Азазелл

несколько натянутых отношениях.
Кирчук: Псих он, этот ваш Поэт! Шизофреник!
Митюхин: Ну все-все! Хватит!
Лиримов: А в чем причина неприязни-то?
Кирчук: Да псих он! Во сне разговаривает, ночью по коридорам шастает, или вот, может, как сейчас, сидеть и пялиться в одну точку. Ей-богу — сумасшедший!
Поэт: Виктор Игнатьевич не может понять особенностей творческой души, хотя, судя по всему, считает себя именно ею.
Кирчук: Особенности... Да какое у тебя творчество! И стихов-то не писал никогда небось!
Поэт: Неужто не верите?
Кирчук: Да какое мне дело, в принципе... Мне все равно.
Поэт достает из под подушки блокнот со стихами и читает «Возглас»
Кирчук: Огрызаться вздумал?
Самсонов: А что, весьма и весьма красиво!
Лиримов: У вас есть будущее, друг мой!
Поэт: Польщен. но... Это не вам решать.
Митюхин: И чего ты добился?
Поэт: В смысле?
Митюхин: Стихом своим. Чего добился?
Поэт: Мысли высказал. А это немаловажно.
Кирчук: Ха! Мысли! Этим не заработаешь! Если бы мне за мои мысли деньги давали, я бы разбогател.
Поэт: Уверены?
Кирчук: Стихи — глупость! Вон, и Анатолий со мной согласен!
Митюхин: Пожалуй. Ничего не имею против вас лично, товарищ Поэт, но стихи — вещь абсолютно непрактичная. По определению.
Кирчук: Вот картины — другое дело.
Лиримов: Вот как. Обоснуй.
Кирчук: Смотри сам. Стихи сколь не пиши, покупать их никто не станет — бессмысленно. Да еще и самому платить нужно, чтобы книжки выпустить. А картина? Нарисовал ее, показал какому-нибудь богатею, тот глазки свои от радости загнул, а дальше просто. Ему — картинка, тебе — денежки в карман.
Самсонов: Так ведь, чтобы картину нарисовать, талант нужен!
Кирчук: Мелко мыслишь, таблеточник! Это раньше надо было всякую красоту рисовать. Всяких там медведей, крестьянок, и прочую так называемую эстетику. А сейчас все иначе. Теперь можно все что угодно рисовать. Нарисовал какие-нибудь линии, черточки, фигурки и прочую ересь, хоть человека со слоновьей головой или вовсе без головы, все, что в голову взбредет, назвал как-нибудь позаковырестей, а дальше отдал все тем же богачам и рад. А там уж они сами в твоих каракулях смысл найдут, да притом и не один. Выгодно!
Поэт: Так вы, значит, каракули рисуете?
Кирчук: Да мне-то, в принципе, вообще все равно. Главное, что берут. Так и деньги зарабатываю.
Поэт: Совсем вы не творческий. И даже не душа.
Кирчук: А это, выражаясь твоим же языком, не тебе решать. Гений выискался!
Поэт: На гения я не претендую. Но и смеяться над собой не позволю! Между прочим, стихи — нелегкое дело!
Кирчук: Ох, да ладно! Правда что ли? А я-то думал...
Поэт: Не смей...
Кирчук: А не то что? Что ты мне сделаешь?
Поэт: Не смей... Не смей трогать мои стихи...
Самсонов: Ребята, не нужно...
Лиримов: Перестаньте...
Митюхин: А ну прекратить!
Кирчук встает, выхватывает у Поэта блокнот и выкидывает его за сцену, затем отходит на шаг назад.
Кирчук: Ну! Давай! Псих!
Поэт (едва слышно): C[...]!
Немая сцена
Время останавливается
Поэт сидит на койке, обхватив голову руками. Он дрожит от злости. Кирчук горд, но в то же время напуган. Митюхин встает с койки. Самсонов рванулся из палаты, чтобы вернуть блокнот, замирает в дверях.  Лиримов испуганно смотрит на Поэта и Кирчука.
Поэт: Мразь!
Действие продолжается, резко, сразу после реплики Поэта.
Самсонов как бы выпрыгивает за сцену. Поэт кидается на Кирчука. Они падают. Начинают драться на полу. Митюхин и Лиримов подходят к ним, чтобы разнять, пытаются ухватив то одного, то второго. Поэт и Кирчук катаются по полу, обмениваясь ударами. Наконец, Митюхин оттаскивает Кирчука, а Лиримов — Поэта. Их растаскивают в разные стороны палаты.
Кирчук: Я тебя уничтожу!
Поэт: Какого черта вы мне угрожаете?! В чем я вам дорогу перешел?!
