знаете, Семен Семенович, мы вообще-то находимся в поезде, а не в университете, где вы привыкли задавать вопросы своим студентам, - ответила с иронией собеседница нашему самоуверенному доценту.
- Ой, простите меня, Екатерина Николаевна, за наставительный тон.
- Да, ничего, Семен Семенович, я вполне могла бы быть вашей студенткой, - поставила на место своего визави молодая девушка, видимо, чтобы показать, что он не ровня ей.
- Вот видите, Екатерина Николаевна, и здесь дает о себе знать время, - нашел, что ответить Шиманский.
Екатерина Николаевна посмотрела на своего спутника недоуменным взглядом, красноречиво говорящим о неуместности такого замечания. Семен Семенович про себя подумал, что молодая особа, сидящая напротив него, еще та «штучка». Вероятно, то, что пронеслось в уме учителя философии со скоростью быстрее скорости поезда, она прочитала у него на лице. Дело в том, что Екатерина Николаевна была неплохая ученица и могла с лету схватывать мысли учителя. Невольная усмешка, зазмеившаяся на губах девушки, едва не возмутила учителя мысли. Но он вовремя спохватился, чтобы ничем не выдать своей досады. Но то, что он все же замешкался, выдало его с головой, о чем ему незамедлительно поведала Екатерина Николаевна.
- Семен Семенович, вы меня, конечно, извините, но, право, время неумолимо. И, как сказал поэт: «Летят за днями дни. И каждый час уносит частичку бытия»… Так что нельзя бежать впереди мчащегося поезда на парах легкомысленных желаний.
- Да, вы правы, Екатерина Николаевна. Ну, тогда вернемся к нашим понятиям. Кстати, я заметил у вас явные способности не только к анализу, но и к интуитивному предвосхищению искомого результата. А, впрочем… Так вот, во времени есть то, чего нет и не может быть в вечности: смены состояний, того, что мы называем прошлым и будущим. Что такое прошлое и будущее, как не то, что уходит и приходит, чтобы было настоящее?
Внезапно Семена Семеновича охватило такое чувство блаженства, в котором пребывала и его собеседница, судя по ее остановившемуся взгляду. Скрыть его она была не в силах. Им стало понятно, что они находятся в одном и том же состоянии (философ сказал бы, «в состоянии сознания»). Что это было за состояние? Было ли оно состоянием любви, обоюдного очарования, душевного созвучия, или, как говорят мистики, «гармонической вибрации», неважно. Название было не главным. Главным было то, что оно было. То, что оно случилось, нельзя уже было ничем отменить. Это было то, что они искали: явление вечности во времени. Они потеряли счет времени в океане блаженства. И хотя они находились в нем только миг, но и его оказалось достаточно, чтобы понять, что их ждет в будущем.
Прошло время. Они очнулись под мерное постукивание колес поезда на стыках железнодорожного полотна и убаюкивающее покачивание вагона на поворотах. Окунувшись в вечность, они вышли обновленные тем, что теперь связывало их души до конца дней на этом свете. Они стали близкими друг другу. Это не отменяло их здешней отчужденности. Но в них самих было что-то такое, что позволяло им смотреть поверх всяческих препятствий и туда дальше, где теряются различия между людьми, вещами, миром живых и мертвых. Любовь является лишь одним из проявлений этого единства, причем таким, в котором важно не оно само, а его особое выражение в отдельно существующих частях. Вечное же важно само по себе и для себя. Во времени же оно есть то прошлое, которое не прошло еще из того, что приходит. Здесь оно есть связь того, что им не является. Поэтому вечность есть сущность вечного как единого во множестве различных, иных по отношению друг к другу.
Когда вечность их отпустила, Семен Семенович и Екатерина Николаевна, пожелав друг другу спокойной ночи, мирно заснули. Только уже за полночь Семен Семенович внезапно проснулся и стал неловко ворочаться с боку на бок, силясь заснуть. Но сон все никак не приходил к нему. В голову лезли тяжелые мысли о времени. Как Семен Семенович ни отгонял их от своего сознания, они от него не отставали, пока он не надумал, что такое время. Он, наконец, понял, что время есть искушение вечности, испытание человека тем, что может остаться. На самом деле в вечности нет ничего, кроме настоящего. Тогда что такое вечность, как не то, что всегда остается с тобой и тобой? Именно в качестве тебя самого она и может в тебе остаться. В этом и заключается искушение вечности. И это искушение – время. Ты всегда настоящий: и в прошлом и в будущем. Но они сами по себе не настоящие. Только наедине с вечностью ты вечен. Вместе со всем ты временен, конечен, смертен, как только часть части от целого. В этом смысле ты вечен, если вечность твое иное, alter ego. В абсолюте, отдельно, ты вечен, в отношении ты смертен. В отношении вечно не относящееся, но само отношение, связь связанного. Только она свободна. Связанный всем несвободен и несчастен. Его счастье может быть только в отказе от себя или в освобождающем миге быть собой.
Только перед самым восходом солнца Семен Семенович заснул. Шиманский проснулся в полдень, когда Екатерина Николаевна вернулась из ресторана на колесах. Он смутно помнил свои ночные, предрассветные мысли. Теперь его больше занимало то, как наиболее удобно устроиться во времени их совместного путешествия в Ялту. Этим он и был занят, как, впрочем, и его спутница, до самого последнего момента прибытия на севастопольский вокзал. В пути они стали ближе друг другу. Их отношения остановились, нет, не на духовном уровне, - они его проскочили, - а на чувствительном. Но ни о каком чувственном сближении не могло быть и речи. Во всяком случае, так казалось Семену Семеновичу наедине с насмешницей Екатериной Николаевной. Бывало, ее душевная расположенность к Семену Семеновичу оборачивалась вежливой неприязнью, как только он позволял себе намек на телесное сближение.
