И правильно сделала!

собираясь сказать Вадиму, что уходит от него. Как в последний момент спасовала перед открываемой дверью, будто что-то мешало ей.
Теперь Катерина поняла, что ей мешало: предчувствие. Предчувствие того, что, может быть, и не надо этого делать. Эдик, её обожаемый Эдик, всё тянул и тянул время. Кормил её «завтраками», как его когда-то жена кормила. Но ничего серьёзного не предпринимал. И собирался ли вообще предпринять?

А Вадим их всех опередил. Ничего не говоря, потихонечку собрался – и уехал на какую-то там вахту. Что за вахта, как она выглядит -  Катя и представить себе не могла. Не могла потому, что даже не знала, что вообще это такое.  Она закрыла глаза. Её  почему-то представился белый снег и два белых медведя, бредущих в сторону заката. Она настолько отчётливо увидела этих медведей, что ей даже скрип снега под их лапами почудился.

За окном стало совсем темно. То тут, то там стали зажигаться фонари, а Катя всё сидела и сидела на диване. Вспомнился ей тот день, когда она впервые увидела Вадима. Он торопился в университет, читая на ходу книгу. Но в этот день они не познакомились. Вадим просто прошёл мимо, глядя на страницы  с  формулами. Потом она ещё часто видела его – то спешащего на автобус, то прячущегося от дождя под навесом подъезда… Узнали друг друга и стали встречаться они уже позже, когда Катя сама поступила в университет, и они стали ездить с Вадимом в одном автобусе. А больше всего обожала Катя глаза Вадима. Были они какие-то необыкновенные. Вроде серые, но в то же время с голубым отливом.

А потом была у них свадьба, пышная, с кучей родственников со стороны жениха. И даже не столько со стороны Вадима (он, как выяснилось позже, больше половины из них вообще не знал), сколько со стороны свекрови. У них, видимо, было принято, чтобы на свадьбу была приглашена вся деревня. Катины университетские подружки затерялись среди этих чужих лиц, большинство которых было не только не знакомо молодожёнам, но ещё и не соответствовало статусу гостей, которых пригласили на свадьбу. Они шумно ели, то и дело что-то выкрикивали, вышли плясать раньше всех остальных, выделывая руками и  ногами какие-то непонятные движения.
Катя с Вадимом тогда мало на что обращали внимание. Им было всё равно, кто приехал на их свадьбу, откуда… Главное – они были рядом. Главное – вместе. А остальное ни того, ни другого словно не касалось.
Казалось, пройдёт эта странная свадьба, где их то и дело заставляли целоваться напоказ – и всё. И заживут они спокойной, радостной жизнью. Не знала тогда Катя, даже представить себе не могла, насколько тягостной окажется эта жизнь. Жизнь в доме, где была только одна хозяйка – свекровь. И где все привыкли ей подчиняться. Даже муж, виски которого уже давно посеребрила седина. Даже сын, который то ли не хотел, то ли боялся вымолвить слово поперёк мнения матери.
Где были Катины глаза до свадьбы – она и не знала. Не видела, как обращаются друг с другом домочадцы. Не видела или не замечала просто – тут уже было трудно сказать. Наверное, действительно, не замечала, не видя кроме своего любимого, никого на свете.

