плечом к плечу...
Такой марш-парад замполита несколько удивил обоих механиков.
- Алексей Иванович, мы этот вопрос вынесем на референдум кают-компании. Все-таки, это очень серьезный поступок, связанный с сохранением и обеспечением не только всего личного состава, но и корабля в целом, - тихо давясь от смеха, и скрывая зевотой улыбку, выдавил из себя Сашка Ильин.
- Замполит – механик? Это веско! Это по коммунистически! Так держать, Алексей Иванович! – за столом кают-компании произнес корабельный доктор Ваня Ходорович, - Коли дырки… под молотки!
Сам же замполит несколько дней ходил за механиками и выпрашивал зачетный лист. Он им настолько надоел, что лист ему все-таки выдали. И тут началось.
Он облачился, в неизвестно откуда вынутый, комбинезон времен 1-й Мировой войны и стал ползать по всем корабельным шхерам, щеголяя механическими фразами типа:
- Сегодня был в дейдвуде, проверял сальник на плотность. Сальник плачет…
Это был его триумф! Он ощущал себя причастным к какому-то очень важному событию, к какому конкретно он еще не понял, но твердо в эту причастность и само событие верил…
И, правда, у всех корабельных механиков - и у офицеров с мичманами, и у старшин с матросами поднялось настроение. Усталость сменилась каким-то азартным задором – что еще придумает замполит?..
Командир корабля по этому поводу хранил молчание. Он что-то знал, а посему и не вмешивался в бурную механическую деятельность своего заместителя.
Он знал, что пришла шифротелеграмма о возвращении в базу – ДОМОЙ!
«Блестящий», не смотря на свой возраст, все-таки он был головным кораблем всейсерии ему подобных, рванул к родным берегам, в родную базу.
Момент истины… Он приходит неожиданно, он наступает внезапно. Он обрушивается, как горный обвал или снежная лавина, он проникает в мозг человека, как скальпель нейрохирурга, он поражает своей естественностью не только людей, но и … корабли…
«Блестящий» мчался в лунной дорожке по водной глади ночного моря, освещаемый мириадами звезд и самим ночным светилом. За кормой корабля, вздыбливаемое его мощными винтами, бурунами пенилось, оставляя белый след, Южно-Китайское море.
Вдруг из первой дымовой трубы в небо рванулся столб пламени, искры от которого, увлекаемые встречным ветром, поднимались все выше и выше и рассыпались как падающие звезды.
Возраст корабля, в конце концов, дал о себе знать. В одном из главных котлов прогорел газовый заслон – это такая штука из стали и шамотного кирпича, которая не допускает пламя из топки в дымовую трубу.
Картина – по морю весь в водяной пене мчится корабль, а над ним из дымовой трубы к небу поднимается столб пламени высотой метра три-четыре и к тому же разбрызгивающий сноп искр, словно праздничный фейерверк.
- Механики! – влетая в «Пост энергетики и живучести», механически подковано и со знанием дела кричит замполит, - А чего это трубы у нас работают неравномерно?Из одной огонь идет, а из другой огня нет.
- За что я люблю военную службу? Так это за ее неразбериху! – сказал самый знаменитый солдат 20-го столетия Йозеф Швейк.
И мы с ним согласимся.
А Алексей Иванович Сыренков «молотки» не получил.
В дальнейшем, Сашка Ильин встретил его в дивизии атомных подводных лодок, в которой он стал опытным подводником.
БЫВАЕТ…
Мы стояли у причальной стенки в порту Бомбея (ныне Мумбай). Неожиданно нас «выгнали» на рейд. Оказывается, в городе забастовали проститутки с «Леди стрит» - они требовали уравнять их в правах с
«call girls» - «девочками по телефону»….
Так вот стоим мы на рейде. На юте накрыты столы – раут.
С левого борта спущен парадный трап – на корабль прибывают гости.
В основном, это офицеры ВМС Индии с женами. Вместе с ними прибывают представители советского консульства и специально приглашенные лица из торгпредства и прочих «наших» организаций….
Борта подходящих к крейсеру катеров возвышаются над площадкой трапа, а посему, дамы должны прыгать с катера на трап, что для них мало того, что неудобно (они в сари и вечерних платьях), так еще и опасно – можно кувырнуться в бело-серые воды бомбейской бухты.
Вот Владимир Петрович Затула, командир корабля, и поручил командиру котельной группы лейтенанту-инженеру Сашке Ильину, который в данный момент исполнял обязанности командирского переводчика, оказывать дамам помощь – «ловить» их на площадке парадного трапа.
«Принял», таким образом, Шурка около десятка дам, одетых в сари.
А индийские женщины, надо заметить, очень вкусно пахнут – даже в носу щекотно, и мурашки по всем частям тела бегут. Ко всему прочему, в руки лейтенанту сунулась, месяце на пятом беременности, индианка лет девятнадцати…. Ну, тут Шурка уже на дыбы…. Он и заорал, как корабельный тифон: «Все! Больше не могу! Меняй! Утоплюсь!»
И услышал в ответ: «Я тебе утоплюсь! Не мути воду – она здесь и так мутная! Держись, лейтенант, держись, я тебе бутылку виски «Teacher’s» подарю. Еще минут десять продержись. Я тебе замену пришлю….»
Через тридцать лет бывший командир котельной группы Сашка Ильин встретился с бывшим командиром крейсера «Адмирал Сенявин» уже контр-адмиралом Владимиром Петровичем Затула. Встреча была очень теплая и … завершилась хохотом обоих офицеров, когда они вспомнили Сашкину попытку утопиться в Бомбейской бухте.
