кокса, колёс и амфа горы…про траву я даже не говорю. Ну, бухла там всякого для запивки тоже не меряно, полная машина тёлок…
- Красивых? – облизнулся Миха.
- А зачем нам страшные? Всех симпатичных каких встречаем сразу угощаем колёсами и телефоны наши оставляем…сами звонят и в гости просятся. Тёлки халяву любят…особенно приезжие.
- А чего от колёс этих?
- Прёт от них лихо.
- Как прёт? – интересовался Матвей. – Как от водки?
- Не. – засмеялся Саня. – Водка – бычий кайф. От колёс легко, сила появляется, как у терминатора, не устаёшь совсем, мозги нормально работают, танцевать хочется, шутить, прикалываться…
- Для особо тупых ещё раз повторяю! – разорялся Колян, свесившись с верхнего яруса. – Сознание первично! А для самых винторогих баранов разжёвываю и перевожу: что в голове, то и в жизни!
- Это как? – недоверчиво кривился Матвей.
- Чё думаешь, то и получаешь!
- Это я себе камеру придумал…так что ли?
- Да!
- Погоди. – чесал голову Миха. – Я точно в тюрьму не хотел и представить не мог, что сюда попаду…отвечаю.
- Песни блатные пел? – коршуном смотрел Колян.
- Пел. – согласился тот.
- Байки про зону слушал…фильмы смотрел…представлял себя в тюрьме…крутым быть хотел, как Ванька сосед?
- Так и чё! – заржал Матвей. – Я и про космос смотрел. Что же мне теперь с бластером бля бегать?
- Ну бля тупые. – закатил глаза наставник. – Валенки деревенские.
- Погоди, Колян. – аккуратно вмешался в разговор Саня, заваривавший чай около розетки. – Я вот не деревенский и в школе элитной учился, и повидать успел таких чудес…но твою тему тоже не догоняю. Что значит, что в голове, то и в жизни? Ты спокойно объясни.
- Ладно. – задумался тот, морща лоб. – Вы самое главное-то во всей этой системе поймите, пацаны, то что вы думаете осознанно это всё фуфло. Вернее. – замычал он, поднимая голову вверх и подбирая слова. – Это всё хорошо, но не так важно. Это всё сознание…оно маленькое. Ну, обдумаете вы как чифира замутить, письмо домой написать, помните как кого тут зовут и кто что вчера говорил. Это как прилавок в большом магазине. Такие мысли как бы на виду. Но самое-то главное в магазине – это склад, по-научному подсознание. – он обрадовался удачному сравнению. – А из склада всё сразу на витрину не положишь. Но богатство и разнообразие склада на торговлю больше всего влияет.
- Слышь. – протянул Миха. – Чё ты нам тут вещаешь…я не пойму.
- А то! – снова начал заводиться Колян, брызгая слюной. – У каждого на складе его мысли за всю жизнь подуманные лежат. Никуда ни одна мысль деться не может! Ни одна! То, что вы на прилавке держите, мало кого волнует! На прилавке все, друг перед другом понтуясь, самое красивое ставят. Смотрите типа какой я весь охеренно хороший! На прилавке самое красивое, кто чего может, а на складе может уже протухло всё и крысы давно ползают с тараканами! Самое главное на складе происходит! Но на обычном складе товар просто лежит, а мысли, о которых вы и думать забыли, постоянно работают, взаимодействуют, борются…кипиш там у них недетский постоянно. Вот думал ты много о хорошем, думал и о плохом. Темы эти, как на весах, спорят: какая тяжелее, та и в жизни происходит. Это как среднее арифметическое: три, десять, пять…в сумме восемнадцать, а в среднем шесть. Так вот и результат из твоих мыслей получается. Приблизительно так.
- А. – вспомнил Саня. – Это тема модная про материальность мыслей?
- Да. – обрадовался Колян. – Это же так просто! Мы все, как бараны, виноватых ищем, крайних…а их просто нет! Есть лишь продукт нашего мышления.
