Дорога к звёздам

ушла из города, смогла перейти линию фронта и несколько дней добиралась к матери, посетив в Москве отца Фили и сообщив ему страшную новость.
Теперь она в городе заказывала таблички на памятник Филе и Гене, надеясь, что Новгород скоро освободят.
...Стёпа бежал домой в расстёгнутом пальто, не видя и не слыша ничего вокруг. Дома у него уже были некоторые ребята. Вбежав в квартиру, он поймал несколько удивлённых взглядов. Задыхаясь, охрипшим голосом сказал родителям:
– Нет больше Фили... Его немцы расстреляли...
Сел за стол, обхватил голову руками и снова заплакал. Татьяна Ивановна обняла его и стала утешать, а Степан Владимирович сказал его друзьям:
– Не будет никакого праздника, ребята. У Стёпы друг погиб. Хороший был парень. Пусть земля ему будет пухом...
Несколько дней после этого Стёпа пролежал в постели с простудой. Целыми днями он лежал, уставившись в одну точку, не хотел ни есть, ни пить. Еду и лекарства давали ему чуть ли не насилком. Когда родители пытались поговорить с ним, он начинал плакать и говорил:
– Как же так, мы не увидимся с ним больше... Никогда...
Он всё ещё не верил в случившееся: только недавно они были вместе, строили такие большие планы, собирались лететь в космос, а теперь Фили вдруг не стало... и уже никогда не будет...
По ночам ему снились кошмары. Иногда он видел хорошие сны, в них был Филька, живой и здоровый. И каждое утро ему не хотелось просыпаться, попадать в этот мир, где друга больше нет.
Но родные и близкие, друзья смогли вернуть его к жизни. Его навещали Серёжа Тюленин, Володя Куликов, Сеня Остапенко, Лёня Дадышев, Радик Юркин – младший товарищ из школы, тоже мечтавший стать лётчиком. Каждый день приходила Тося Мащенко – темноглазая девочка с длинными русыми косами, учившаяся в параллельном классе, дружившая с Валей Борц и Стёпой, читала ему новости в газетах, выбирая только хорошие, рассказывала что-нибудь, подарила вышитую ею салфетку с наряженной ёлочкой. Не было только самой Вали – она тоже болела и сидела дома. Энгель и Люда принесли банки с вареньем от Прасковьи Никитичны. Она тоже хотела проведать Стёпу, но не смогла прийти – у неё болели ноги. Приходили навестить Мария Георгиевна с Женей и Юрой. А в канун нового года приехала погостить бабушка. Поседевшая, пополневшая, в белом платочке и вязаной синей кофточке, с очками на носу, она была такой родной, своей, домашней, с ней было так хорошо, уютно... Она кормила Стёпу борщом и кашей, вязала ему шерстяные носки и варежки. Кот Дымок играл с её клубком, всё время укатывал его куда-нибудь, бабушка по-доброму ворчала на него, и это забавляло Стёпу. Со всеми хлопотами и заботами горе понемногу сглаживалось, боль в душе притуплялась.
В начале января у него был разговор с отцом, и его слова Стёпа особенно запомнил.
– Недавно я поссорился с Мишей Кулешовым, с которым несколько лет был дружен, – сказал Степан Владимирович. – Он стал говорить, что будет работать и при немцах, если они сюда придут – чья власть будет, тому он и станет подчиняться. И для меня его больше нет, он потерял свою честь, душу, умер при том, что физически жив. А твой Филя и сейчас, и после будет жив – его будут помнить многие поколения. Человек жив, пока жива добрая память о нём.
Стёпа задумался. Отец был прав. Человек живёт не только физически, он живёт и в своих делах, и в памяти других людей. Он ещё больше убедился в правоте слов отца, когда в газетах появились статьи о Зое Космодемьянской и Александре Чекалине – погибших партизанах, удостоенных звания Героя Советского Союза. С какой любовью и трепетом о них говорили! Молодёжь всей страны брала с них пример. Стёпа был уверен, что они навсегда останутся в народной памяти.
