Но вы еще и философ и поэтому развили в себе способность не только выходить в астрал как мир ваших грез, но и погружаться в ментал, абстрактно сообщаться со всеобщим в спекулятивной форме понятия.
Даже больше вам стало доступно царство идей. С помощью последних вы научились приспосабливаться к разумным мирам, преодолев собственный личный уровень восприятия и понимания истины. Сами идеи для вас стали существами, которых вы называете Екатериной Николаевной и Дарьей Павловной. Это то, что ваш старинный философ называл «интеллектуальной любовью к богу».
Однако в вас нет того, что лежит по ту сторону слов, восприятий и переживаний. Это мир без форм уже не просто не телесных, не душевных, но и не ментальных как средств/понятий, так и целей/идей. Этот уровень есть уровень средний, надличностный уровень сосредоточений, предустановленной гармонии монад/личностей. Вы находитесь на нижнем уровне. Переход на средний уровень происходит в смерти как обособленности вашего Я другим Я. Есть еще и высший уровень – это духовный уровень. Но он вам недоступен и после смерти. Вы поняли меня?
- Да, в меру своего понимания.
- Отлично. Тогда я вас спрошу быть внимательным. Прежде чем ответить на мой прямой вопрос, хорошенько подумайте Готовы ли вы умереть сейчас? Предупреждаю, вы можете просто умереть, не возродившись. Это зависит от вас. Если сможете, то Екатерина Николаевна будет вашим проводником в смерти к новой жизни в лучшем мире.
- Интересное у вас предложение. Вы можете убить меня, не гарантируя воскресение? И спрашиваете у меня на то мое разрешение. Это вроде лицензии на убийство по соглашению с убиенным? Или это закамуфлированное самоубийство?
- А как другие умирают?
- Разумеется, есть и те, кто умирает своей, естественной смертью.
- Естественно. Но вы умрете смертью, неестественной для других. И все же у вас есть шанс на другую жизнь в ином мире. Хотя он небольшой. Он не увеличится с возрастом. Конечно, если вы любите эту жизнь, то наше предложение преждевременно. Но вот вопрос: предложит ли кто-нибудь его потом именно вам.
- Итак, что вы решили?
- Если я отвечу отказом, то больше с вами не увижусь?
- Кто знает…
- Так значит, нет гарантии ни новой жизни, но общения с вами. То, что вы не будете со мной общаться и мне являться, и есть ваше «улетели»?
- Можно так сказать. Однако и в этом случае, - в случае как вашей смерти, так и вашего одиночества, - мы будем с вами сообщаться независимо от вашего сообщения с нами.
- Если вы будете сообщаться со мной в смерти, значит, я не совсем умру?
- Вы не умрете для жизни вообще, но умрете полностью для себя, такого, как вы есть теперь. Появится вновь некто, кто будет связан с вами, и уже от него будет зависеть, где он окажется в дальнейшем, - выше или ниже вашего нынешнего положения. Если вы не умрете, то Екатерина Николаевна будет вашими глазами и ушами в царстве мертвых.
- Что ж, я выбираю Екатерину Николаевну.
- Это ваше решение. Теперь закройте глаза, - безразличным, механическим голосом сказала Дарья Павловна.
Семен Семенович посмотрел на Екатерину Николаевну. Она подбодрила его спасительной улыбкой, и он послушно закрыл глаза. Постепенно звуки позднего вечера стали отступать. Издали стали раздаваться перестуки колес на повороте. Внезапно раздался гудок паровоза, невольно заставивший Семена Семеновича открыть глаза. Он находился в спальном вагоне. Видимо, была ночь. Темнота сгустилась в углах вагона. Но он явственно видел мужское тело, лежащее на спальном диване, напротив, на своем месте сидела дама и смотрела в окно поезда. В черноте ночи показались желтые огни, горевшие в окнах домов. Но это не был затерянный в широкой украинской степи полустанок. Частота огней указывала на то, что приближается долгожданная конечная остановка поезда в Симферополе. Поезд сбавил свой ход. Заскрипели переборки вагона, он дернулся и потом вновь поехал, но уже медленнее. У Семена Семеновича было странное чувство восприятия окружающего мира. Он не мог сказать, где точно находится. Ему показалось, что больше сверху, как бы над вещами. Дама обратилась к проснувшемуся мужчине: «Семен Семенович! Пора вставать. Мы въезжаем в Симферополь». По голосу он узнал Екатерину Николаевну. Ее спутник качался вместе с вагоном из стороны в сторону, вслепую нащупывая ногами свои туфли на полу вагона. Это был он сам собственной персоной. Семен Семенович почувствовал легкое движение. Он уже был над поездом. Поезд действительно въезжал в Симферополь, горевший отдельно взятыми огнями в темноте ночи. Странное дело, он видел себя и свою спутницу через крышу вагона. Но постепенно их фигурки становились все меньше и меньше, пока полностью не растворились в ночных потемках. Он не испытывал ни малейшего сожаления о былом вояже в Ялту. И тут он услышал рядом знакомый голос: «Полетели»?
- Полетели, - ответил он и погрузился в непроглядную темноту смерти.
