Зима-весна-лето. Московские сказки.

принес только за один день, а сколько их уже прошло?
– Как за один день? – удивился старик. – Мы же договаривались.
– Именно, вот документ, твоя подпись? – царь показал ему бумагу.
– Моя.
– Вот, твоя. А что написано? Одна сотая часть в день, а сколько дней прошло? – не знаешь?
– Много, но это же я никогда так и не отдам.
– А разве я тебя заставлял долг брать? Деньги мои и условия мои. Ты сам договор подписал, теперь отвечай. А прошло уже триста дней, значит с тебя уже три долга. Когда отдавать собираешься?
– Я отдам, отдам, – начал старик.
– Конечно, отдашь, – усмехнулся царь, а у самого от наслаждения аж в глазах слезы набежали. – Я же не царь ирод, даю тебе сроку до зимы. Лето жаркое будет, как раз наберешь. И должен ты будешь уже четыре долга.
– Ох, не сможем одни, только и на сыновей наших надежда, – заохала старуха.
– Каких сыновей? – гаркнул рядом с ней царский охранник, – в земле лежат твои сыночки,
уж сколько лет лежат, а ты все ждешь, дура старая.
Побледнела старуха, побледнел старик, ничего они больше не сказали, ушли к себе в хижину. Как только вошла старуха в дом, так и легла замертво на кровать и больше не вставала. Остался старик совсем один, он да белая козочка.
Все пошло по-прежнему, но только без старухи. Утром он ходил за грибами, доил козу, а поесть сам забывал, все на продажу нес, оставлял себе только крынку молока, да сухую лепешку. Каждый день был длиннее другого, а что делать, вдвоем-то было легче, а одному невмоготу, а смерть все не шла, а он боялся ее просить, не по-людски это себе смерть зазывать.
Идет он как-то по лесу, грибы ищет, ягоды, а лес будто бы опустел, не набросала для него царица лесная своих сокровищ. И лес будто бы погрустнел, машут печально ели пушистыми лапами, ухает вдалеке сова, словно плачет. Шел-шел старик, надо возвращаться, козу доить. Смотрит, лежит возле елочки лисичка, вся облезлая, грязная, лежит, как мертвая, только ушки чуть подрагивают, слушают.
– Ой, бедная ты бедная, – заохал старик, склонившись над ней. – Кто ж это тебя так?
Снял он свою куртку и завернул лисичку в нее, решив выходить ее дома, а лисичка так и уснула у него на руках.
Придя домой, старик положил ее возле печки на чистую простынь, как смог попытался залечить раны и пошел доить козу. Часть молока налил в кувшин на продажу, а другую часть налил в крынку, набросал в нее лепешку и поставил возле спящего зверЬка, проснется, поест, а ему и не надо.
Так и стал жить. Делил хлеб с лисой, ходил на базар, а в лесу подстрелит куропатку, сварит из нее похлебку, сам немного поест, а мясо отдаст лисичке, чтобы выздоравливала. Жизнь потекла веселее, все-таки не одному жить. Лисичка быстро поправлялась, стала она очень красивой, пушистой, с ровным рыжим мехом, а взглянешь в морду, будто бы человек, смотрит на тебя умными глазами, а на шее у нее, как искусное ожерелье, белый воротник.
Стала она повсюду ходить со стариком, как послушная собачка. Он в лес, и она в лес. Он на рынок торговать, и она сидит рядом, дети к ней так и липнут, поиграть хотят, а она и не против. Все раскупали у старика, давали не торгуясь, а он и не просил большего, как можно на своих же наживаться?
Пришла осень, мало собрал старик денег, только на половину долга, а ведь царь сказал-ТО четыре долга. Только он собрался идти на рынок, как видит, едет к нему царь со своей свитой.
– О, куда это ты собрался? – спросил его царь.
– Так куда, на рынок, надо молоко продать, вот, целую корзину грибов насобирал, – ответил старик.
– Молоко, говоришь? – взял у него кувшин охранник царя, отпил большой глоток, а остальное вылил в землю. – Кислое, как ты такую дрянь продаешь?
– Ну что. Долг собрал? – спросил царь.
– Так ведь еще не зима, – опешил старик.
