный?
- Меня беспокоит не то, что вы говорите: вам, философам, позволено думать все, что вам заблагорассудится. Но говорить и тем более не задумываться над тем, чем обернется ваш философский бред для молодых людей, - это верх беспечности и признак явного нервного расстройства.
- Вот так, да? Позвольте, Иван Иванович, вы не договорили до конца то, что подумали, но умолчали из вежливости.
- Какой вы, батенька, проницательный человек. Я не раз говорил своим коллегам и ученикам в институте, что сумасшедшие удивительно умные люди, и нахожу, что их можно встретить не только среди прошлых мыслителей, но и в данном случае среди современных философов. Да, действительно, я подумал о вашей психической болезненности. Но это ничего. Главное, чтобы это не заметили другие. Иначе пойдут слухи и вас рано или поздно привезут ко мне для того. чтобы привел вас в чувство. Хорошо, если еще ко мне, а то могут вас отдать на опыты бестолковым молодцам. Так они вас не только отучат от ума, но и сделают бесчувственным.
Несчастный Семен Семенович был просто потрясен тем поворотом, который принял разговор с любезным Иваном Ивановичем. Он не верил своим ушам и с сомнением смотрел на спокойного Ивана Ивановича, который прямо заявил, что его собеседник сумасшедший. Семен Семенович сначала подумал, не является ли сам Иван Иванович курортным сумасшедшим. Скандальность поставленного диагноза вывела его из себя. Он сильно обиделся на Ивана Ивановича, которому поведал свои сокровенные мысли. А тот так грубо, дико обошелся с его метафизическими признаниями. Но затем, когда кровь, прилившая к его голове, отлила обратно, его беседа с ученым медиком показалась ему забавной.
- Можно ли вас попросить, Иван Иванович, уточнить мой диагноз? – с затаенной иронией спросил Семен Семенович своего откровенного собеседника.
- Пожалуйте. У вас посттравматическое реактивное состояние сверхценной идеи суицида. Находясь в таком состоянии, вы вряд ли окажетесь полезным студентам в их будущей профессиональной работе на благо Отечества. Видите ли, Семен Семенович, молодым людям, как впрочем, и вам, рано думать о смерти. Им надлежит получить образование, найти место и работать, выбрать спутницу жизни, ее любить и заботиться о детях. И вам пора уже жениться для вашего же душевного здоровья. На курорте нужно отдыхать, ухаживать за женщинами, наслаждаться ярким солнцем, теплым морем, мягкой погодой, веселиться, а не проводить зря время в философских беседах со стариком. Кстати, прочему бы вам не обратить внимания на хозяйку вашего пансиона? Она дама правильная. Мне бы ваши годы, Семен Семенович.
- Иван Иванович, и вы туда же, в ваши-то годы, - уколол старика «мстительный» Семен Семенович.
- Так мне и надо, старику, за мою обидную откровенность. Семен Семенович, вы простите, меня, дуралея. Небось, на меня злитесь? – хитро спросил Иван Иванович, поблескивая своими глазками-буравчиками.
- Да, нет, отчего же. В чем то вы правы. И все же вот вы сказали, что студентам мое рассуждение будет непонятно и даже вредно. Но тогда о чем с вашей медицинской точки зрения мне с ними разговаривать?
- Я полагаю, что вам следует читать лекцию, а не рассуждать. Лектор, на мой взгляд, есть говорящий учебник. Студенты же должны не понимать ваши философские бредни, которые, кроме вас, никому не могут быть понятны, а осваивать то, что можно освоить, - веками наработанные правила чтения философских книг. Единственная польза от преподавателя философии для студентов заключается в том, чтобы ему быть проводником-указателем, как правильно читать умные книги, которые ему хватило ума понять. Намного больше ума требуется для того, чтобы самому написать так, чтобы было не только умно подумано, но и по уму написано.
- Как же так, Иван Иванович, то вы говорите о том, что студенты должны только осваивать то, что читают, то вы говорите о том, что они еще должны думать при этом, чтобы понять, как правильно читать философские книги, ибо их буквальное чтение ничего внятно не говорит об их содержании. Так как же обучать студентов?
- А так и сяк, как придется. Одних, у кого ума нет, садить за чтение и заставлять заучивать их содержание. А у кого он есть, испытывать тем, чтобы они старались понять, что в них говорится, намекая своим примером толковое чтение таких книг.
- Но тогда получается, Иван Иванович, что мало заниматься чтением философских книг. Необходимо еще заниматься и тем, что можно узнать не только их этих книг. Опять же для того, чтобы лучше узнать, что и о чем в них говориться. Поэтому желательно заниматься на занятиях по философии еще и рассуждениями вслух и размышлениями про себя.
- Экий вы, батенька, молодец. Ну, что ж, ладно: уговорили. Но, еще раз «но». Вы преподаете свою философию не так, как преподают науки. Почему? Мы осваиваем и усваиваем то, что есть в качестве нечто данного. А вот вы выдумываете, сочинители, то, чего нет и в помине.
- Отчего же, Иван Иванович. Мыслители не сочиняют. Они берут в толк то, что есть. Исследуют, анализируют и синтезируют, выводят, как и вы, ученые. И помнят то, что многие забывают, постоянно восстанавливая цепь рассуждения, перебирая ее звенья и проверяя на прочность связь между ними. Но при этом они не прекращают отдавать себе отчет в том, в каком состоянии сознания они находятся, как это состояние связано с объективным содержанием самого сознания, с его формой, строением, структурой в качестве предметов актов внимания, или, как говорят, философы, интенций. Философы различают то, как человек приходит к знанию, как познает, и то, что это за знание, какова его сущность, что оно собой представляет, из