Наконец, в один из жарких июньских дней наш герой вместе со своей спутницей оказались на севастопольской набережной, где остановили на минуту коляску, чтобы взглянуть на черноморское взморье с искрящейся на ярком солнце лазурной водой. Там, отойдя от вокзальной суеты, они поняли, что оказались среди отдыхающих, лениво прохаживающихся мимо них. Но еще рано было расслабляться, ибо им предстоял довольно долгий, а, возможно, и мучительный путь на коляске до конечной остановки в Ялте. Семен Семенович нашел коляску с извозчиком, который согласился отвезти их в Ялту дорогой, бегущей по южному побережью Крымского полуострова с запада на восток. Несмотря на прекрасные виды на море, расстилавшее свою синюю гладь с правой стороны движения коляски, каменистые уступы на неровной дороге набили им спину и намяли бока. Когда путешественники доехали до Ялты, то они кое-как выбрались из коляски у дома тетушки Екатерины Николаевны. Поэтому им было уже не до местных ялтинских красот.
Семен Семенович хотел было отправиться в ближайшую ялтинскую гостиницу, но Дарья Павловна Полежаева, сестра Веры Павловны, приветливо их встретившая в дверях уютного двухэтажного дома с мезонином, никак не хотела отпускать спутника ее горячо любимой племянницы. Предложив Семену Семеновичу, если ему у них не понравиться, следующим днем отправиться в гостиницу ее хорошей знакомой, стоящей неподалеку, она показала своим гостям отведенные им комнаты. Вероятно, Вера Павловна заранее известила свою сестру телеграммой о том, что ее дочь едет к ней в сопровождении интересного кавалера. Но то, что было интересно почтенной даме, могло оказаться неинтересным молодой девушке.
Дарья Павловна была нисколько не дурнее своей более взрослой сестры. Она была чуть-чуть темнее волосом, выглядела моложе и, вообще, была еще очень привлекательная женщина, к тому же довольно богатая вдова. Только, любезный читатель, не подумайте, что Семен Семенович был тем объектом влечения, который в случае небрежения со стороны молоденькой Екатерины Николаевны мог вполне сгодиться для более зрелой Дарьи Павловны.
Тетушка Екатерины Николаевны могла с ней потягаться в красоте. Вообще порода Никитиных была холеная и благородная. Дарья Павловна была немного старше Семена Семеновича, но выглядела моложе его. При этом она мало красилась по сравнению со своей племянницей. Ростом она была чуть ниже Екатерины Николаевны и немного полнее ее. Так и должна была выглядеть красивая сорокалетняя женщина, фигура которой заставляла оглядываться мужчин на улице. Обратил на нее внимание и Семен Семенович. Особенно его взволновали глаза Дарьи Павловны. Они были орехового цвета и придавали ее лицу теплое ласковое выражение. Когда она на него впервые посмотрела, он так в них и растаял.
Семен Семенович почувствовал, что, несмотря на то, что он перекинулся с тетушкой Екатерины Николаевны лишь парой фраз, она оказалась ему ближе, чем племянница. И здесь был виноват не возраст, а, скорее всего, характер Екатерины Николаевны. У Дарьи Павловны он был мягкий, а вот у ее племянницы не то, что тяжелый, но твердый, это точно. И еще: Дарья Павловна излучала не девичий холодный свет, но горячее пламя женской затаенной страсти. Однако был ли готов Семен Семенович броситься в горнило этой страсти? Или он лишь желал тешить себя безопасными мечтами об упоительной любви? Об этом могло сказать лишь сердце Семена Семеновича. Но оно еще молчало. Причиной тому была не мужская сдержанность, а усвоенная годами философских раздумий и софистических сомнений постыдная нерешительность нашего героя.
Правда, женское общество, в котором утопал Семен Семенович как шмель в цветочной клумбе, доставляло ему неизъяснимое удовольствие. Ему было в нем уютно и надежно как в животе у матери или в детской колыбели. И на этом фоне уходя в себя, Семен Семенович мог заниматься медитацией в своей комнате, а на стороне - философской беседой с интересными отдыхающими приезжими. Вот если бы он был захвачен буйной страстью в качестве любовника или занят домашними делами как заботливый семьянин, то, естественно, не имел бы возможности спокойно вести созерцательный образ жизни, довольно инфантильный с бытовой точки зрения.
Вскоре на водах он познакомился с одним просвещенным господином из Санкт-Петербурга, которого звали Иваном Ивановичем. Они тут же, при случайной встрече, нашли общий язык, несмотря на значительную разницу в возрасте: Ивану Ивановичу было уже далеко за семьдесят. Однако он все еще находился в ровном состоянии духа и имел светлую голову. В этот раз у них разговор пошел о вере в потустороннюю жизнь.
- Милый Семен Семенович, как вы полагаете, что нас ждет на том свете и есть ли он вообще?
- Иван Иванович, вы, право, меня удивили. Неужели вы надеетесь на еще большую жизнь и там, за гробом? – не совсем вежливо ответил на столь банальный, сколь и трудно постижимый вопрос
- А почему бы и нет? Я уже в том возрасте, молодой человек, в котором поздно отступать от древних представлений о том, что скоро ждет меня впереди. И в этом мне ближе не наша вера, а вера азиатов-индусов о перевоплощении. Она мне понятнее. И в самом деле, почему бы и нет: переродиться в какого-нибудь младенца на Тибете или в
