Произведение «ДефектологиЯ» (страница 1 из 4)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Без раздела
Автор:
Оценка: 4.4
Баллы: 12
Читатели: 1601 +6
Дата:

ДефектологиЯ

ДефектологиЯ

Лента негатива

«И будто весь океан в одну                             минуту    
стал пресным..»
                                                                                          И. Лагутенко


Сегодня я приобрела себе фотоаппарат своей мечты. Самый настоящий, профессиональный и очень дорогой. О нем я мечтала несколько лет. Я откладывала на него чуть ли не всю свою стипендию, и копила различными способами мелкой подработкой. Сейчас я верчу его в руках, ощущаю его приятную тяжесть, мягкую ленту и матовые бока. С этого дня все мое окружение стало забывать цвет моих глаз, – глаза цвета корицы все время были за объективом фотоаппарата.
Для меня открылся новый ракурс и новый угол зрения. Я ловила время за хвост и останавливала мгновения. На моих фотографиях были улыбки, морщинки, много смеха и неба. Больше всего под моим объективом было глаз. Я любила глаза. Глаза родных и совершенно чужих мне людей. Мне нравились мимические морщины вокруг них, - некоторых они старили, а некоторых делали совершенно счастливыми. Через глаза я впитывала людей, я их чувствовала и проникалась к ним всем своим нутром. Я ловила полувзгляды и взгляды внутрь. И всегда оставалась за какой-то стеной - за стеклом. Одновременно я ощущала близость и совершенную отдаленность от этих людей. Я придумывала их имена и судьбы. Я любила их всех..
Иногда мне казалось, что наводя объектив на человека, я начинаю чувствовать его настолько, что проживаю этот короткий отрезок времени с ним. Я ощущаю биение его сердца и нащупываю пульс. Во мне просыпаются его чувства так, что у меня под кожей тонкой веной бьет ритм его жизни. Но и после, проглядывая полученные кадры, я все еще чувствую его, словно между нами обрелась некая связь, но известная только мне одной. Немой нитью я сшиваю наши жизни и вплетаю эмоции яркими красками мулине в полученные кадры. От этого мне кажется, что мне знаком весь город. Люди становятся для меня родными, а внутри меня бьются волны невероятного океана, захлестывая чувствами. Я стала этим жить. Я стала жить счастьем.
В каждом сделанном мной кадре была жизнь. Яркая и цветная. Совершенно неповторимая. Я наводила объектив на небо и трогала бока улыбающейся радуги, а затем резко спускала вниз и ловила смех маленькой девочки, с ямочками на щеках.
Я научилась видеть ярче и чувствовать острее. Пожалуй, именно это загнало мне под кожу яд, который изъел мне все нутро, и оставил после себя лишь один пепел.
Окна моей спальни выходили на перекресток с оживленным дорожным движением. Дорогу рамкой выводили мощеные улочки, и прямо под моим окном зелеными пушистыми кустами разлегся маленький парк.  Вечерами в нем загорались старые фонари и отбрасывали волшебный свет на весь небольшой перекресток. Углы соседних домов в таком свете покрывались какой-то невероятной сверкающей пылью, и город превращался в сказку. В добрую и наивную сказку.
Также в этом парке в маленькой лавке продавали самые настоящие чудеса: огромную спелую черешню и круглые, с цветными завитками, леденцы. Здесь часто на лавочках сидели молодые мамочки, а вокруг них щебетали их крохи. Казалось, что в этом перекрестке вечное лето, смех и детство.
И у меня есть целые горы этого детства. И когда я выхожу в этот парк, то я невольно улыбаюсь практически всем прохожим, так как я их узнаю, ведь именно о них я все знаю через свои снимки.
Лето уже практически закатывалось за август, но стояли такие мягкие дни. Теплые и клубничные. Сладко дышалось, и глаза постоянно улыбались.  Я пила на широком подоконнике своей спальни чай и играла с объективом, наводя его на совершенно случайные фигуры, вещи, предметы. Я вылавливала секунды и запечатлела самые настоящие движения, а в них эмоции. Август стал для меня настоящей копилкой солнца. Объектив прыгал от неба и выше, от самой высокой точки к суетливым муравьям. К людям, стоявшим на перекрестке на красный свет, и к людям, которые также как и я, может быть, распивали чай в окнах соседнего дома.
На перекресте, дожидаясь зеленого света, стояла девочка и размахивала, крепко держа крохотной ладошкой, голубую ленту. Накрапывал теплый летний дождик. Ветер подхватывал ленту и тянул вверх, мне даже показалось, что я услышала этот трепет между лентой и ветром. Девочка задирала голову вверх и смешно щурилась от солнца. За ее спиной стояла, наверное, ее мама, в соломенной шляпе с широкими полями и слегка придерживала девочку за плечи. Ветер рванул, и молодая женщина ухватилась за полосу шляпки, не дав ей слететь, а девочка  с мощеной дорожки шагнула вперед – в гул кишащих машин, пытаясь поймать кончик голубой ленты, которую ветер поднимал все выше и выше. Мой объектив замер в режиме замедленной съемки. На каждом моем кадре запечатлен каждый вдох и выдох этой девочки. Каждое движение искривленных губ и обезумевших глаз ее матери. Я до сих пор слышу в  красных красках этих снимках ее крик и чувствую сбивчивое дыхание девочки с голубой лентой. Мне до сих пор кажется, что эти секунды длятся и длятся, все еще иногда бьют в висок, когда я навожу объектив на этот перекресток, и я до сих пор на нем вижу крошечное тело девочки с огромной густойкрасной тенью под ней, и голубую ленту, которая все летает над девочкой.