– Так а чего тянуть? Отдашь быстрее, меньше надо будет отдавать, тебе же выгоднее, понимаешь? – Царь улыбается, а глаза все по его хижине бегают, вот он уже думает, что вместо нее поставить.
– Нет у меня таких денег, – вздохнул старик.
– Ну, нет, так нет, – пожал плечами царь. – Мы люди честные, чужого брать не будем. Придется тебе отдать свой дом, и козу тоже заберем.
– А где я буду жить? – спросил старик.
– А где хочешь, у нас страна вольная, выбирай сам, – ответил царь. – О, это что это у тебя, лисичка? Ее тоже заберем, как раз моей жене на воротник сгодится.
Старик встал перед ней, загородив ее от длинных рук охранника, готовящегося схватить зверька и сунуть его в мешок.
– Не трожь,  сказал старик.
– А то что? – засмеялся охранник и легко оттолкнул старика.
Только он попытался схватить лисичку, как цапнула она его за руку и убежала.
– она мне руку прокусила! – истошно заорал охранник.
– Догнать! – заревел царь.
Бросилась его свита в лес, а из него вышла высокая стройная девица. Волосы ее были черные, как смола, а на кончиках горели яркие рыжие языки пламени, глаза темные, глубокие. Одета она была в длинное шелковое платье, а на шее висело алмазное ожерелье, свет от него лился словно от солнца, ослепляя смотрящего.
– Сколько должен тебе старик? – строго спросила она царя.
– Ну сколько, у него столько нет, – заулыбался царь. – А вы кто будете? Я смотрю, мы с вами ровня.
– Не ровня я тебе! – гневно воскликнула девушка и сорвала с шеи ожерелье, только старик заметил, что из ее смуглой шеи полилась тонкая струйка крови. – Этого тебе хватит. Бери и уходи отсюда!
– Хм, пожалуй, хватит, – царь алчно глядел на алмазное ожерелье, оно стоило во сто крат больше, чем долг старика. Обрадовался он и уехал вместе со своими вассалами.
– Кто ты? Но, спасибо тебе. Я не знаю, как мне тебя благодарить, – сказал старик.
– Тебе не за что меня благодарить, – девушка ласково поцеловала его. – Ты спас меня, выхаживал, сам не доедал, все мне отдавал. Я тебе обязана жизнью. Не печалься, все у тебя теперь будет хорошо. Вечером приду я и моя мать царица леса, а ты пока ложись спать, но сначала поешь, а вечером и я приду.
– Но, милая, нет у нас в доме еды, – вздохнул старик. – Хочется мне угостить тебя, но нечем.
– Как же нет? – удивилась она.
Они вошли в дом, а на столе стоЯла полная крынка молока, свежая лепешка и кусок сыра, как делала его старуха, завернутый в полотенце. Хотел старик, чтобы она осталась, но девушка убежала, только замелькал в лесной чаще ее рыжий хвост. Старик сел, удивленный, столько всего и в один день. Он поел и как только лег на лавку, сразу же уснул.
Уже ночь спустилась на землю, слышит он, что в дом кто-то вошел. Идет мягкими лапами. Открыл он глаза, а перед ним две лисички стоят, одна его, поменьше, а вторая больше и пышнее.
– Здравствуйте, гости дорогие, – сказал он, приподнявшись с кровати.
Лисички обернулись девицами, в ярких шелковых платьях, красивые, глаз не оторвать, и у каждой на кончиках волос горит яркий огонек. Сам зажегся очаг, и стало в доме светло.
– Я царица леса, – сказала старшая девица. – Ты спас мою дочь, проси все, чего пожелаешь.
– А чего мне желать, главное, что все здоровы, а мне-то ничего не надо, – улыбнулся старик.
– Дочь твоя отдала мой долг жадному царю.
– Чужое добро не принесет вору добра, – ответила ему царица леса. – Дочь моя просила меня, чтобы она могла стать твоей названной внучкой, я не против этого. Сколько тебе жить осталось, не знаю даже я, это должна решить судьба. Пусть в твоем доме никогда не погаснет очаг, а каждый, кто с добрым сердцем или сбился с дороги, сможет найти у тебя приюта и ночлега, людям добро, и тебе веселее.
Она хлопнула в ладоши, и возле очага появился мешок с углем, из которого угли сами стали запрыгивать в печь. На очаге стоял большой горшок, в котором уже закипала душистая похлебка.