Фонари уже включились все, и стояли на улице ровным рядком, освещая  тропинки и дорожки во дворе, а Катя так и продолжала сидеть, словно напало на неё какое-то оцепенение. И ничего не хотелось ей делать. Даже шевелиться не хотелось. Думать – и то не выходило. Так, какие-то обрывки мыслей повисали в голове, и тут же исчезали.
Катерина слышала, как часы наверху у соседей мерно отбивали каждый час, и всё продолжала сидеть. Сидеть, почти не шевелясь, в полной тишине, и темноте. И сколько она так просидела – она уже не знала.
Ей показалось, что она потихонечку начала задремывать, как вдруг за дверью раздались тяжёлые шаги, под потолком включились сразу все лампочки и в комнату даже не вошёл, а ввалился Вадим.
На нём был какая-то чужая ветровка с непонятными нашивками. Включив свет и увидев Катю, которая даже не успела ничего сообразить, он прямо в ботинках быстро прошёл по светло-коричневому ковру, потом неуклюже подскочил к ней, присел на колени, схватил за плечи, затряс и… почему-то заплакал: «Катька!»
- Катька, - повторял он, - милая Катька, а я-то уже чего только не надумал… - Ты простишь меня? – он поднял мокрое лицо и в то же время продолжал теребить и тормошить Катю, - ну скажи, Кать. Ну, что ты всё молчишь?
Катя смотрела на Вадима так, будто он появился перед ней после долгого-долгого отсутствия. Ошарашенно,  с непониманием в глазах и… всё так же молча.
- Виноват я, - склонил Вадим голову на колени к Кате, - ах, как виноват, дурак я старый!
Катя хотела было возразить, что никакой Вадим ещё не старый, но слова будто застряли где-то глубоко в её горле.
А он с новой силой стал трясти Катю: «Кать, ну чего ты? Скажи хоть слово!»
Катерина провела рукой по жёстким волосам Вадима и почему-то внезапно засмеялась.
Он, не в силах сдержать себя, снова уткнулся в её колени лицом, затем вскочил и схватил за руки.
- А я-то подумал, - не прекращал повторять он.
- Чего ты подумал? О чём ты? – задумчиво спросила Катя.
- Да решил я тебе из аропорта последний раз позвонить, - стал рассказывать Вадим, - звоню, звоню, целый час, наверное, звонил. Или два. А ты всё трубку не снимаешь…
- Ну, и подумал я, - в голосе Вадима снова послышались слёзы, - что прочитала ты моё письмо и… -  он едва говорил – или с сердцем у тебя плохо стало, или вдруг, не дай Бог, напилась ты снотворных таблеток с отчаяния. Что только не передумал! Потом, когда уже совсем надежду потерял, что ты трубку возьмёшь, рейс наш объявили. Все на самолёт пошли регистрироваться, а я выскочил из аэропорта, прыгнул в первое попавшееся такси – и сюда рванул. Таким идиотом себя почувствовал, ты даже представить себе не можешь. Случилось бы с тобой что – никогда бы себе этого не простил.
- Что ты всё трубку-то не брала? – Вадим прижимал к себе Катю всё сильнее и сильнее, словно обрел драгоценную потерянную вещь.
- Телефон? – удивлённо спросила Катя, и вдруг вспомнила, как ей звонила сначала Тоня, потом Аллочка, как она выключила аппарат, что-то пробурчав при этом…
- А… телефон,  - наконец вспомнила она все детали прошедшего вечера, - да надоел он мне, вот я его и выключила.
- Телефон надоел? – словно ребёнок, обрадовался Вадим, - и всего-то?
- Да, представь себе, и всего-то, -  кивнула  Катя.
- Тьфу, старый я дурак, - снова повторил Вадим, не разжимая объятий, - а я чего только в голове себе не нарисовал…
- Катька… - и он вновь прижал её к себе.
- Ну? – и Катя потихонечку начала высвобождаться из объятий мужа, - как же теперь твоя вахта без тебя будет?
- Да фиг с ней, с этой вахтой, - Вадим плюхнулся на диван и привлек к себе Катю: - Главное – ты жива и здорова.
- А на севере и без меня обойдутся, - уже почти спокойным тоном добавил он.
- А вот я без тебя, - и он поднял на Катю свои серые с голубым отливом глаза – не обойдусь.
- Давно ли понял? – тихо, как если бы в комнате спал маленький Ванечка, спросила Катя.
- Да вот только сегодня и понял – и Вадим обхватил Катю за талию. – И никто не подсказал мне. Сам додумался.
- Как же не подсказал? –  подняла брови Катя, - очень даже подсказал...
- Кто подсказал? – искренне удивился Вадим, - ты уж не соседа ли Мишку имеешь в виду? Если ты про него – так я с ним…
- Причём тут Мишка? – и Катя кивнула в сторону тумбочки, на которой стоял их кнопочный телефон, - вот он и подсказал. Телефон, который я так некстати выключила.
- Тьфу, ну конечно! Дурак я старый, - в третий раз обругал сам себя Вадим. И, прижимаясь к Катиным коленкам в джинсах, выдохнул:
- Выходит, правильно сделала, что выключила.