Добрыня Никитич и Змей Горыныч 2. Змееборец

ребёнок-богатырь, с раннего детства демонстрировавший невероятную силу. Проказы такого ребёнка, как и в русской былине, доставляли много неприятностей окружающим (С.М. Неаполитанский “Ведические предания Древней Индии. Бхагавата-пурана”, Песнь десятая, с. 316-331, М., 2011). Перед рождением Кришны жестокий царь Канса получил зловещее пророчество: голос с неба возвестил ему, что восьмой сын Деваки его погубит (там же, с. 317), потом река Ямуна расступилась перед новорожденным Кришной (там же, с. 323). Но не менее торжественно обставлено и рождение Добрыни:

    “Отбегает Скипер зверь ко Непре реке:
    Во Непре реке вода вся возмутилася,
    Круты красны бережёчки зашаталися,
    Со хором, братцы, вершёчки посвалялися.
    Как зачуял вор-собака нарожденьице:
    Народился на Святой Руси, на богатой,
    Молодёшенек Добрыня сын Никитьевич”
                    (“Песни, собранные П.В. Киреевским”, вып. II, №2, с. 2, М.,1861)

    В обоих случаях новорожденные заранее получают своё жизненное предназначение. Особенно бросается в глаза близость индийского и русского преданий при описании поединка Кришны со змеем Калией. Тогда у Кришны закончилась Кумара Лила (возраст до 5 лет) и началась Пауганда Лила (от 5 до 16 лет). Кришна вышел на бой, будучи ещё ребёнком, как и Добрыня, и тоже безоружным (С.М. Неаполитанский “Ведические предания Древней Индии. Бхагавата-пурана”, Песнь десятая, с. 336, М., 2011). Змей поселился в реке Ямуне, которая от змеиного яда стала смертельно опасной, как и былинная Пучай-река. Кришна так же, как Добрыня, нырнул в реку и там сражался со змеем. Выскользнув из змеиных объятий, он принялся танцевать на змее, пиная его (там же, с. 337-338). У Добрыни получились “танцы” несколько иного рода:

    “Стала змея тут поганая,
    Она стала Добрынюшку покидывать,
    Она стала Добрынюшку побрасывать”
                  (“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, №64, с. 346, С.-Петербург, 1873)

    Во всяком случае, и Добрыня, и Кришна постоянно перемещались то вверх, то вниз. Этим прыжкам на Змее соответствует интересное природное явление:

    “Поселяне Тульской губернии выходят под Петров день караулить солнце, как оно будет играть на небе при восходе. Это верование, известное исландцам, сохранилось только в Тульской губернии. Поселяне всех возрастов собираются на пригорки, раскладывают огонь и в ожидании солнца проводят ночь в играх и песнях. Едва начинает восходить солнце, все испускают радостные клики. Старики наблюдают, как солнышко играет по небу: оно то покажется, то спрячется; то взойдет вверх, то опустится вниз; то заблещет разными цветами – голубым, розовым и белым, то засияет ясно, что ничьи глаза не стерпят”
                    (И.П. Сахаров “Сказания русского народа”, т. I, с. 670-671, М., 2013)

    “С большой торжественностью, с неким пиитическим восторгом крестьяне и крестьянки, в лучших праздничных нарядах в ночь на Петров день (29-го июня) за час до света, идут на высоту холма, и там, с немым, но красноречивым восхищением ожидают величественного зрелища восходящего солнца, что они называют караулить солнце. Они верят, и никто их в том не разуверит, что солнце в сей день при восхождении своем играет: то спрячется, то покажется, то повернется, то вниз уйдет, то блеснет голубым, то розовым, то разными вместе цветами”
                    (В.Б. Броневский “Путешествие от Триеста до С.-Петербурга, в 1810 году”, ч. II, с. 375-376, М., 1828)

    “Некоторые утверждают, что в день св. апостола Петра солнце на восходе играет радугами. Чтобы видеть это, некоторые восходят на гору и ожидают с нетерпением появления солнца”
                    (А.В. Терещенко “Быт русского народа”, т. II, с. 476, М., 2014)