– Вот спасибо, не знаю, как вас и благодарить, – всплеснул руками старик.
– А ты не благодари, пока живы люди, живо добро, пока живо добро, живы люди, – ответила ему царица леса, –  мой лес для тебя всегда открыт, а теперь нам пора, прощай.
– Дедушка, я приду позже, – молодая лисичка села рядом с ним и обняла старика.
С тех пор жизнь пошла другим чередом. Старик так и живет у себя в хижине, на краю леса, а все, кто идет  город, заглянут к нему, и для каждого у него найдется крынка молока и тарелка похлебки, а, если и понадобится, то и ночлег, а с ним интересный разговор и добрая история. Мне пару раз доводилось видеть его внучку, ох и красивая девушка, глаз не оторвать, а какая умная, любого мудреца переспорит. А не верите, проверьте сами, если у вас сердце доброе, то вы найдете дорогу к тому дому, ведь пока живо добро, живы и люди, верно?».

– Молодец! – похвалила меня жена. – Смотри, как Анька спит.
– Ага, а ты на волосы ее посмотри, – я показал на кончики ее прядей, которые в свете ночника отдавали рыжиной.
– Ты только ей этого не говори, а то начнет придумывать, – прошептала жена и погасила ночник.
– Па-ап, – протянула дочка сквозь сон.
– Ты чего не спишь? – удивился я.
– Пап, а что было с ожерельем?
– С каким это ожерельем?
– Ну как с каким, которое девушка отдала царю. Ты что, забыл?
– Я думал, что ты уже спала и ничего не слышала.
– Я все слышала, - Аня открыла глаза и повернула голову к двери, – вы ничего от меня не скроете.
– Вот ты, какая, – удивился я. – Не скроем, еще как скроем, если захотим. Ладно, слушай про ожерелье и царя, там совсем чуть-чуть…

«Вернулся царь к себе во дворец, держит в ладонях дорогое украшение и налюбоваться не может.
– А, что это у тебя? – его жена, завидев блеск, сразу же прибежала и выхватила у него из рук ожерелье. – О, как оно мне должно пойти.
Она с трудом надела его на свою толстую шею и подбежала к зеркалу, чтобы посмотреть на себя.
– Ой, как оно мне идет, какое оно красивое на мне, – завертелась она возле зеркала, а ожерелье сжалось и стало душить ее.
– Отдай! – взревел рассерженный царь. – Мое оно!
Но жена и слова вымолвить не может, вся покраснела, кашляет, а ожерелье все сжимается, не дает ей дышать. Попробовал он его снять с ее шеи, а замок не расстегивается, не хватает у него сил. Позвал своего охранника, у него тоже ничего не получается, с горяча даже решили голову его жене отрезать, но вовремя отказались, а как потом обратно пришьешь? Никто не умел.
Видит царь, худо дело, послал за доктором. Пришел доктор. А лицо у жены царя уже синее, глаза еле открываются, рот не закрывается, все вздохнуть хочет. Покачал доктор головой, взял и расстегнул замок на ожерелье.  Снял он украшение с ее шеи и залюбовался им.
– Красивые камни, это украшение для тонкой шеи молодой принцессы, – сказал доктор.
– Отдай! – рявкнул царь, вырвав его из рук доктора. – Это я буду решать. Для чьей оно шеи, мое ожерелье, я и решаю.
– Твоя воля, мой господин, – ответил доктор, собирая свои инструменты, хвала богам ни один не понадобился. – Но шею надо бы подобрать тщательнее.
Когда доктор ушел, царь позвал к себе ювелира. Долго мастер смотрел на ожерелье, но отрицательно покачал головой, не будет он портить такое искусное украшение, рука у него не поднимается. Рассвирепел царь, выгнал ювелира и позвал кузнеца. Кузнец, недолго думая, раскалил ожерелье и ударил по нему молотом. Раскололся молот на мелкие осколки, а вместе с ним и наковальня.
– Что же это, ваше царское величество, теперь должны вы мне новую наковальню и молот, – сказал кузнец.
– Ничего я тебе не должен! – вскричал царь. – Сам сломал, сам и чини, а я тебе платить ни за что не буду.
– Ну, тогда и я