В середине января по улицам Краснодона под конвоем проводили немецких военнопленных, на них собрались посмотреть и взрослые, и ребята. Пленники шли понурые, глядели в землю, обросшие, в лёгкой одежде, сжавшись от холода. Стёпа и отец, обнимавший его за плечи, молча, угрюмо смотрели на них. У Стёпы, кроме ненависти, появилось отвращение к ним, и он, когда немцы ещё не скрылись из виду, повернулся и двинулся домой.
– Как мне не хочется, чтобы немцы заняли наш Краснодон... – сказал он дома отцу.
– Может быть, и не займут, – ответил Степан Владимирович. – Их хорошо удерживают под Красным Лучом, а теперь Красная Армия набралась сил и будет бить их ещё сильнее.
– И всё-таки у немцев пока сил больше, – вздохнул Стёпа. – Они идут напролом. Боюсь я, что займут наш город. Долго они здесь, конечно, не продержатся – наши войска выбьют их отсюда...
Позже Степан Владимирович признал, что сын словно в воду глядел...
В начале февраля отцу принесли повестку в армию. Он начал собирать вещи, Стёпа помог ему. На другой день, морозный и метельный, Стёпа и бабушка проводили его до военкомата. Бабушка плакала, Стёпа был опечален расставанием с отцом, ему тоже хотелось на фронт или в партизанский отряд. Отец поцеловал их обоих на прощание и сказал:
– Не грустите, я вернусь. И мы заживём ещё лучше, чем прежде. Стёпа, береги маму и бабушку. До свидания, мои дорогие!
Стёпа и бабушка долго махали руками вслед отходящей грузовой машине с солдатами...
Через несколько дней бабушка тоже уехала – к себе домой, в Каменск.
***
В конце весны войска Юго-Западного направления начали отступать с тяжёлыми потерями, большая часть их попала в окружение. Враг наступал на Воронеж и на Ворошиловград. Не оставалось сомнений, что область будет оккупирована врагом. Началась вторая эвакуация людей, имущества, техники.
Стёпа часто навещал семью тёти, Прасковью Никитичну, в мае навестил Васю Хадыкина и Анну Степановну.
Прасковья Никитична была ещё очень бодрой и хорошо справлялась с домашними делами в свои девяносто лет. У неё ухудшилось зрение, ходить стало труднее, но она не зацикливалась на своих недугах.
Вася с родителями собирался эвакуироваться к бабушке и дедушке в посёлок Кузьмичи под Сталинградом, а потом, возможно, и дальше. Он хотел встретиться с Витькой Ждановым, и Стёпа передал для него письмо, в котором рассказывал о своей жизни, об отъезде отца на фронт, о гибели Фили и спрашивал, что Витька собирается делать дальше. Стёпа и Вася договорились встретиться, когда их родная земля будет освобождена от оккупантов.
Анна Степановна получила два письма – от дочери Надежды Фёдоровны и отца Фили Леонида Константиновича. Надежда Фёдоровна писала, что вместе с Таней и Галей, со своим совхозом эвакуировалась в Куйбышев; Анна Степановна перестала тревожиться за них. Леонид Константинович сообщал, что Филю посмертно наградили орденом Красного Знамени, рассказывал, что враг отброшен от столицы на две сотни километров и она вновь возвращается к мирной жизни, и звал женщин к себе в Москву. Мария Фёдоровна в ответном письме известила сестру о гибели Фили и Гены. Она упрашивала мать ехать с нею в Москву, но Анна Степановна не захотела бросать хозяйство. Они остались пережидать оккупацию...
Стёпа окончил восьмой класс, принёс маме табель успеваемости с отличными отметками. «Хоть этим порадую», – думал он, видя, как мать подавлена всем – мыслями о грядущей оккупации, беспокойством за мужа и сына...
В июне Стёпа участвовал в строительстве оборонительных сооружений в нескольких километрах от Каменска. С ним трудились его сверстники, люди постарше, даже пожилые. Они копали глубокие противотанковые рвы, устанавливали тяжёлые металлические ежи и обматывали их колючей проволокой. Когда пролетали немецкие самолёты, люди ложились на землю, потом снова брались за работу. В перерывах ели пресную похлёбку. Трудились с утра до ночи, потом возвращались в бараки, сваливались от усталости на солому и засыпали мёртвым сном.