Да, совсем забыл – на столе у них стояла бутылка виски «Teacher’s».
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЛИ, ПОПРОСТУ, НОСТАЛЬГИЯ…
«Дальневосточный комсомолец» бороздил воды Тихого и Индийского океана 14 месяцев, крейсер «Адмирал Сенявин» несколько меньше, что никак не притупило мои ностальгические чувства….
Мы возвращаемся Домой – на Родину….
В груди внезапно защемило сердце, в мозгу замельтешили мысли: «Скоро родная сторонка. Как она? Любит - не любит, к сердцу прижмет, к черту пошлет?.. На что среагируют мои лейтенантские эмоции, на ком инстинктивно остановится мой офицерский взгляд, и я встану, как вкопанный?.. И мой мозг пошлет мне сигнал – вот она! Родина! Родина, которую ты, лейтенант, носишь в своем сердце! Возрадуйся, отрок!»
И вот крейсер, всей своей массой и со всем своим экипажем, входит в залив Стрелок.
Какое счастье, что я не несу вахту вахтенным механиком, а могу, стоя на верхней палубе, глотнуть родного воздуха.
Приближается берег, на пирсе виден оркестр, виден, приветствующий корабли, транспарант и много-много народу. А я своим взглядом ищу простую русскую березку и жду, что вот, сейчас, я ее увижу, и из глаз польются скупые мужские слезы….
Но… слез нет, хотя березки видны (снова подумалось – что я березок не видел?), видны букеты цветов, виден поросший всякими кустами и деревьями Большой Иосиф, виден «Свинячий пирс» и, если приглядеться, виднеется начало «тропы дедушки Хо», богатой своим диким виноградом….
А вот пришло и ощущение предстоящего семикилометрового путешествия от пирса до милого сердцу поселка Тихоокеанский….
Я улыбаюсь и легонько смеюсь….
В ушах послышались звон тарелок и грохот барабана оркестра, который я увидел еще на траверсе стрелковского маяка. Им вторит корабельный тифон, а над кормовой трубой появляется черная-причерная дымовая шапка….
Поданы швартовые канаты, подан на стенку корабельный трап, по бокам которого красуется надпись русской вязью «Адмирал Сенявин», и, наконец, на стенку сходит командир….
Он идет по пирсу, навстречу Командующему ТОФом для доклада о том, что управляемый его опытной и твердой рукой, крейсер, вдали от нашей Великой Родины, все задачи выполнил, что экипаж цел и невредим и готов выполнить любую задачу командования и всего «Советского правительства»….
В голове проскользнула мысль: «Если бы этот доклад делал я, то закончил бы его фразой – «… только передадим родным и близким приобретенные «колониальные товары» и примем пищу…»
Но… доклад делал не я, что меня и успокоило.
Все – поход окончен. Об этом говорит тишина, разлившаяся по корабельным отсекам….
Прошло четыре месяца… и убран трап, и снова ждать возвращения домой, и снова приходит ностальгия….
УВАЖЕНИЕ И МЕСТЬ…
«И послал царь Ивана-дурака за тридевять земель
на тридесять букв…»
Из корабельных сказаний и сказок.
В тот год на крейсер пришло сразу пять молодых лейтенантов.
Это была разношерстная, артиллерист, связисты, механик и штурман, публика.
Ребята молодые, веселые, живо интересующиеся всем, что их окружает на флагманском корабле эскадры….
После ужина ребята зашли в салон кают-компании – покурить и расслабиться…. «Расслабуха» подразумевала игру на биллиардном столе, «забитие доминошного козла», просмотр телевизионных передач и … простое общение офицеров друг с другом.
Корабельные офицеры рассказывали анекдоты, смешные истории, обсуждали, заданные им командирами и начальниками, служебные задачи.
Один только штурман лейтенант Коля Исупов был, как бы, в стороне от всех этих разговоров, отрешенно находясь в задумчивости. Создавалось впечатление, что штурманец живет не среди подобных ему офицеров корабля, а в своем, в своем собственном мире….
- Коля, - обратился к нему молодой лейтенант Лева Сиротин, - ты чего в стороне сидишь, давай к нам присоединяйся….
Ответ Коли, мало сказать, что всех ошарашил, он был подобен пробегу огненной колесницы Илии по небесному своду, - А о чем мне с Вами разговаривать? Я, все-таки, шестым по списку окончил высшее училище. Так, что, о чем мне с Вами разговаривать?
В салоне кают-компании наступила гнетущая тишина….
Коля посмотрел на офицеров и молча, высоко подняв голову, вышел из салона в коридор.
Офицеры корабля, молодые и старожилы, по этому поводу референдума не проводили – все для них было понятно и ясно….
С Николаем стали общаться строго по уставу – товарищ лейтенант или Николай Юрьевич. Даже в корабельном быту.
Так прошло около полугода – «…товарищ лейтенант…» продолжалось.
Корабль бороздил просторы Индийского океана, швартовался, то в Бербере, то в Бомбее, а то и в Адене, в котором имелись магазины «Москва» и «Одесский толчок»….
Как-то, на стоянке в Бербере, в каюте командира крейсера раздался стук в дверь – вошел штурман Коля Исупов и положил на командирский стол рапорт о его желании перевестись на плавмастерскую, стоящую в этом порту. Мотивировка была – «… в связи с невозможностью правильно ужиться в офицерском коллективе…»
Командир сделал все грамотно – рапорт подписал, и Колю отправили служить штурманом на плавмастерскую.
А крейсер пошел дальше бороздить Индийский океан….
Уходя с