    “Известно, что около дня апостолов Петра и Павла обыкновенно бывают знойные жары, и вообще солнце достигает самого ощутительного влияния на землю; потому древнерусский люд посвящал это время солнцу и самый день апостолов Петра и Павла считал праздником солнца”
                    (И.П. Калинский “Церковно-народный месяцеслов на Руси”, с. 214, М., 2013)

    В одной из былин в связи с единоборством Добрыни и Змея Горыныча как раз и упоминаются “зори Петровские” (В.Ф. Миллер “Былины новой и недавней записи”, №21, с. 36, М., 1908). В Петров день, посвящённый солнцу, Добрыня вышел на бой со Змеем, стало быть, действие былины непосредственно связано с солнечным культом. В Полесье, кроме выражения “солнце играет”, ещё говорили: переливается, ходит, бегает, пляшет, танцует, скачет, прыгает, кружится (С.М. Толстая “Солнце играет” // “Славянский и балканский фольклор”, с. 8-11, М., 1986). Это в поздние времена селяне воспринимали оптические эффекты как игру солнца, но в первобытной древности в предрассветных переливах лучей людям виделся отблеск далёкого боя.
    Когда поверженный змей Калия запросил пощады, то Кришна его помиловал в точности, как и Добрыня после первого боя со Змеем Горынычем (С.М. Неаполитанский “Ведические предания Древней Индии. Бхагавата-пурана”, Песнь десятая, с. 338, М., 2011). Совпадений между индийским преданием и русской былиной так много, что невозможно отрицать их родственную связь. Но заимствование невозможно ещё и потому, что для Добрыни поединок со Змеем был его предназначением, тогда, как для Кришны это всего лишь подготовка к схватке с главным противником. Сюжет остался знаковым там, где он и сложился – в Восточной Европе, а в Индии его начали забывать.
    Явные следы язычества содержит былина “Добрыня и Маринка”. Действие былины происходит прямо в Киеве. Добрыня убивает Змея Горыныча (вариант – Тугарина) в доме ведьмы Маринки. Победа даётся ему легко, потому что в этом сюжете главный персонаж не Змей, а хозяйка дома, оказавшаяся сильной чародейкой. И разгневанная Маринка разом превратила Добрыню в тура:

    “Обвернула ево, Добрыню, гнедым туром,
    Пустила ево далече во чисто поля,
    А где-та ходят девять туров,
    А девять туров, девять братиников,
    Что Добрыня им будет десятой тур,
    Всем атаман-золотыя рога!”
                    (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, №9, с. 45, М., 1977)

    Настоящий тур был чёрной окраски, а если в былине он оказался гнедой, да ещё с золотыми рогами, то здесь прослеживается связь с культом огня. Сам тур огненного цвета, а его рога – это языки пламени. Постепенно из культа огня развился культ небесных светил: “…и приступиша къ идолам, и начаша жрети молнии и грому, и солнцю и луне” (“Слово св. отца нашего Иоанна Златоуста, архиеписк. Константина града, о том, как первоя поганые веровали в идолы и требы им клали и имена им нарекали” // Н.М. Гальковский “Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси”, т. II, с. 59, М., 2000); “…они все боги прозваша: солнце и месяць, землю и воду…” (“Хождение Богородицы по мукам” // “Памятники литературы Древней Руси. XII век”, с. 168, М., 1980). Язычники принимали двурогий месяц за рога небесного тура, который шествует по ночному небу, а тело его сливается с темнотой и только золотые рога ярко светятся в ночи. Появилась даже поговорка: “Месяц круты рога” (И.М. Снегирёв “Русские в своих пословицах”, кн. IV, с. 41, М., 1834). В таком случае, турье стадо – это звёзды, которые постоянно следуют за своим вожаком. В былину попал обрывок языческой космогонии. Небесный тур, заступающий по ночам на место ушедшего солнца, должен быть небесным богом равнозначным солнечному. И кандидатура тут только одна – бог грозы. Днём его не видно в потоках солнечных лучей, но громовержец пребывает на небе и по ночам, потому что он воин и должен неусыпно хранить Вселенную. Облик тура мог иметь только “скотий бог” Велес, полный аналог Перуна. Так значит, Маринка не просто заколдовывала молодцев, она была могущественной богиней, принимавшей участие в сотворении мира.
    Марина – это славянская богиня Мара, иначе Марена, Морана или Маржана. Из разных вариантов сложилось двойное имя Мара-Марена (А.М. Ремизов “Собрание сочинений”, т. II, с.154, М., 2000). А в сказке она превратилась в Марью Моревну (“Народные русские сказки А.Н. Афанасьева в трех томах”, т. I, №159, с. 300, М., 1984). Исследователи сочли её богиней зимы и смерти по созвучию со словом “мор” (“Марена” // “Мифы народов мира”, т. II, с. 111, М., 1992). Но польский историк Ян Длугош (XV в.) сопоставил Маржану с римской богиней плодородия Церерой (там же). А на Руси в Иванов день срубали дерево, которое называли Мареной и устанавливали рядом с соломенной куклой, именуемой Купала, в месте, выбранном для купальских игрищ (А.Н. Афанасьев “Поэтические воззрения славян на природу”, т. III, с.352, М., 1995). При этом пели такие песни:

    “Иван да Марья
    На горе купалыся;
    Гдзе Иван купався –
    Берег колыхався,
    Гдзе Марья купалась –
    Трава расцилалась”

    Или:

    “Иванкове жито пид гору стояло,
    Пид гору зелененько, по мисяцу видненько.
    Молода Маричка ходит жито жати”
                    (Там же, с. 353)

    Люди были уверены, что в Иванов день солнце выезжает из своего чертога навстречу месяцу (И.П. Калинский “Церковно-народный месяцеслов на Руси”, с. 210, М., 2013). Так может, устанавливая рядом соломенного Купалу и дерево Марену, селяне и обозначали эту встречу? В разгар лета нелепо вспоминать зиму, купальские обряды были связаны с плодородием и торжеством жизни.
    В сербских повериях Богородицу называли Огненная Мария, и в песнях она стала сестрой Ильи Громовитого. При разделе Вселенной Илья взял гром, а Марии досталась молния. На Илью перешли значение и атрибуты Перуна, и олицетворённая молния стала его спутницей (А.Н. Афанасьев “Поэтические воззрения славян на природу”, т. I, с. 245, М., 1995). Марена вовсе не богиня зимы и смерти, она сестра Перуна, а потому связана с огнём и теплом. В качестве молнии она была и убивающей богиней, но убивающими считались греческие Афина и Артемида, что ничуть не мешало грекам почитать их. Для поклонников Перуна Марена – это Перуница, благая богиня, строгая, но справедливая. Зато сторонники Велеса считали её сильной и опасной колдуньей, этот вариант и воплотился в былине. По сюжету былины Маринка живет в Киеве, то есть вместе с Перуном, отсюда и резко отрицательное отношение к ней. На сложение образа Маринки повлияла и память о Марине Мнишек – весьма пакостной особе. Именно воспоминания об иноземной интриганке с непомерными амбициями и заслонили прежний фольклорный образ. Как раз Марину Мнишек на Руси считали злобной ведьмой, которая улетела, обратившись в сороку:

    “А та душенька Маринка дочь Юрьевна
    Обернулась из окошка сорокою –
    Только-то Маринку и видели”
                    (В.П. Авенариус “Книга былин. Свод избранных образцов русской народной эпической поэзии”, с. 302, М., 1902)

    Потому-то и в былине Маринка тоже превращена в сороку:

    “А и та ли та Добрынюшкина матушка,
    Обвернула-то Мариночку сорочкою,
    Да и той ли то сорочкой вещицею,
    Да и спустила сорочку во чисто полё”
                  (“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, №227, с. 1090, С.-Петербург, 1873)

    Пристрастие былинной Маринки к диким быкам роднит её с Марой из латышского фольклора. Эта Мара (Маря, Марша) считалась покровительницей коров,