Глава девятая. Жизнь в смерти
Что такое смерть? Ее пытался познать Семен Семенович с помощью Екатерины Николаевны. Собственно та, что называлась «Екатериной Николаевной», не только потеряла свои неповторимые черты и женскую фигуру, но и утратила вообще зримый вид. Проще говоря, она стала невидимкой. Единственно, что от нее осталось, так это ее своеобразный женский голос, такой чистый, звонкий, но не громкий, и на удивление легко различимый. Впрочем, и сам Семен Семенович потерял собственный вид: он просто не видел самого себя. Поначалу невидимость себя страшила его. Но потом он скоро к этому привык. За счет чего? За счет того, что среда, в которой он находился, постепенно обретала свои пока зыбкие очертания. Она становилось им. Прежде он отождествлял себя с темнотой. Но теперь Семен Семенович стал ассоциировать себя со светом, который в борьбе с темнотой по контрасту приобретал зримые очертания. Это была среда приглушенного света. Со временем, если вообще употребимо понятие времени к такой световой протяженности во тьме, белый свет стал ярче и начал преломляться в призме разделения единого на ряд дискретных цветовых отрезков. Свет иного мира представлял собой живое, подвижное начало в неподвижном мраке. Его игра не могла не увлечь Семена Семеновича, ибо он и был этим светом, как им была и Екатерина Николаевна. Он если не физически, то душевно ощущал свое единство с ней в потоке света жизни, освещающем тьму смерти. Его душа не умерла вместе с телом. Но теперь она была неотделима от другой души, ему близкой, как была неотделима и от того места, в котором находилась. Семен Семенович чувствовал себя тем, что он видел, а видел он свет. Так значит, он есть свет. Но может ли свет сознавать себя светом? Оказывается, не только может сознавать, но может еще и вопрошать об этом. Он видит не глазами, а умом. Он чувствует умом. Он чувствовал, что Екатерина Николаевна, точнее, то существо, которое он привык называть Екатериной Николаевной, находится рядом. Еще ему было интересно знать, какова природа того света, которым он является.
- Это свет знания как то, что ты не можешь не знать, - ответила на немой вопрос Екатерина Николаевна.
- Неужели я стал ангелом?
- Те, кого вы зовете, ангелами, - это духовные существа. Но ты еще не ангел. Ты разумное существо.
- Значит, я не умер, я выжил?
- Да, если то, что ты чувствуешь, можно назвать жизнью. Трудно будет тебе привыкать к бестелесной жизни.
- Екатерина Николаевна, может быть, ограничимся именами?
- Если так вам будет легче, то, пожалуйста.
- Зачем же на этом останавливаться? Не лучше ли перейти на «ты»?
- Как тебе будет угодно, - ответила Екатерина Николаевна, согласившись без всякого усилия со своей стороны.
- Лена, почему ты назвала меня разумным существом? Я не сознаю себя поумневшим.
- В смерти живым остается от человека только разум. Именно в нем твое Я находит свое последнее прибежище. Вот поэтому я называю тебя разумным существом. Твой разум «твой» в том смысле, что живет еще воспоминаниями о прошлой телесной жизни с ее страстями и страхами.
- Да, знаешь, Лена, ты права. Я чувствую себя свободным от страстей. И самое главное: страхи не беспокоят меня больше. Смотри, Лена, вон туда, направо от черного края. Там показалась почва под ногами.
- Семен, почему ты называешь это почвой? Оно скорее похоже на облако.
- Хорошо. Пускай облако. Оно кажется плотнее и серее света. Если это облако, то свет можно сравнить по ассоциации с воздухом.
- Теперь ты понимаешь, Семен, что, попав в новое место, вы люди ведете себя так, как будто вы находитесь еще на старом месте - на земле.
- Да, для нас Земля – это земля, а мы земляне, а не ангелы, живущие на небе. Я прекрасно понимаю всю условность употребления таких слов, как земля и небо применительно к тому, где мы сейчас.
- Видишь ли, Сема, ты еще полностью не слился ни со мной, ни с тем местом, в котором оказался. Ты все еще отделяешь себя от всего.
- Нет, знаешь, Лена, это не совсем так. Я не воспринимаю все помимо себя, как не мое, и не отделяю себя от всего. Да, во мне еще есть чувство «моего». Именно оно тебя вводит в заблуждение.
- Может быть, ты и прав, но это «мое» ты делаешь «твоим» и тем отдаляешься от меня. Надеюсь, что здесь, где нет ничего собственного «твое мое», оказавшись пустым, выйдет из твоего словоупотребления.
- Лена, смотри, - ты сама себе противоречишь. Для тебя тоже «твое» и «мое» имеет значение.
- К сожалению, да. Такова расплата за недавнее воплощение. Даже то, что я его определило во времени как «недавнее» означает, что я не чиста как идеальное существо.
- К счастью, для меня ты не есть чистое существо в идее.
- Я продолжаем с тобой говорить.
- Да, конечно. Это человеческий язык. Мы говорим на нем. Но странно, как немые. Что это за язык? Человеческий? Если он человеческий язык, то не может существовать без местоимений. Да, это уже не язык тела. Можно сказать, что такой язык в качестве вне телесной передачи состояний сознания есть то, что мы называем таинственным словом «телепатия». Но он еще не стал языком идеи, тем, что мы называем чисто формальным и понимаете как нечто внешнее. Оно уже внутри. Точнее, я внутри него. Однако еще отделен его мембраной «своего». Ему мешает душевное содержание воспоминаний и мечтаний, которым до сих пор питается человеческий ум.
- Я тебя понимаю. Недаром именно меня назначили твоим проводником. Ты меня заразил своими человеческими чувствами. Вам, людям, ведом разум в душевном состоянии.
- Знаешь, Лена, ты стала ближе мне всех остальных. Я могу говорить с тобой, как с самим собой, без утайки и стыда за себя. И я скажу то, что меня