Объектив онемел холодной сталью и не менял ракурс с перекрестка на что-либо другое. И я все смотрела и смотрела. Внезапно со всей скоростью в стекло фотоаппарата влетела крупная пестрая бабочка. Словно выпав из забвения, я пошевелилась, и фотоаппарат выскользнул из моих рук и полетел на пол. Объектив отлетел, и стекло на нем пошло толстыми трещинами, так же как у меня все внутри. У меня сжалась кожа, и не могли раскрыться глаза. В голове летели кадры, кадры, кадры, кадры, переходившие на пустые негативные ленты. Внутри все заныло и поплыло красными разводами.  Бабочка вспорхнула и вылетела в окно. Забрав с собой все цвета мира. Я пережила эту маленькую смерть в себе. Что-то во мне умерло и просто улетело куда-то в небо, той самой лентой.
На моем объективе все те же трещины, но они совсем мне уже не напоминают то, что должны были напоминать. Только вот взгляд мой изменился, и взгляд объектива тоже. Но и этого, наверное, я уже не замечаю.
Я каждое утро так же пила бесцветный чай на своем подоконнике. Я водила объективом по городу и цепляла в кадр хоть что-нибудь. Режим на моем фотоаппарате застрял. Теперь он всегда черно-белый. Взгляд на мою жизнь так же застрял. Теперь он всегда черно-белый. Мои фотографии не отличались от моей жизни. Они были плоские и в оттенках серого, черного и белого. Я не понимала, кто на этих снимках и просто не различала лица людей. Лица стали превращаться в размытые образы, а после и просто в контуры фигур. В этих фотографиях совершенно ничего не было. Они были пустыми и белыми.
Я все реже брала фотоаппарат в руки, хотя он так же привычно болтался на широкой ленте у меня на шее.  
Меня нисколько не удивляло то, что черешня в лавке чудес стала черной, а у детей белые глаза. Что неба совершенно не видно, а дома – лишь контуры, нарисованные карандашом  на плотной бумаге.
Я практически уже не видела людей, лишь размытые бледные оттенки их лиц. Вырисовывался лишь контур города и четкие дележи на черные и белые цвета.
На днях ко мне заходила моя знакомая – детский фотограф. Мы пили чай и разговаривали о прошлом, о прошлом, в котором когда-то у нас с ней было что-то общее. Мы вели скупой разговор и часто отворачивались друг от друга. Мне стало невероятно страшно видеть напротив себя пустоту, или же просто не видеть ее. Почему же отворачивалась она, я не знаю.
Она стала разглядывать фотографии, которыми были обклеены стены моей квартиры, а после брала стопки, которые были небрежно свалены на пол. Сначала она что-то говорила, где-то умилялась, а где-то задавала какие-нибудь мне вопросы, а потом просто замолчала. А после тихо сказала, что я фотографирую смерть. Я не знала, что она имеет в виду, да и спрашивать ее об этом не хотелось. Но, и все же, мне тоже так иногда казалось.
Мне стало казаться, что объектив навожу не я, а он сам ищет себе кадр, сцену, жизнь. Он введет свою жизнь. Разбитую и темную. С трещиной и чем-то неизбежным.
В осенний вечер я стояла босиком на подоконнике и заглядывала за край. Я водила объективом по асфальту и по окнам дома, находившего напротив. Во многих горел свет и это меня как-то согревало. Я заглядывала по очереди в каждое окно. Люди суетились и жили полноценной жизнью своей ячейки. Объектив прыгал от окна к окну, от подоконника к подоконнику, он проскакивал лица и огоньки зажженных газовых плит. Он проскочил и пустые глаза, но снова к ним вернулся. Эти глаза резанули и меня и объектив, от чего на нем пошли еще больше трещин, и он буквально стал распадаться на осколки. На такие глаза можно только напороться, одеть себя как на штык, полностью разодрав в мясо свою плоть. Эти глаза мне улыбнулись. Моргнули. Снова улыбнулись, дрогнули уголки губ. И глаза закрылись. Навсегда. А на его шее еще туже затянулась лента. Встрепенулась занавеска, и завыл ветер. Началось раскачивание. Я раскачивалась босоногая на своем подоконнике, а онемевшее тело с навеки закрывшими глазами у себя в темной комнате, в такт вылетающей под порывом ветра в окно тюли.
Эта голубая лента перевязала и всю мою жизнь. Она плотно затянулась у меня на шее, остановив дыхания и выдавая лишь маленькие порции кислорода. А после просто закрыла, перевязав мне плотно глаза. Теперь я вижу лишь пустые ленты негатива.
Выйдя на лоджию своей однокомнатной квартиры, я ощутила слабое тепло солнца кожей. В небе же раскачивался бледный желтый контур шара, то ли солнца, то ли еще чего, - я практически ничего не видела. На груди болтался фотоаппарат. По привычке потянулась к нему и навела объектив туда, где должно быть небо. Я судорожно мотала объективом из стороны в сторону, желая загнать в кадр тень хоть какой-нибудь жизни. За каждым щелчком на дисплее оставался белый кадр, превращая серию моих утренних фотографий в ленту негатива. Звук не прекращался, он гремел в ушах, закручивался острой и тонкой спиралью по всему телу. А после резко умолк. В одну секунду наступила полная вязкая тишина.  
Я облокотилась на перила и закурила. На груди приподнимался в такт моему дыханию навсегда утративший зрение фотоаппарат, полностью забитый кадрами всего спектра белого цвета, или же отсутствия его. Я подняла голову к небу и защурила глаза. Ощутив кожей лица капли влаги, я открыла глаза и пыталась разглядеть, что это. На мои руки и волосы, на матовые стороны фотоаппарата и мои пальцы медленно опускался серый пепел. Небо крошило мне в глаза пеплом. Легким и тонким. Он рассыпался в руках и впитывался в кожу. Пепел закрыл собой контуры бледного шара, растворив в себе последний свет. Горизонт ушел во все серое.
Фотографии, небо и мои глаза, - все было в пепле. А весь город накрывало мягкими хлопьями белого снега.
..