Кирчук: Выискался тут! Знаток! Типа все знает! Урод!
Митюхин: А ну прекратите! Оба!
Поэт вырывается из рук Лиримова, ложится на койку на живот.
Митюхин: Так. Все! Оба перестали!
Лиримов: Что же вы делаете-то? Какой прок от драки? К чему драться-то было? Терпимее надо быть! Да и вообще — каждый может думать так, как хочет. У Поэта — своя точка зрения, у Кирчука — своя. Вот и все. А драться — вздор.
Кирчук: Пусть перестанет на меня пялиться!
Лиримов: Что ж, думаю, об этом не сложно будет договориться, правда ведь?
Поэт: Да, конечно. Запросто.
Лиримов: Ну, вот и все. Вот и славно.
Вбегает Самсонов
Самсонов: Ух, вот! Нашел! (отдает блокнот Поэту)
Поэт берет блокнот и бережно прячет его под подушкой.
Поэт (Кирчуку): Не смей трогать, понял?!
Кирчук: Ух ты! Кое-кто вздумал мне угрожать!
Митюхин: А-ну, прекратить!
Кирчук: Все-все, старик, не кипишуй. Все будет хорошо. Просто оградите меня от этого психа, и все.
Лиримов: У нас тут психов нет. И оскорблять никого не нужно. Чтобы поскорее выписаться, мы должны пребывать в позитивном настроении. Доказано наукой — это ускоряет выздоровление.
Кирчук: Согласен. Только вот всякие...личности...мне это позитивное настроение портят. Впрочем, на кой черт мне это выздоровление. Я и не болен.
Лиримов: Вот как? Как же вы здесь оказались?
Кирчук: От вас, людей, сбежал. Надоели! Бегаете, носитесь, суетитесь, то здесь, то там, никакого покоя. И требуете чего-то постоянно! Чего вы от меня-то требуете? Сами справляться должны, а я — это мое личное дело. Так нет же — всем чего-то нужно, требуют, торопят, да еще и отчитывают, если что не так! А попробуй всем угоди! Везде бегают, мельтешат, аж до ряби в глазах! И кричат! Все всегда кричат! А чего кричать-то? Уши ж болят все это слушать. Куда так торопиться, зачем так кричать? Не понимаю... Знаете, как у Битлз - «Everybody seems to think I'm lazy. I don't mind – I think they're crazy».
Митюхин: Чего-чего?
Лиримов: «Всем кажется, что я ленив. Я не против — мне кажется, они сумасшедшие». Это английский.
Митюхин: Понятно. Так что же, ты от суеты сбежал?
Кирчук: Да, можно и так сказать. Прикинулся, что меня машиной сшибло. Прикинь, прокатило!
Лиримов: Как так «прикинулся»?
Кирчук: Очень просто. Выскочил на дорогу — и все готово. Водителей-то немало. А дальше как в театре — актер я неплохой.
Поэт: Подставил человека, в общем.
Кирчук: Ничего. Он и не заметил ничего. Подкинул меня до больницы — на том и разбежались. Ему все равно, что со мной произойдет впоследствии, мне все равно, что будет с ним. Я даже заявлять на него не буду — мне плевать.
Самсонов: И что же тут хорошего? Сидишь в палате весь день. Как домашний арест.
Кирчук: Вот именно! Тебя здесь кормят, ухаживают и ничего не требуют. Все, что ты должен делать — находится на территории больницы. Замечательно!
Поэт: Вот так. Человек готов запереть себя в четырехстенном гробу. Главное, чтобы были еда и постель. Вот так вот все просто.
Кирчук: Счастье вообще штука простая. Звезды с неба — для глупцов. Для нас, земных людей, все что нужно — кровать и кормежка.
Митюхин: Не согласен.
Лиримов: Человек трудиться должен. Без этого счастья не добиться.
Кирчук: Да ну вас! Сложные во все какие-то.
Кирчук отворачивается к стене.
















Явление четвертое
Те же, в той же обстановке
Митюхин: Ты, студентишка, все-таки парень толковый! Горжусь! Сколько тебе?
Лиримов: Двадцать. Недавно совсем исполнилось.
Митюхин: А моему — девятнадцать. Но он у меня молодец!
Лиримов: Расскажете?
Кирчук: Началось...Сто раз уже слушали!
Поэт: Пусть будет сто первый.
Самсонов: А мне нравится слушать. Люблю истории о хороших людях. Расскажите еще раз, товарищ Митюхин!
Митюхин: Да... Он у меня молодец! Технарь! Сильный! Настоящий мужик! Мать умерла — ни слезинки не пролил!
Поэт: Вот как... Гордитесь?