- Не верю я в херомантию во всю эту. – скорчился Миха.
- Не верь. – пожал плечами Колян. – Знай только одно: незнание закона не освобождает от ответственности. То, что ты в силу мыслей не веришь совсем не означает, что они не работают.
- Да как! Как они могут работать? – не выдержал Матвей. – У них чё руки, ноги есть? Чё ты тут залечить хочешь, Колян?
- Твои руки и твои ноги, дятел! – заржал тот, широко раскрыв беззубую пасть. – Если ты, или любой другой баран, считает в глубине души, что жизнь говно, например, то такие мысли направят его ноги именно прямиком в навозную яму. Ты своими руками и ногами построишь себе жизнь такую, какой ты её считаешь. А проблема основная состоит в том, что почти все вокруг жизнь говном считают и детям своим с пелёнок это внушают. Нет! – крикнул он, растопырив пальцы. – Если любого спросить то он, конечно, завопит, что хочет быть здоровым, богатым и счастливым…это уж ему подайте. А на деле всех кругом дураками и пидорами считает, жизнь ему таких и подбирает. Боится всего, как родители и прочие педагоги учили: «Туда не ходи! Это не трогай! Это нельзя! Ничего не получится! Ты хуже всех!» Тех, кто языком эти гадости детям в голову заколачивает спроси – они естественно ни при чём. Они же, типа, воспитывают и добра желают! Их родители опускали, тех деды…так в бесконечность эта тупость и уходит: мы ни при чём, это всё враги, наше поколение было ух, а вы все недоделки конченные и дебилы! А то, что если ребёнка дураком называть, он дураком и становится, они же, типа, и не догадываются. Это же просто слова. Короче. – сделал грустный вывод Колян. – Стадо мы баранье понтовитое. Только распальцовку можем делать, друг перед другом понты колотить. А на самом деле живём и даже не догадываемся откуда всё идёт. А ведь тут много ума не надо.
Он полез под подушку за сигаретой, жестом показал, чтобы ему дали спички…долго смотрел на огонь, глубоко и жадно затянулся, закашлялся и, наконец, прервал задумчивую тишину.
- Эх, пацаны. Я вот уже одиннадцать лет с небольшими перерывами сижу. Что я в жизни видел? Ещё пятёру мне минимум тут кантоваться. Я на воле неуютно себя чувствую. Вышел, помню, четыре года назад, огляделся… Как жить, что делать? Батя у меня бухал, матушка бухала, я с малолетства по интернатам да ночлежкам. Я читать-то в тюрьме толком научился. Я работать не умею…мешки тягать здоровья нет. Вот и бухал я ровно две недели. Потом упырь этот нарисовался, который меня на х.. послал. Я этого сам хотел, это я теперь понимаю. Он меня послал, я его вилкой в брюхо пять разков и домой на централ к бродягам. Тут жрачка, курево, общение интересное…телевизор…книги…баня.
- И ты на волю не хочешь. – спросил Саня.
- Хочу немного. Но чужой я там. Все красивые, при деле. А я кто? – спросил он и сам ответил. – Никто. Человеку важно понимание, дело, общение. А это всё я только тут могу получить. Вот вы меня слушаете тут, а там бы послали на три весёлых буквы…особенно ты, Саня.
Незнакомый новый мир продолжал открываться Саше. При всей противоестественности своего нынешнего положения он прекрасно понимал, что продлится всё это конкретно для него недолго. Первые бурные эмоции, закономерные и предсказуемые, отхлынули. Нервы успокоились и восстановился некий порядок в мыслях и чувствах.
Он тут на экскурсии. Где-то в глубине души Сашка с высокой правдоподобностью чувствовал и представлял напряжение отца, видел и слышал истерики матери. Наверняка очень скоро их нервы не выдержат. Естественно, дядя Олег, имеющий огромное влияние на отца, будет настаивать на продолжении воспитательного процесса, но и он навряд ли захочет держать крестника в таких условиях больше трёх месяцев…именно столько Саня почему-то намерил себе. Итак, оставалось ещё семь недель.