А в июле он с ребятами из школы ездил убирать урожай в Беловодский район. Убирая пшеницу, ребята говорили об услышанных по радио новостях: в оккупированных районах фашисты истязали и убивали мирное население, не жалели ни стариков, ни женщин, ни детей, сжигали города и сёла. У Стёпы всё холодело внутри, когда он слышал об этом. Когда они с Валей Борц связывали пшеницу в снопы, он спросил:
– Что ты собираешься делать, если в Краснодон придут немцы?
– Бороться, конечно, – ответила Валя. – Разве можно простить им их зверства!
…Второй день шли через Краснодон отступающие части Красной Армии, смешавшись с беженцами, везли на подводах раненых. Все были уставшие, измученные, утомлённые жарой, и казалось, что этот поток никогда не закончится. Затем раздалось несколько взрывов – в городе уничтожали шахты, чтобы они не достались врагу.
К вечеру Краснодон словно вымер, наступила тревожная, угнетающая тишина. Жители, смирившись со своей участью, ждали страшной беды – вступления врага в их город. Татьяна Ивановна недавно получила письмо от мужа, он просил их с сыном эвакуироваться. Но было уже поздно, да и куда им ехать? Переживая, она несколько раз выходила во двор, выглядывала за калитку – не идёт ли Стёпа. Но его всё не было. Ей думалось, что не переживёт, если с ним что-то случится. Когда она совсем уже отчаялась, во дворе хлопнула калитка, послышались шаги сына. Она выбежала во двор и, не говоря ни слова, прижалась к нему и заплакала от радости. В небе вновь зарокотал вражеский самолёт, Татьяна Ивановна вздрогнула, но сын крепко прижал её к себе и сказал:
– Не бойся, мама, я теперь с тобой...
 
 
Глава 5. Группа Сергея Тюленина
 
Ночью Стёпа закопал в саду некоторые документы, книги и письма, обернув их холстиной.
Утром краснодонцев разбудил рёв мотоциклов: по улицам города мчалась немецкая разведка. Только после неё в город въехали автомобили, вошла пехота. Громко переговариваясь, немцы стали занимать дворы и дома, располагаться в общественных зданиях. Пыль от мотоциклов и автомобилей стояла столбом.
Ко двору Сафоновых подкатил новенький «Опель», из него вышел приземистый, пухлый, лысый человек, с недовольной гримасой посмотрел на кирпичный дом и двинулся во двор, поторапливая своих солдат. Два солдата следом занесли его чемоданы.
Татьяна Ивановна и Стёпа, стоя на крыльце, молча смотрели на них.
– Sie bleiben hier, – сказал пухлый человек Татьяне Ивановне. – Zeigen Sie mir das Haus. Wo ist hier das Waschbecken?
Он долго умывался – пока не закончилась вода. Потом крикнул на одного из своих солдат – чтобы принёс ещё воды.
Это был полковник, солдаты обращались к нему «Herr Oberst». Он был как никто самолюбив и очень гордился своими наградами – крестами и медалями на груди, а также своей родословной – он был потомком одного известного барона. Он часто кричал на своих солдат – чаще всего без повода, для острастки. Татьяну Ивановну и Стёпу он почти не замечал, а если и сталкивался с кем-то из них, то только смотрел с презрением. Позже из разговоров солдат Стёпа узнал их имена: светловолосого, молчаливого, деловитого звали Свеном, а темноволосого, смуглого, болтливого и ленивого – Куртом.
В первый день за обедом полковник всё время подзывал к себе Татьяну Ивановну, требуя то полотенце, то нож поострее, то половник, и Стёпе больно было видеть, как матери приходится прислуживать немцу, и он не выдержал, сказал полковнику:
– Перестаньте так обращаться с моей матерью, она вам не прислуга.
Татьяна Ивановна побледнела от страха за сына, но