Митюхин: А то!
Поэт: Что, прямо ни слезинки?
Митюхин: Никаких соплей. Грустил, конечно, но в меру, в меру.
Кирчук: Вот. Так и нужно.
Митюхин: Я вообще нежностей не терплю. Мужик должен быть твердым, уверенным, а все эти нежности — бабская участь. Да и бабе тоже долго хныкать нельзя — она по дому должна работать. А все эти сопли...нет, нельзя. Люди, они такие — им только дай слезу пустить, они так всю жизнь свою проплачут. А на работу время когда? Сын, дом, дерево — над всем же трудиться надо.
Самсонов: Но ведь иногда и для слез есть повод.
Митюхин: Есть повод — нанимай плакальщиц! Им реветь можно — у них работа такая. Работа! Так что, пусть плачут. А ты — работать! Всю грусть в работу выложишь — и славно.
Поэт: Вы же жену потеряли. А сын ваш — мать. Вы вообще знаете об этом?
Митюхин: А что тут такого? У всех срок выходит. Вон, машины на заводах ведь тоже не навсегда. Любой механизм изнашивается со временем, и ничего. Не плачут же над сломанными станками? Просто берут, заменяют, и дело с концом. Тут также. Придет время — меня тоже заменят. И вас, Поэт. И Кирчука. Вообще всех. Никто не избежит.
Поэт (тихо): Гиблые, гиблые...
Митюхин: Вам, Поэт, не мешало бы твердости поучиться. У сына моего, например.
Лиримов: А он чем занимается?
Митюхин: Сейчас у него каникулы, так что он на даче сейчас. Баню строит.
Лиримов: Неужто один?
Кирчук: Представь себе.
Митюхин: Один! А что? Он у меня может! Молодец! Я ему предлагал помощь, людей каких для подмоги подогнать, так нет — отказался. Сам хочу, говорит. Чтобы ты, говорит, мной гордился. О как! Уважает меня, уважает. Никто больше так не может, а он — готов! И помощь ему никакая не нужна.
Поэт: А не надорвется? Молодой ведь.
Митюхин: Неужто не уважаешь? Сомневаешься? Ха! Да он любому нос утрет! Умница! Он вообще такой единственный.
Поэт (тихо): И его заменят...
Митюхин: Заменят. Всех заменят. Да вот только он, прежде чем износиться, столько всего сделает, что другим и не снилось!
Самсонов: Дай бог, дай бог...
Поэт: Что ж он вас не навещает. Увидеть бы такого.
Митюхин: Занят. Ей-богу, денно и нощно занят! Работает! Трудится! О какой — чудо, а не человек! Скала!
Поэт: То-то и оно, что скала. Камень...
Кирчук: А что, на тебя что ли равняться?
Поэт: Нет-нет! Нельзя. Совсем нельзя...
Кирчук: Ну вот и молчи тогда. Не возникай тут.
Молчание
Самсонов: Так... Может, расскажете, почему вы вдруг здесь оказались?
Митюхин: Подрался.
Лиримов: О как! Зачем же?
Митюхин: Работа такая. Охранник я. Ночной. В магазине. Повадились тут некоторые — ограбить нас задумали. И ведь молодежь все! Вот к чему приводит, если нет от человека толка! Работать надо больше. Тогда и дури никакой в башке не будет. Да и времени на глупости не будет. А эти... Толку от них — ноль с ниточкой! Окно разбили, придурки.  Внутрь пробрались, набили мешки всем, что только под руку попалось, тут-то я их и пощелкал. Правда с этим проблемы были. Их много было, да и все резкие такие, шустрые. Гады! В итоге вышло так, как вышло — я их повязал, но без травм не вышел. Поэтому и оказался тут.
Лиримов: А вас часто грабят?
Митюхин: Магазин-то? Бывает иногда. Находятся в нашем мире еще тунеядцы и лентяи, которые сами зарабатывать неспособны. Потому и грабят. Работать надо больше! А чтобы работать — учиться. Так что ты, студентишка, все правильно делаешь. Толковый!
Лиримов: Спасибо, стараюсь!
Поэт: Знаешь...
Кирчук: Интересная у меня тут компания собралась! Студент-обморочник, побитый охранник, аптекарь какой-то. Даже Поэт — тот еще кадр! Кстати, студент, ты ж не слышал его истории, да? Послушай, это забавно! Совсем мозгов нет у человека!
Самсонов: Не нужно так выражаться.
Кирчук: Ой, да брось! А ты, студент, ты его все-таки спроси, поинтересуйся!
Лиримов: Как-то я не хочу... Это, видимо, что-то личное...
Поэт: Было бы личное — личным бы и