Бессонными ночами Саня представлял себе бесконечное удовольствие от простой пешей прогулки по центру города…ужин в кафешке, горячий душ два раза в день, вкусную девчонку…
Одна его большая часть твёрдо заявляла о том, что с наркотиками и безумными изматывающими ночами покончено. Все парадные фасады его мыслей были завешаны лозунгами типа: «Даёшь учёбу!» или «Выше, дальше, быстрее! Спорт, спорт и ещё раз спорт!» Но за нарядными фасадами бегал всё тот же худой Сашка, строчащий слова, как из пулемёта, шмыгающий онемевшим от кокса носом, танцующий около огромных колонок с бутылкой минералки…
Сидя на нарах, он словно азартный игрок в тотализатор изучал данные этих двух противоположностей и ожидал их неминуемой схватки. Ожидал схватки и опять же где-то очень глубоко в душе честно признавался себе, что не сможет, возвратясь к обычной жизни, отказаться от хрустящей, словно свежий снег, дорожки кокса.
Не последнюю роль в будущем противостоянии двух его устремлений играл самый важный в жизни разговор. Сидя на шконке и уже привычно выискивая вшей во внутренних швах одежды, Саня часто думал, что проживи он ещё хоть сто лет, такой встречи уже не будет.
Лишь один человек в их шумной компании нисколько не уступал Крезу, а во многом превосходил и был ему особенно дорог.
- Мой папа был турецкий подданный. – загадочно улыбаясь, неизменно представлялся новым знакомым Остап Романов, прозванный Бендером, или просто Осей.
Он с семи лет колесил по всему свету на деньги любимого папочки, о котором Крез знал лишь, что тот ещё с советских времён возглавляет какой-то нефтегазовый регион Сибири. Ося, подражая некоторым голливудским актёрам, никогда не имел постоянного жилья и кочевал по дорогим гостинцам, съёмным особнякам и пентхаузам.
Этот стройный, чернявый, очень красивый молодой человек двадцати трёх лет, всегда безупречно и немного небрежно одетый в лучшем английском стиле, к которому он пристрастился во время учёбы в одной из самых престижных частных школ туманного альбиона, своими изысканными манерами, сдержанным шиком во всём и глубоким демоническим взглядом производил просто таки магическое впечатление на всех, кому доводилось его видеть, не исключая даже и таких бывалых парней, как Краз и Сохатый.
Нередко за глаза его ещё называли лордом.
Словно загипнотизированная жертва, новый знакомый обычно поддавался обаянию Оси и, если везло, узнавал его поближе, не переставая удивляться талантам и эрудиции этого денди, наследника Чайльд Гарольда и Дориана Грея российского разлива. Но разлив этот был настолько качественный, что Остапа признавали за своего даже молодые представители чопорной европейской аристократии.
Он прекрасно разговаривал на трёх языках: английском, французском и немецком, играл на фортепиано и саксофоне, мог поддержать любой разговор о политике, финансах, философии, истории, литературе, религии…, не стесняясь при этом признаваться в своей неосведомлённости по некоторым вопросам, если таковые обнаруживались в процессе беседы. Мило улыбался, остроумно шутил, замечательно танцевал…одним словом сиял и манил.
Само собой девушки сходили по нему с ума. С ними он был щедр, изобретателен, страстен, но непостоянен и почти всегда неуловим после незабываемого соблазнения.
Саня Красин познакомился с Остапом на одной из шумных тусовок. Золотой молодёжи подобной пробы всё же не так много и рано или поздно они все неизбежно знакомятся, становясь чаще непримиримыми соперниками, старясь разграничить сферы влияния, в которых могли бы блистать, не мешая друг другу.
Ося же блистал по-особенному. Он никому ничего не доказывал, не раскидывал денег без нужды, но и не жалел, позволяя себе всё, что угодно, появлялся неожиданно, исчезал надолго, делал без причин оригинальные подарки знакомым и постоянно старался придумать что-то новое в любых сферах