Глухой тупик
Что у вас есть для боли –
Способ сделать эйфорию, видеть больше глаз?
Что у вас есть от боли?
Лучше спросить иначе – что у боли есть от вас?

Dj37

Все знают, что курить вредно как для собственного здоровья, так и для здоровья окружающих. Если бы я знал, что вред распространится не только на легкие, но и на все части

Реклама
Обсуждение
     16:01 18.07.2011 (2)
Очень интересно, очень образно, очень понравилось Радует, что без лишней кровавости, которой грешат некоторые авторы, пишущие психологические произведения
Давно не читала такой длинной прозы, которая не наскучила бы по середине. Спасибо!
     12:45 30.07.2011 (1)
Вопрос к Маше Демидоаой: о каких психологических кровавых произвелениях Вы пишете?
Знаю одного "кровавого" автора, писавшего психологические произвеления- Ф.М.Достоевский.
     15:25 01.08.2011
Не хочу называть имена, поскольку пара таких авторов, пишущих нечто близкое к психологии с садистскими наклонностями есть и на нашем сайте. Фёдор Михайлович по сравнению с ними по уровню "кровавости" и жестокости просто котёнок. Другое дело, что до психологии уровня Достоевского им о-о-очень далеко. Я говорю об авторах этого сайта, а не об авторах мирового уровня.
     16:18 18.07.2011
Большое спасибо за вашу оценку. Мы постарались сделать такой "микс", чтобы каждый читатель смог найти свое - там есть и лирические рассказы, и реалистические. А по поводу кровавости - она нужна только постольку, поскольку того требует развитие сюжета. Здесь важнее эмоциональный фон.
Ещё раз спасибо и удачи Вам!
     12:13 19.07.2011 (1)
Хорошо! Просто невероятно хорошо написано: плавно, с первой строки, словно затягивает в воду, а затем течение усиливается, и справится с ним нет ни сил, ни желания, и в этом потоке видишь потертость мебели в комнатах, детали одежды, тени, тона, и стараешься вывести ту самую главную фразу, на которой строится все произведение. Слова путаются, буквы скачут из одного слова в другое, но к середине текста они складываются в "ценность жизни". И поверх читаемых про себя строк, в голове мелькает вопрос: о чем хотел сказать автор? И ответ находится сам: о радости, которая быстротечна, о любви, которая редко заходит в гости, о времени, которого у нас все меньше...
     14:26 19.07.2011 (1)
Вы нас приятно поразили своим отзывом... Мы долго строили этот цикл рассказов, пытались донести то, о чем Вы написали.. Просто невероятно, до чего точно Вы подметили суть! Хотя мы писали о дефектах жизни и человека, в итоге все сводится к "ценностям" и их восприятию. Ваша проницательность вызывает Уважение. Спасибо Вам огромное!
     10:06 20.07.2011 (1)
Низкий поклон Вам за стремление обратить внимание читателя не на утрату, а на ценность!
С пожеланиями вдохновения и полета, Татьяна.
     14:49 20.07.2011
Спасибо! И Вам того же!
Книга автора
Абдоминально 
 Автор: Олька Черных
Реклама